Три цветка и две ели. Первый том

– Да что с тобой такое? – понизил голос Рагнер. – Чем ты опять недовольна? И не говори мне свое «ничего». Что не так?

– Первая трапеза, а ты пить со мной не хочешь, – обозлено зашептала она, – есть не хочешь… Все же видят это!

– И что же они видят? – тоже зло зашептал он. – Как ты перебранку мне за столом учиняешь?

Обидевшись, Маргарита немного отвернулась, а Рагнер, сделав вид, что не замечает этого, заговорил с Ольвором на лодэтском языке.

Меж тем Олзе пришла с большой миской, от какой воняло тиной и тухлой рыбой, после чего на тарелке Рагнера оказалось что-то склизкое, мерзкое, зеленоватое…

– Что это? – с ужасом прошептала Маргарита.

Он молча дал ей ложку. Маргарита посмотрела на него с еще большим ужасом.

– Хотела есть из одной тарелки – давай!

– Сначала скажи, что это…

– Рыба и водоросли. Это блюдо готовят ровно триаду, и отведать я эту вкуснятину смогу вновь не раньше следующего благодарения. А я года два уж как не услаждал уста этой рыбкой…

– Я не буду эту гадость даже пробовать. Как бы меня сейчас, вообще, не вытошнило, – скривила Маргарита лицо, глядя на то, как Рагнер и Ольвор уплетают зеленоватую слизь. – Как сие хоть называется?

– Рыба в водоросли – так и называется, – облизнул ложку Рагнер.

После этого он сбросил Айаде второго цыпленка и некультурно чокнулся с Ольвором пивными кружками.

С Ольвором Рагнеру было весело и хорошо. И странным образом, чем довольней он выглядел, тем сильнее это бесило Маргариту. Злилась она на него и за чашу, и за тарелку, и за вонючую слизь, какая испортила ей охоту до цыплят (а я так хотела цыплят! – но всё провоняло зеленой тухлятиной!). И особенно сильно дулась она на возлюбленного за Нёгена, за обидные слова и за то, что Рагнер совсем не обращал на нее внимания, будто на самом деле любил Ольвора больше, чем ее. Тут, вдруг вспомнив о подзорной трубе и фонаре, Маргарита немедленно добавила их к списку злодейств Рагнера Раннора.

«Живи со своим Ольвором, – сердилась она. – Какая же жалость, что он уже женился! Вы созданы друг для друга! Из вас бы вышла ладная лодэтская семья! Пили бы свое пиво и лопали свою зеленую гадость!»

А после Рагнер взял да ушел! Вернувшись из уборной, он и Ольвор пересели к Эорику, в середину стола, не сказав Маргарите ни слова! И не возвратился Рагнер даже тогда, когда принесли яблочный пирог! Соолма же была неразговорчива и удалилась к себе еще до пирога. Так Маргарита осталась одна на месте хозяйки, у пустых сидений и среди незнакомцев, очень желая тоже уйти. Вместо этого она съела свой пирог, а затем, совершенно случайно да со скуки, поковыряла кусок яблочного пирога Рагнера.

– Прости, сама не знаю, как я так много от него откушала… – произнесла Маргарита, когда Рагнер вернулся: сел рядом и нашел на своей тарелке лишь треть пирога. – Да как же это так получается?! – тут же разозлилась она. – Это ты должен извиняться, а не я оправдываться!

– За что извиняться? За то, что пирог мой ты слопала? За это?

Маргарита промолчала, хмуро глядя вдаль залы: там, под задорное бренчание гуслей, Ольвор танцевал с Железной Олзе – да не просто плясал, а нескромно ее трогал, пытаясь обнять. И ведь всего восемь дней прошло с его венчания и клятвы супружеской верности у алтаря!

– Я не понимаю, что с тобой, – тем временем внимательно смотрел на Маргариту Рагнер. – Правда не понимаю. Объясни уж мне, дураку.

– Первое суждение самое важное, – обиженным голосом проговорила она. – А ты… Бросил меня одну. Что мне делать? Я никого здесь не знаю! А до этого: чаша, тарелка, Нёген… Неужели сложно было мне поведать устои этого дома? Всё тебе шуточки! Иди, веселись со своим Ольвором дальше!

– Ольвор меня бросил ради Железной Олзе, как видишь. К ней его намерения… хм, серьезны. А ко мне – так себе…

– Как?! Ведь он только женился? А ты что?

– А что я? – тоже начинал злиться Рагнер. – Я здесь и с тобой сейчас, а не лапаю повариху! И Ольвору я не нянька!

Он помолчал и добавил:

– И тебе быть нянькой не хочу.

Маргарита метнула в него молнию из своих зеленых глазищ, сцапала с его тарелки остаток яблочного пирога и пошла наверх, на третий этаж. Рагнер недоумевающим, тяжелым взглядом смотрел ей вслед – как она скрывается на лестнице. Остановить ее он не пытался.

________________

А разгневанную Маргариту встретила на третьем этаже темная светлица и черная, как ночь, уборная! Зажженной лампы у нее снова не было! Гордость же не позволяла ей сейчас спуститься вниз.

Стоя в светлице, Маргарита доела пирог, на ощупь сходила в уборную, ненавидя всех и вся. Должно быть, за это ей пришла кара: уже во мраке спальни, среди разбросанных платьев, она пыталась найти сорочку – и, когда, справившись с этой архисложнейшей задачей, оборотилась от сундука, то запуталась ногой в шлейфе платья. Послышался треск рвущейся ткани, она сама упала, больно ударив бедро о каменный пол и продолжая держать в руках свою сорочку. А потом заплакала, лежа на полу, на спине, прижимая сорочку к лицу и всхлипывая в нее.

Вдруг зашумело в углу и блеснул свет – Рагнер вваливался спиной вперед через потайную дверцу, ведь его руки были заняты фонарем и бокалом. Маргарита быстро вытерла слезы и стала подниматься на ноги.

– Я решил, что раз ты на щеколду не закрылась, то не всё так плохо… – приближаясь, сказал он. – Похоже, ошибся… И чего ты опять ревешь?

– Ничего…

Она села на ступень подиума и стала распускать жгуты, что закрутила ей Соолма – всё равно они уже растрепались. Рагнер сел рядом.

– Послушай… Ольвор скоро уйдет в море, и я его нескоро увижу. Может, никогда не увижу, ведь в море всякое может быть, да и Ольвор – всего лишь человек, хоть и Ольвор. А чаша, тарелка… это чепуха. Завтра поедим вместе – и всё: женюсь на тебе тарелочно-чашечным супружеством.

– Не шути хоть сейчас… – утирала она щеки.

Рагнер попытался ее обнять, но Маргарита оттолкнула его руки.

– Не пошел за мной, даже слова не сказал, чтобы остановить, а ныне я нужна?!

– Так я должен был побегать за тобой и поумолять?

– Не знаю, – закрыла она лицо руками. – Но так тоже очень обидно.

Рагнер вздохнул и провел по коротким волосам растопыренной рукой, по привычке убирая пальцами волосы ото лба.

– Прости меня, ладно? Я сейчас серьезен. Прости, что забываю, что ты еще девчонка, – снова попытался он ее обнять. – Прости, в третий раз, но взрослые так себя не ведут.

Она сперва вырывалась из его объятий, но всё слабее, а потом затихла.

– Довольно, – прошептал Рагнер, целуя ее в висок. – Ты права в том, что сегодня я должен был больше времени быть с тобой, но Ольвор с Улы, а не повздорить тидианцу и улайцу непросто. И мне ненужно, чтобы он подрался в городе или замке да перебил тут насмерть кучу народа. Так что его надо развлекать чем-то. Правда, кажется, мирное занятие он себе уже нашел. Пусть гребет рыжими веслами к Железной Олзе и пробует там причалить.

– А Хельха? – буркнула Маргарита, прижатая щекой к мужской груди. – Она ему вслед платочком махала. У мужчин нет сердца!

– Нуу, помахать платочком – это сила, – кто устоит?

Маргарита ударила его кулачком по плечу.

– Хельха знала, за кого выходила, – это раз. А два – ничего у Ольвора не выйдет. Я тысячу золотых готов на Олзе поставить. А знаешь почему? – прошептал он ей на ухо. – Олзе в меня влюблена. А ты думаешь, почему она меня в детстве била? Тогда еще, чертовка, втрескалась. Так что ты меня поменьше колоти, а то мне понравится – и тебя ради Олзе брошу. В кулачных боях ей равных нет, ни одна дама с ней не сравнится…

– Просто надо было мне сказать, – спокойнее заговорила Маргарита. – Про Ольвора и про ваши драки.

– Не всегда выходит, как надо, – вздохнул Рагнер, разжимая руки и выпуская ее из своих объятий. – Хочешь похлебки? С чесноком, как ты любишь.