Гевин оторвался от журнала. Его заплывшие жиром глазки злобно сощурились.
– Давно по зубам не получал?
Я уже приметил лежащую на диване трубку и даже успел её схватить, перед тем, как меня настиг удар его разжиревшей ноги. Я упал и Гевин наподдал мне ещё раз. Потом он неожиданно взревел, как раненый лось, и запрыгал по комнате. За его спиной я увидел Бекки. Она держала в руке мамин утюг и смеялась.
– Дети, что происходит? – мама зашла в комнату, собирая волосы в неизменный пучок.
– Гевин опять ударил Дэна, – отрапортовала Бекки. – А я его защитила.
– Не такими методами, – мама решительно отобрала у нее утюг.
– А какими? Мне надо было позвонить в социальную службу?
Бекки гордо вскинула голову. Вчерашнее шоу, посвящённое отобранным у родителей детям, значительно обогатило её знания об устройстве внешнего мира.
– Вместе с Гевином, могут забрать и вас, – предупредила мама.
– Не заберут. Потому что мы – нормальные. А он – недоразвитый идиот.
Мама оторвалась от Гевиновской спины и посмотрела на Бекки в упор. Её лицо похолодело и покрылось сердитой изморозью.
– Иди в свою комнату, – отчеканила она. – Когда созреешь для извинений, можешь спуститься вниз.
– Извиняться? – вскипела Бекки. – Перед ним?!
– Гевин – твой брат. Такой же, как Дэниел.
– Нет, не такой. Он – чужак.
– Твои доводы неубедительны, – отрезала мама. – Иди наверх.
В ответ, Бекки демонстративно сорвала заколки и отпустила на волю обрадованные кудряшки. Поднимаясь по лестнице, она громко завопила:
– Когда ты разведёшься, я с тобой не поеду. Останусь с папой, отращу длинные волосы и проколю уши! – добравшись до своей комнаты, Бекки дала финальный залп: Дэн останется со мной. Он – мой, а не твой, поняла?
– Вы разводитесь? – Гевин удивленно уставился на маму.
– Конечно, нет. Это выдумки глупой девчонки.
– Моя сестра – умная. И наказывать её не за что!
Восстановив справедливость, я решительно шагнул к лестнице. Мама проворно схватила меня за руку.
– Ты останешься здесь, Дэниел. Бекки надо побыть одной.
– Гевин ударил меня два раза.
– Он тоже будет наказан.
Входная дверь заскрипела, возвещая о прибытии Олли. По средам он заканчивал работу раньше обычного и, поужинав, отваливал в местный бар, где глушил пиво и играл с дружками в бильярд.
– Опять на вешалке нет места! – с порога заорал он. – И обувь везде разбросана!
Гевин втянул голову в плечи и, от испуга, оглушительно пукнул. Услышав стрельбу, отец отреагировал на неё с оперативностью полицейского.
– Ты снова нажрался чипсов? – проревел он, заходя в комнату.
– Нет, – пискнул Гевин.
– Добрый вечер, Олли, – поздоровалась с ним мама. – Сегодня на ужин ростбиф.
– Почему ты всё время говоришь о еде? Нам больше не о чем поговорить?
– Ты первый завёл разговор о чипсах, – мама насмешливо улыбнулась.
Ироничная улыбка и снисходительный взгляд были её любимым оружием. Она задействовала его каждый раз, когда Олли приходила охота с ней поболтать. Иногда я думал, что если бы она так противно на него не смотрела, жизнь в нашем доме была бы намного спокойней.
– Я завёл этот разговор, потому что не хочу тратить свои, трудно заработанные деньги, на лечение этого олуха, – сквозь зубы объяснил отец. – Ты сидишь дома и должна следить за тем, что он ест.
– Я не могу контролировать его двадцать четыре часа в сутки, – ответила мама из кухни. – Если мальчик съел немного чипсов, он от этого не умрёт.
Ноздри горбатого носа Олли затрепетали от злости. Его тяжёлый взгляд остановился на обвисших щеках Гевина.
– Я больше не буду, – пролепетал тот.
– Вон! – рявкнул отец.
Гевин исчез с удивительной для его габаритов скоростью. Орлиный профиль отца обратился ко мне.
– Где Бекки?
– Наверху.
– Почему она не спускается? Этот недоделанный её ударил?
– Он ударил меня, а она ошпарила его утюгом.
– Она обожглась?
– Нет.
Справиться о моём самочувствии отец посчитал излишним. Он хмуро прошёл мимо и скрылся в ванной. Олли был большим аккуратистом и, приходя с работы, спешил смыть с себя грязь и запах машинных внутренностей. Его мастерская по ремонту автомобилей пользовалась успехом. По части механики Олли был докой: бросив взгляд на машину и послушав её дыхание, он мог точно сказать, где и что у неё болит. Несмотря на очевидный талант, дело своё он ненавидел и регулярно ныл, что был способен на большее. Его тоскливые причитания вынудили меня задуматься о своём будущем. Я пока не решил, чем буду заниматься, но одно знал наверняка – в моей жизни не будет пива, провинциальной рыбалки, грязного комбинезона и приятелей-неудачников. Дэниел Блум будет вращаться в другом обществе. В том, где у всех ухоженные руки, дорогие костюмы и миллионы на банковских счетах. С этой мыслью я взял трубку, чтобы наконец позвонить Беверли.
– Пйивет, Дэн, – обрадовалась она.
Беверли была старше на полгода, училась в школьном нулевом классе, но так и не научилась выговаривать букву «р». Мама посчитала это ещё одним аргументом в пользу того, чтобы держать нас дома.
– Как дела? – спросил я.