Если женщина…

– Завтра… Завтра позвонишь!

На улице шел мелкий дождик, дул ветер. Гриша брел к автобусной остановке, стараясь наступать на редкие приклеившиеся к асфальту желтые листья и думал: «Еще один позвонил… Дурак какой-то? Что-то много у нее этих дураков…» Дома заниматься чем-нибудь полезным Гриша не смог. Он переоделся в домашнее, взял из холодильника котлету, лег на диван и погрузился в мысли. Думалось, конечно же, о Марине. Представилось, как она в купальнике ходит по пляжу одна целых четырнадцать дней, а вокруг столько красивых и богатых мужчин! И море шумит, и солнце греет, и шашлыками торгуют… И все зовет… Эх! Бог знает к чему зовет! «На юге красивой девушке есть из чего выбирать… Если поженимся, на юг ездить не будем!»

А еще подумалось о том, как хорошо быть женщиной. Даже если она пешка, у нее всегда есть шанс стать королевой, а если мужчина – пешка? Нет, мужчина должен родиться королем…

Гришу вдруг осенило: «Я же могу выйти в финал первенства города! В финале проявить себя… Пошлют в Берлин! Куплю там Марине сиреневую шубу. Пограничник на обратном пути спросит по-немецки:

– Как так? Что за шуба?

А я ему отвечу:

– Моей жене!

Пограничник удивится, честь отдаст и пропустит с уважением».

Вдруг Гришу кольнуло: «Я ж языка не знаю! Выучить язык!» Он вскочил с дивана и стал искать немецко-русский словарь. Где-то словарь был точно. Гриша помнил, как с его помощью мучил в институте газетные тыщи.

Словарь он не нашел, вытащил из книжного ряда в шкафу библию. Сел на пол и стал читать книгу песни песней Соломона, однако дойдя до слов «…волоса твои, как стадо коз, сходящих с горы Галаадской», запнулся, никак не мог совместить стадо коз, сходящих с горы, и волосы Марины. Гриша закрыл библию, погладил и сказал:

– Мудрая книга. Не всем дано сразу понять.

Библию принес в дом отец. Купил у дома с рук. Принес и сказал:

– В хозяйстве пригодится.

Отец любил покупать книги. Принесет, поставит на полку и ласково проговорит:

– Еще одна…

Читал он редко. К книгам у отца была платоническая любовь. В свободную минуту встанет он перед полками, пыль вытрет рукой, полюбуется собранием сочинений и пойдет что-нибудь по дому делать или телевизор смотреть.

Бабулю книжки не радовали. Обычно она ворчала:

– Лучше б что дельное принес.

Ворчала зря, потому что и дельного отец приносил в дом немало. На маленьком заводе, где отец работал, много было дельного.

А еще отец постоянно что-нибудь мастерил в доме. Придет с работы, отдаст матери очередной сверток, поцелует Гришу, поест щей и – за работу. «Квартира у вас, Петр Георгиевич, как игрушка», – говорили гости. Отец улыбался и сам становился похожим на игрушку.

Гриша же по дому так ничего и не научился делать. Что ж говорить о таких сложных вещах, как починка унитаза или побелка потолков! Гриша теперь даже полы мыть нанимал по рекомендации Сазонтьева тихую женщину из соседнего дома. Женщина приходила раз в три месяца. На ней всегда было одно и тоже черное платье из грубой материи и черные спортивные штаны под ним. Женщина тихо здоровалась, мыла полы, забирала деньги на тумбочке и уходила… Сазонтьев утверждал, что лет пятнадцать тому назад у него с ней был отчаянный роман.

До завтра было еще далеко. Гриша посмотрел программку, решил, что ничего интересного сегодня по телевизору не будет, и включил телевизор. Встал у окна. В дождливых сумерках по улице ползли машины. Машин было много, почему-то все серые да черные. «Чтобы часто не мыть», – догадался Гриша. Зазвонил телефон. Гриша бросился в коридор, больно ударился о спинку дивана.

– Не узнаешь? – спросил женский голос.

– Нет…

– Ну и опять дурак!

– Почему? – спросил Гриша.

– Потому, что это Коновалова!

Гриша напрягся. Какая Коновалова? Неудобно не узнать!

– А-а! Да, да… – пробормотал он.

– Ну слава богу! Дотумкал! Электричку-то хоть помнишь? А тамбур?

Тамбур в электричке Гриша, конечно, помнил, то есть не какой-то конкретный, а вообще…

– Тамбур-то? Помню…

– Ну вот! А то в прошлый раз разозлил меня. Ладно, короче… Когда приедешь?

– Скоро, – осторожно пообещал Гриша.

– Не скоро, а сейчас. Да вина не забудь! Если в магазине нет, зайди в «Кристалл», там Ирина Тимофеевна, скажешь, от Коноваловой…

– Но я…

– Никаких я! Чтоб через час у меня! Все! Целую нежно!

Коновалова бросила трубку, Гриша свою – осторожно положил. Какая Коновалова?

Гриша достал записную книжку, посмотрел страничку на нужную букву. Там был записан лишь одноклассник Козлов, которому он звонил последний раз прошлым летом.

– Какая-то Коновалова… – прошептал Гриша, и ему представилась красивая женщина в ажурных чулках.

Гриша глубоко подышал и решил, что есть повод позвонить Марине уже сегодня, осторожно спросить про неведомую Коновалову. Вдруг подруги? А потом вместе посмеяться.

Он включил свет, набрал номер. Никто к телефону не подошел. Гриша вернулся в комнату, снова вздохнул и глядя в телевизор пробормотал:

– Нет… Надо жениться…

От нечего делать он пошел в маленькую комнату поискать марки. Вдруг Марина захочет завтра их посмотреть? Гриша долго рылся в письменном столе, в книжном шкафу… Нашел старую желтую тетрадь. Нежно открыл ее. К маркам тетрадь никакого отношения не имела. На первой странице было написано: «Мысли о любви и женщинах». А ниже стояло: «собраны учеником 9-б класса Григорием Дмитриевым».

Первые мысли были вписаны аккуратно, с любовью, цветными карандашами. Гриша с волнением прочитал самую первую: «Если женщина умна и красива – она изначально порочна. (О. Бальзак)». «Изначально» было подчеркнуто тремя ровными разноцветными линиями.

«Мудрый Бальзак!» – вздохнув, подумал Гриша.

Он перевернул несколько страниц. Дальше шли уже менее аккуратные записи. Случались помарки. Гриша наткнулся на знакомое: «Если женщина…»

– Если женщина глупа и красива, – прочитал он вслух, – она порочна в силу этого… Гонкуры…

«Этого» было выделено прописными буквами…

К середине тоненькой тетради записи стали совсем кривыми и малоразборчивыми… Все же удалось прочитать одну со знакомым началом: «Если женщина умна и некрасива – она порочна вдвойне». Вместо фамилии автора стояла большая клякса…