Шкатулка королевы

– Эта линия показывает предполагаемый маршрут брандеров, – произнёс он после некоторого молчания, и от услышанного лицо его собеседника вытянулось в удивлении и страхе. Пожалуй, это был тот уникальный случай, когда у находчивого мушкетёра не оказалось ни одной шутливой реплики наготове.

– Да, вы правы в отношении того, что ни Вандермеер, ни лорд Эссекс не покидают окраины. Оба предпочитают отсиживаться в трактире, получившем от вас столь нелестные рекомендации. И всё же, тут дело обстоит совсем не так, как это кажется на первый взгляд, дорогой шевалье.

– Что вы этим хотите сказать? Они что же, сидя в замшелом кабачке, планируют напасть на англичан с тем, чтобы их корабли не смогли подойти к берегам Франции?

– Да, – коротко ответил де Руже и вернулся к столу, чтобы указать на ещё одно место на карте. – Вот здесь, в Малой гавани, стоят несколько голландских шлюпов, которые были задержаны офицерами таможни. Им не разрешено принимать на борт грузы, и закрыт вход в главную гавань. Однако они вольны уйти в море, так как им не запрещено покинуть Кале, если они того пожелают.

– И всё-таки они стоят там, – медленно проговорил д'Эльбёф, до которого начала доходить мысль генерала.

– Да. Причём от моих наблюдателей пришла весточка о том, что кое-какой груз они всё-таки приняли на борт. По десять бочек на каждый из шлюпов. Что это? Бочки с солониной? Провиант для выхода в море? Или что-либо похуже и разрушительнее?

– Мерзавцы, – прошептал д'Эльбёф, сжав кулаки. – Мы должны немедленно арестовать их!

– Так мы и поступим. Но нас должна беспокоить не столько чудовищность этого плана, сколько его правдоподобность, – проговорил Арман, потирая подбородок. – Как-то легко всё это открылось. Слишком просто для такого прожжённого и ловкого интригана, как Вандермеер. К тому же ему наверняка известно в точности то, какими силами располагают англичане. Лорд Суррей со всей предусмотрительностью, какая у него есть, не сумел бы скрыть масштабы приготовлений. И при всём моём уважении к королю Англии, он не только не стал скрывать планы выхода флота из Дувра, но наверняка проведёт там и прощальную церемонию с максимальной помпезностью. Понимаете, речь идёт о долгих и дорогостоящих приготовлениях, на которые только слепой и глухой не обратят внимания.

Чувствуя неодолимое желание крушить всё, что попадётся под руку, д’Эльбёф встал из-за стола и тоже зашагал по комнате:

– Значит, с одной стороны у нас английская флотилия, которая при полном параде и под фанфары выходит из Дувра, а с другой – голландцы, готовящие диверсию, но без особенных ухищрений, и, следовательно, не надеясь на конечный результат?

– Не совсем, – возразил де Руже, но в их разговор вступил лейтенант д’Артаньян, который до того момента хранил суровое молчание:

– Так и что же за всем этим стоит? Говорите, герцог! Уж вы-то наверняка узнали больше того, о чём рассказываете нам сейчас.

– И да, и нет, – ответил де Руже. – Я пока не располагаю достоверными сведениями, это всего лишь мои предположения, что всё это не более, чем дымовая завеса, предназначенная для того, чтобы отвлечь внимание от других планов Вандермеера. А может быть и кое-кого с более жестоким и изощрённым воображением по части диверсий. И в то же время они и в самом деле могут нанести удар по одному из кораблей англичан.

– Вот как? – д'Артаньян сдвинул густые брови к переносице и сурово посмотрел в лицо генерала.

– Да, – не теряя хладнокровия, ответил Арман, – пока мы будем заняты обезвреживанием брандеров и поиском заговорщиков здесь, в Кале, они успеют подготовить нечто более действенное в другом месте. Быть может в самом Париже. Или в королевской резиденции, где предполагается проведение свадебных торжеств. В Лувре об этом знают из моего доклада. Но насколько серьёзно мы сами оценили эту вероятность?

– Ну, о том, что эти мерзавцы не ограничатся только мелкими гадостями в Кале, мы предполагали ещё до отъезда посольской свиты в Лондон, – подтвердил лейтенант.

Он подошёл к столу и склонился над картой, некоторое время изучая очертания береговой линии и отмеченных генералом пунктиров. После этого он поднял взгляд на де Руже и спросил:

– Стало быть, они могут подбросить нам соломенное пугало? А основной удар придётся на… Хм… Так Париж или Фонтенбло?

– Всё зависит от их настоящей цели, – произнёс де Руже. – Пока они нацеливались на то, чтобы устроить максимальную шумиху с целью раздуть скандал и с его помощью сорвать переговоры о заключении брака. Позволят ли они себе перейти черту – без веских оснований я предполагать не стану. Но может статься, что их интересует нечто другое. Что-то, что необходимо уничтожить. Или выкрасть, скрыв следы похищения с помощью пожара после взрыва на корабле, – эти слова Арман прошептал настолько тихо, что его собеседникам показалось, будто им только послышалось это страшное предположение.

– Ясно, – вымолвил после продолжительного молчания лейтенант и выпрямился, расправляя на груди кожаные ремни и перевязь. – Итак! Каков наш план?

– Брандеры необходимо обезвредить прежде, чем они выйдут из Малой гавани. Но так, чтобы Вандермеер узнал об этом как можно позже. Пусть он думает, будто мы клюнули на приманку, и только лишь остаётся ждать того, как будут развиваться события здесь, в Кале.

– А может… – в чёрных глазах д'Артаньяна блеснули огоньки, напомнившие о дьявольской хитрости гасконца, – преподнесём сюрприз? Для всех! И для англичан, и для голландцев, а также и для жителей Кале. Пусть одни думают, что им оказан дружеский приём, а другие – будто бы их гнусные планы удались… Почти удались.

– Но, господин лейтенант, вы же не предлагаете позволить им взорвать те чёртовы брандеры в самой гавани? Так мы рискуем потерять все корабли, стоящие на рейде! – воскликнул д'Эльбёф, впервые в жизни позволив себе усомниться в целесообразности задумки своего командира.

– Зачем же! Они выйдут из Малой гавани, уверенные в том, что их трюмы набиты порохом, и попытаются взорвать их. Вот тогда-то станет ясно, как далеко готовы зайти эти негодяи. Но вместо пороха… – на смуглом лице гасконца заиграла улыбка и он весело подмигнул герцогу, – мы позволим им взорвать…

– Понимаю! – прервал его Арман и помахал рукой, предлагая не оглашать этот план загодя даже в их тесном кругу. – Не могу поручиться за то, что нас не подслушивают даже здесь, – пояснил он приглушённым голосом, – пусть ваши люди сегодня же ночью захватят причал в Малой гавани и задержат всех, кого обнаружат там. Всех до единого! Французов, англичан, испанцев, голландцев – всех под арест!

– Но это же много народу! – протянул д'Эльбёф. – А если они окажут сопротивление? Да мы получим настоящий бунт в канун прибытия кортежа принцессы!

– Нет! Бунта не будет, если ваши люди сумеют провести всё максимально быстро, а главное, вежливо, – возразил де Руже, – пусть поставят заграждения на всех улицах и дорогах, ведущих из Малой гавани. Это небольшой участок на самом деле. Нам не понадобится много людей для оцепления. Привлечём городскую стражу и роту пехотного полка маркиза де Полиньяка.

– Это сложно проделать незаметно. Заговорщики разгадают эти манёвры в три счёта! – упорствовал д’Эльбёф.

– Пустое! – де Руже свернул карту и сунул её в кожаную тубу. – Кто угодно скажет вам, что в канун прибытия такого количества важных особ, в городе необходимо усилить охрану порядка и установить комендантский час. Усиление охраны порта, пристани и улиц, ведущих к губернаторскому дворцу – вот как это должно выглядеть.

– Так-так, а под шумок они захватят те шлюпы с пороховым запасом, – потёр руки д'Артаньян. – Знаете, я даже сам возьмусь за это дело! Пора тряхнуть стариной! К тому же у меня свои счёты с бароном. Вандермеер наверняка вспоминает обо мне в ночных кошмарах. Ну да и я не забыл его прощальный подарок мне.

– Стало быть, мы берёмся за это дело? – подытожил д'Эльбёф. – Тогда я отправляюсь на наши квартиры, чтобы мушкетёры были готовы к вечеру.

– К ночи, дорогой граф, – поправил его де Руже. – Всё необходимо провести максимально быстро и тихо. А главное так, чтобы у заговорщиков не оставалось времени на то, чтобы изменить свои планы. Всех, кого ваши люди встретят там, на причале или в шлюпах, необходимо посадить под арест там же – в Малой гавани. Ни один из них не должен ускользнуть, чтобы предупредить Вандермеера.

– Там, кажется, есть склады, – д’Эльбёф посмотрел на карту. – Но барон… Он наверняка будет наблюдать за происходящим издали. Разве нет?

– Вероятно. Но что он поймёт издали? То же, что и все: оцепление солдатами порта Кале перед прибытием английской королевы и принцессы. Да, про аресты он узнает, но тогда уже будет поздно что-либо менять. Склады можно реквизировать именем короля. Я напишу приказ к губернатору Кале. Он должен отрядить людей из таможенной службы порта и моряков. Они займут шлюпы, чтобы вывести их из бухты. А по прибытии англичан, – тут генерал посмотрел на д'Артаньяна и впервые позволил себе улыбку, – вот тогда-то Франция даст салют в честь прибытия её высочества. И это салют запомнят все!

– Грандиозно, ваша светлость! Браво! Не будь всё настолько серьёзным и рискованным, то я бы заподозрил в вас настоящего романтика, – заметил ему лейтенант, закручивая кончики чёрных усов.

– Отнюдь! – ответ де Руже был слишком резок, а тон голоса чересчур суров, что не обмануло слух гасконца, но д'Артаньян предпочёл не высказывать вслух то, что он думал об истинных мотивах молодого генерала.

– Итак, план ясен! Время действовать! – объявил лейтенант и уже с порога, прежде чем закрыть дверь, протянул к де Руже руку для пожатия:

– Поступайте сообразно ситуации, мой дорогой. Кале – ваш. Мушкетёры сделают в Малой гавани всё, что необходимо.

Глава 5. Утро ясное

Март 1661г. Трактир «Под знаком солнца» в Кале

После качки на шхуне, которая ныряла в каждую встречную волну с риском уйти на дно, а затем после тряски в карете, колёса которой ежеминутно то утопали в рытвинах, то наскакивали на камни, у Леона не проходило ощущение, что земля уходила из-под ног. Несмотря на долгий и крепкий сон, в голове не затихал шум, похожий на удары волн о борт корабля и грохот колёс.

Ранним утром неизвестного ему дня нетвёрдой походкой Данжюс брёл вдоль тёмного узкого коридора. Для надёжности он опирался рукой о стены, и иногда вместо грубо отёсанных досок его пальцы нащупывали ржавые дверные ручки.

Склизкие от постоянной сырости и отдающие прохладцей, они напоминали о том, что, хотя и шла уже вторая неделя марта, весеннее солнышко не успело прогреть захваченные плесенью стены старого трактира с претенциозным названием «Под знаком солнца». Выцветшая от старости вывеска, которая с громким скрипом раскачивалась при малейшем дуновении ветра, радушно приглашала путников к солнечному теплу и свету. Однако на всех трёх этажах ветхого строения царили холод и сквозняки, которые задували сквозь щели в стенах, не знавших штукатурки добрую сотню лет, а во всех углах привольно разрасталась плесень.

Прислушиваясь к звукам, которые доносились из-за наглухо запертых дверей, Леон тщетно пытался определить ту комнату, в которой поселились де Руже и Лауделл. Герцог занял для себя и виконта воистину королевские хоромы в сравнении с остальными комнатами в трактире. Кроме двух настоящих кроватей, там был широкий стол и даже пара крепких на вид стульев и несколько табуретов. Данжюсу и д’Эстену досталась скромная комнатка с одной кроватью и высоким сундуком, который служил ящиком для багажа и постелью. Вся роскошь обстановки заключалась в просторном угловом окне, из которого открывался прекрасный вид на площадь перед собором и одну из главных улиц Кале, ведущую в порт. Д'Эстен выбрал эту комнату специально ради того, чтобы следить за улицей, по которой должен был проехать почётный кортеж принцессы Генриетты, о чём Леон догадался с его же слов, когда виконт отдавал распоряжения явившемуся на рассвете первого дня человеку из охраны порта. Полагая, что Данжюс крепко спал, д’Эстен и не подумал о том, чтобы говорить потише. Впрочем, лишние знания не слишком-то обременяли его беспечного приятеля, и к тому же после двухдневного сна Леона больше интересовал завтрак и возможность выйти в город.

Наскоро умывшись и надев единственную свежую перемену белья из того, что нашлось в саквояже, наспех собранном перед отъездом из Лондона, он облачился в изрядно запылённый и потёртый дорожный костюм. Отправившись на поиски герцога де Руже, Леон хотел предложить немедленно заняться совместным поиском решения проблемы голода. А после того можно было бы подумать и о других насущных вопросах: обновлении гардероба, коль скоро им придётся провести в Кале целых две недели, и об отправке поручительного письма в Парижскую контору мэтра Дангре – адвоката, который вёл все финансовые дела семьи Данжюса и его дядюшки, маркиза де Сент-Амана. Пополнение кошелька, изрядно похудевшего за время путешествия в Лондон, было особенно важным делом в свете скорого прибытия в Кале придворной молодёжи. Это были настоящие повесы и модники, среди которых спартанский образ жизни, который вёл генерал де Руже, не был в почёте. А для того, чтобы убедительно играть порученную ему роль бездельника и бонвивана даже в провинциальном Кале, была необходима звонкая монета. Кроме того, Леону требовалось подыскать для себя и герцога толковых слуг до той поры, пока из Англии не вернутся их камердинеры, оставленные там вместе со всем багажом на попечении управляющего герцога де Креки. Одним словом, Леона ждали важные дела и ещё раз дела!

– Эй, смотри, куда прёшь!

Грубый оклик и тычок в плечо хотя нисколько и не оскорбил его, но и не обрадовал. Это убедило Данжюса в том, что небрежно наброшенный на плечи дорожный камзол выглядел настолько поношенным, что со спины никто и не признал бы в нём дворянина, который не обязан уступать дорогу никому, кроме короля и принцев крови.

Обернувшись, Данжюс без всякой злобы посмотрел в лицо невежды, который стоял, прислонившись к дверному косяку, и взирал на мир вокруг из-под сонно полуприкрытых век. Видимо, он успел задремать в ожидании, когда случайно оказавшийся у него на пути человек пропустит его. Судя по тому, как он тяжело дышал, обойти Данжюса и разойтись с ним в узком коридоре он был не в состоянии. Да и вообще-то он едва стоял на ногах и попросту был мертвецки пьян!

– Сударь? – Леон благоразумно отступил в сторону, чтобы уступить дорогу, не желая начинать утро со ссоры с незнакомцем, но и тот не спешил продолжить свой путь.

– Провалиться мне на месте! – воскликнул незнакомец, выдохнув Леону в лицо облачком крепкого амбре.