Три цветка и две ели. Первый том

Рагнер пожал плечами.

– На Лешийке лет семь назад лешачиха объявилась. Может, это она.

– Семь? Лешачиха?! Ведьма?! И не сожгли? А как же весы в городе?

– Она не в городе живет, а на моих землях. И отец Виттанд – пусть идет к черту. Эта женщина никого не трогает. Просто лесная бродяжка.

– Ведьма?!

– Лесная бродяжка. Скотина не мрет, вода в колодцах не отравилась. Она просто живет в лесу: не попрошайничает, деревья не рубит и кабанов моих собаками не травит. Соолма тоже раз ее видела. Та убежала – и всё…

– А сейчас она не пряталась вовсе, – задумчиво произнесла Маргарита, еще раз оглядываясь, но Пустошь уже исчезла из вида. – Сначала юродивый, потом весы ведьмы, настоятель женщин мучает, сводник-наместник, а теперь ведьма-лешачиха! Что тут за место такое?

– Обычная глушь, – рассмеялся Рагнер.

Они вновь ехали посреди густых зеленых стен. Башня приближалась, но и лес не отступал. Когда Маргарита уж устала ждать, то деревья наконец стали редеть и вскоре показалась деревенька – самая обычная, небольшая деревенька из покосившихся изб, овощных огородов и истоптанной желтой дороги через нее. В деревне мычали коровы, кудахтали куры и покрикивали сильване, заметив своего герцога. Вскоре деревенские выбежали из домов, но они не шумели (не может быть!). Все они попадали на колени, образовав вдоль дороги заборчик. Рагнер ни к кому не обратился, никого не поднял, – низшее сословие презирали все аристократы, и герцог Раннор не являлся исключением: презирали за то, что землеробы были несвободными людьми и копались в земле – труд отвращающий знать намного больше, чем даже торговля.

Рагнер сказал Маргарите, что деревня существует для нужд замка и эти землеробы – самые счастливые люди на свете. Во-первых: рядом с деревней были поля, на каких герцог Раннор милостиво позволял сеять для него ячмень, лен и овес – и отдавал сильванам часть зерна, а лен, кроме семян, вовсе весь был их. Зимой женщины ткали для себя и для него – были при деле, а то заняться зимой здесь было нечем, и они бы все спились. Во-вторых: он трижды в год, на торжества, приглашал землеробов в свой замок, а в другие благодаренья «пригонял им святош», то есть они могли «идти по дороге к Богу» у себя в деревне, а не «тащится за этой самой дорогой в Ларгос». В-третьих: он в своем замке накрывал для сильван такой же стол, как для себя, но без скатертей, белых хлебов и сахарных статуй (это нельзя, а то зажрутся и работать не смогут), да в празднества землеробам даровалась ненужная одежда слуг. В-четвертых: в случае опасности землеробы могли спрятаться за стенами замка. В-пятых: он судил их по справедливости, а иногда даже по закону. В-шестых: женил их и «не волок на свое ложе» невесту. В-седьмых: всегда одаривал серебром, если требовался их труд, кузнецу же платил честную цену. Словом, всего не перечислишь, а сейчас землеробы просто очень рады его возвращению и надеются на очередную милость – дозволения коснуться поцелуем края герцогских одежд. И, несомненно, скоро, вообще, станут самыми счастливыми людьми во вселенной, ведь он, Рагнер-то, как «вышел в герцоги», в замке был дважды и ненадолго, зато ныне как заживет их господином! – Эх, держись! – Благодать!

Землеробы Маргарите не показались самыми счастливыми людьми на свете, скорее, самыми испуганными во вселенной, но она поверила своему возлюбленному, так как плохо разбиралась в землеробах. Она перестала обращать внимания на коленопреклоненных людей и посмотрела на Ларгосц, не понимая пока, нравиться ли он ей. На изящный замок герцога Лиисемского, на гроздь белокаменных кристаллов под голубыми крышами, эта угрюмая глыба никак не походила. Донжон Ларгосца производил гнетущее впечатление – великий прямоугольный столб с колышком смотровой башни, сизый, будто прямоугольная грозовая туча. Другие постройки возле донжона тоже были серо-сизыми, каменными. Маргарита не видела ни одной круглой башни! Лишь углы серых крепостных стен, углы черных крыш, углы квадратных мрачных башен. Вдруг Маргарита поняла, почему землеробы выглядели испуганными – замок давил на душу одним своим видом и будто угрожал суровой расправой.

– Красота, да? – кивая на «серо-сизое чудовище», спросил Рагнер.

– Сколько замку веков? – спросила Маргарита, не желая лгать.

– Дворцу не меньше века. Наверно, пара веков есть, но там часто достраивали чего-то, даже перестраивали… Ну так как?

– Не знаю… Рюдгксгафц меня тоже сначала испугал, а потом уезжать не хотелось. С вами, лодэтчанами, всё весьма странно выходит. Вроде сперва страх и ужас – а потом мне это нравится…

И Маргарита не ошиблась – когда они проехали деревню, орензчанка не сдержала возгласа восторга – Йёртра здесь струилась в каменистом русле, была удивительно чиста и прозрачна, по берегам зеленели лужки. Через реку к холму шел каменный мост с арочными пролетами, подъемный деревянный мосток соединял каменный подъезд с надвратной башней замка. Возле холма и за ним, за нагромождением двускатных черных крыш, разлилась широкая, живописная заводь с кувшинками – подлинное озеро, а на заднем фоне опять встал стеной тихий лес. Несколько высоких деревьев, посаженных на холме перед Ларгосцем, забирали излишек влаги из почвы, освежали благодатной зеленью сизость камня и веселили взор. Выше по течению, на крутом правом берегу, вращалось колесо каменной мельницы. Рядом с мельницей, за частоколом, желтели два солидных сруба – строения, ничуть не похожие на избы сильван.

– Это… – восхищенно прошептала Маргарита. – Это красота! И мельница есть! А что за дома рядом с ней, большие и длинные?

– Амбар и пивоварня. Да, как же я забыл… В-восьмых: мои землеробы за хороший труд отказа в кружке веселого хлеба не знают, а для живущих в замке пиво, вообще, каждый день. Пиво в этих местах – ценнее денег. Ну а мельницу Вьён смастерил для того, чтобы я смог сказать: в девятых…

– Рагнер, я поняла, – перебила его Маргарита, – и согласна. Мельница меня бы тоже осчастливила.

Рагнер почему-то обиделся.

– Вот делаешь тут всё для людей, а Вьён им – одну жалкую мельницу, и сильване ему в ноги кланяются, как мне!

– Нуу, любимый, ведь ты же, как герцогом стал, лишь дважды в Ларгосе был. А ныне как заживешь здесь да как наодаряешь их милостью ткать для тебя и сеять, так они и вовсе с колен не встанут! Так, наверно, и помрут…

Рагнер наградил ее укоряющим взглядом и сказал, что она ничего не понимает в землеробах, а Маргарита с ним опять согласилась.

Глава VIII

Чужая

Даже если аристократ покидал имение, увозя роскошные вещи из господских покоев, в замке оставались работники, следившие за чистотой и сухостью помещений. В первую очередь имению требовался толковый смотритель или управитель: и первый, и второй заведовал всем хозяйством, но управитель относился уже ко второму сословию, мог быть назначен на должность только воином первого ранга и исполнял обязанности наместника – судил и женил землеробов в отсутствие хозяина. Далее замку нужна была охрана, ей – кухари, им – охотники, тем – собаки; для снабжения замка требовались лошади, коням – конюхи, конюший, кузнец… Конечно, нуждались в работницах, которые бы шили, ткали и убирали залы. И без чернорабочих в хозяйстве никак не обойтись, а если имелся скотный двор, то число работников еще возрастало. Словом, даже скромный замок представлял собой закрытый мирок, в каком трудились поколениями одни и те же семьи.

Кроме денежного жалования существовали не менее ценные привилегии: форменные одеяния из дорогих тканей, почетное место за столом, качество и количество пищи, положенные тому или иному работнику в день. В Лодэнии все обедали за одним столом, и вечером сразу становилось понято, кто ты таков, поэтому одни важничали, прочие мечтали выслужиться и возвыситься.

В замке Ларгосц управителя не было с тех времен, как Рагнер Раннор стал герцогом, поскольку от безысходности он назначил прежнего управителя замка своим наместником – и тот переехал в город. Железная Олзе, которую Рагнер оставил за главную, хозяйством всегда занималась весьма поверхностно. Подъезжая к замку, он прекрасно понимал, что надо готовиться к плохому, если не к худшему: что землеробы обленились, что работники обнаглели, что он найдет бардак и что воспитать их всех вновь будет делом нелегким.

________________

По мосту через реку всадники приблизились к квадратной башне, и сверху, из-за зубцов стрельницы, высунулось с десяток мужских голов грубой наружности. Потом все головы невпопад, но оглушительно загудели в охотничьи рога (шумный, дико шумный народ эти лодэтчане!). Рагнер, что-то весело им сказав, пояснил Маргарите, что их вышли встречать охотники, жившие в замке, и тонко (тонко!) поприветствовали, не желая мешаться им внизу. Миновав врата (не прямой проезд, а плавный поворот влево – дополнительная защита ворот от стенобитных орудий), всадники оказались в переднем дворе, мощенном мелким булыжником; несмелая зеленая поросль оплела камень, как сетка. Из надвратной башни можно было направиться прямым путем, вдоль крепостных стен, к тамбуру – проезду под левой пристройкой донжона (именно донжон, мощный, каменный, высоченный прямоугольник в семь этажей, Рагнер величал дворцом). Маргарита видела толстенные дубовые створы в полукруглом проеме этого проезда, открытые настежь и закрепленные внутри тамбура цепями. Перед донжоном росли четыре невысоких клена – если стоять к ним лицом, то справа и позади спины, огибая прямоугольный передний двор, еще два одноэтажных строения, каменных и под черными крышами, подпирали крепостные стены. Озираясь, Маргарита дала такое определение всему, что видела: «Серое, но внушительное».

Проехав надвратную башню, охранители, не спешиваясь, устремились к проезду с дубовыми воротами и скрылись в тени тамбура – до переднего двора лишь доносился долгий цокот. А Рагнер слез с коня и передал поводья конюху.

– Здесь ничего интересного нет, – сказал он, помогая дамам спуститься с кобыл. – Позади – конюшня с моими лучшими лошадьми, справа – хранилище для телег да саней. Вторая конюшня есть в Охотничьем доме, где охотники и охранители в основном живут.

– А это что за миленькая башенка? – указала Маргарита на квадратную башню в углу, возвышавшуюся где-то на лишний этаж посреди двух названных строений.

– «Миленькой» ее еще никто не называл… Это уборная для работников, называется «Нужная башня». У нее есть еще несколько имен, какие я не могу произнести в обществе дам, – отстегивая от седла ларчик Маргариты, добавил Рагнер. – Под башней проходит сточный ров, туда же стекаются все прочие нечистоты из замка и конюшни.

Прежде чем войти в тамбур, Рагнер взял Маргариту за правую руку выше локтя, как свою супругу, – и повел довольную девушку во «дворец». Айада, конечно, следовала с хозяином, а Соолма шла позади этой троицы. Раоль Роннак, сгорбившись, тащил мешок, пытался идти рядом с Черной Царицей и улыбался ей. Будто увидав это спиной, у дубовых врат Рагнер обернулся, строго посмотрел на Раоля и указал рукой в проезд.

– Мешок для кухни. Минуешь вторые дубовые створы, увидишь справа дверь в кухню. Молча оставишь там мешок – и дальше идешь до конца тамбура, после идешь прямо – к проезду в стене, затем опять прямо – по дороге до большого дома у псарни. Сиди там и жди меня.

Итак, «дворец» встретил Маргариту длиннющим темным тамбуром – проездом, похожим на тоннель сквозь гору. Там слева имелись две полукруглые ниши и ворота с дверцей в них, запертые на увесистые висячие замки. Зато такие же ворота справа распахнули настежь. Рагнер сказал, что слева кладовая и амбар, а им направо, в караульную, – и после страшного тамбура они прошли в не менее страшную залу, пустую, огромную и душную, будто подвал, да с двенадцатью квадратными колоннами (нет, колоннищами!), что поддерживали сводчатые потолки.

За первым рядом колонн обнаружился незажженный камин (грубый, в золе и опять страшный), а возле него толпились крепкие мужчины (тоже очень и очень страшные в полутьме). Поговорив с дозорными, Рагнер повел свою гостью за второй ряд колонн – в левый дальний угол и к очередному арочному проему – за ним пряталась винтовая лестница, разумеется, темная и страшная (а я уже не удивляюсь!).

И вдруг Маргарита попала в светлую залу второго этажа, ничуть не страшную и весьма приятную. Это была обеденная, лучшая зала каждого лодэтского замка. В сравнении с обеденной Рюдгксгафца, ее хотелось назвать простоватой, хотя здесь имелся большущий камин, однако не украшенный порталом, громадный дубовый стол, но без балдахина над местом хозяина, и два симпатичных буфета, вставших по разные стороны от неизвестных дальних дверей. Полки буфетов прислуга не удосужилась заполнить даже оловянной посудой.

Потолок и здесь был сводчатым, зато высоким, а под потолком, по двум длинным сторонам залы, светилось по восемь полукруглых окон – небольших, снаружи закрытых решеткой, внутри – мутным и толстым стеклом. Великий стол протянулся практически от начала и до конца обеденной, царственно забрав себе середину залы. Вместе со столом пространство комнаты поделили крестом восемь круглых колонн: четыре колонны встали беседкой справа, близко к камину, еще четыре слева. В «левой беседке» ныне галдели женщины, носившие небогатые платья разных цветов и столь же разные чепчики; там же молчал светловолосый, пригожий юноша. Рагнер направился к прислуге; Соолма увела Айаду вверх по лестнице.

Далее для Маргариты произошло долгое знакомство с местными дамами. Все ей представлялись, но лодэтского она не понимала, а в именах запуталась. «Страшная женщина», Железная Олзе, оказалась милой светловолосой особой лет за тридцать, с хитроватыми голубыми глазами, красивым лицом и столь же богатой, как у Хельхи, фигурой: широкий низ, необъятная грудь и выраженная талия. Светловолосый юноша был ее сыном, Нёгеном; пухлая, тоже светловолосая и голубоглазая девушка – ее дочкой, Ледяной Люти. Рагнер предложил Маргарите обращаться к Люти, если требовалось принести что-то тяжелое, например, воду для омовений. Для поручений и несложных дел он выделил ей семилетнюю девчонку, Миллё, дочку поварихи Кётраны. Темноволосая, как и ее братья, низенькая, широкобедрая и розовощекая Кётрана выглядела довольной, а темноволосая, кроткая Миллё напуганной.

Наконец Рагнер взял у Олзе кольцо с ключами, и женщины стали расходиться – тогда Маргарита узрела за колоннами лестницу, из темного дерева да на резных столбах. По ней она вскоре поднялась на третий этаж, в свои покои, как сообщил ей Рагнер.

– Тихо и светло… – прошептала Маргарита, стоя спиной к лестнице и оглядывая совершенно пустую, обширную залу: ни мебели, ни вообще ничего в ней не было. Только дубовые двери (три створки справа и один внушительный створ слева), большие решетчатые окна над лестницей и еще одно маленькое окошко в сизо-каменной стене слева; пасть камина угрюмо темнела напротив этого загадочного окошка… – И я здесь буду жить? – удивленно спросила она Рагнера, разглядывая старую, желтоватую, поливную плитку на полу. – Хоть ложе мне дай. Ну хоть тюфяк… Пожааалуйста…

– Хотелось бы и дальше ужасать тебя красотами Ларгоса, но это всего лишь твоя светлица. В замке слишком давно не было хозяйки, поэтому она пустая. Барахла из Рюдгксгафца у тебя будет достаточно, чтобы обставить ее так, как хочешь.

– А что за окошко в стене?

– Оно в Млечный покой – чтоб следить, как следят за младенцами. Ты можешь завесить окно, чтобы неожиданно открывать его и пугать няньку, а она нет. Няньке завешивать окно нельзя.

– А почему после лестницы нет передней и дверей? Всё так… открыто.

– Чтоб тихо было в обеденной, не то спустится строгая хозяйка и всех разгонит из чудесного замка по их убогим деревням.

– Порядки у вас… Здесь хоть уборная есть? Или в башню надо бегать и там тоже прислугу собою стращать?

Улыбаясь, Рагнер указал на низкую дверцу в правом углу и почти что у выхода с лестницы. Маргарита заглянула туда и протяжно, не хуже своего возлюбленного, вздохнула – снова было темно и страшно. Там крошечное световое оконце едва рассеивало тьму, и в этой тьме баронесса Нолаонт не без труда нашла широкий стол с кувшином и тазом, а напротив него – занавес, вернее, пять завес. Раздвинув все шторки, Маргарита разглядела четыре стула для отправления нужды с вазонами под сиденьем. Сточное отверстие (зияющая страшная дырища в полу!) было обнаружено под крышкой дубового квадратного ларя, у стены, за третьей, центральной шторкой.