Если женщина…

– Как же я мог вам присниться, когда вы меня не знаете? – спросил Сомов.

– Витенька! Кто в нашем доме культуры друг про друга чего-то не знает!

– Я не хотел, – пробубнил Сомов.

– Ой! Девочки! Очаровательно! У нас очаровательный инструктор!

Анна Дмитриевна, отложив на счетах одной ей ведомую сумму, вздохнула:

– Почему мне ничего такого не снится?

– Это потому, что вы не впечатлительная, – объяснила Коровина, – Вот Эмма Петровна у нас впечатлительная… Ей и снятся всякие сны.

«Всякие» Коровина произнесла с иронией.

– Я? – удивилась Эмма. – Нисколько! По мне хоть самый раскрасивый мужчина подойди – нисколько не впечатлюсь! Даже вот ни на копейку!

Коровина иронически улыбнулась, а Сомов подумал, что пора уходить.

– Витенька! Куда же ты! Я ж не про тебя!

Сомов сел в коридоре на диван под доской почета и отдышался. Ему тяжело далось общение с бухгалтерией. Захотелось вернуться к себе за стол, в кресло, поклеить конверты, но деловые люди так не поступают, и Сомов спустился вниз в библиотеку. «Там интересные книжки дают», – думал он.

Библиотека пахла лежалой бумагой, было тихо. В полумраке Сомов разглядел за маленьким столом девушку. Девушка, кажется, дремала.

– Добрый день, – тихо, чтобы не разбудить, сказал Сомов.

Девушка вздрогнула, вскочила.

– Ой! Здрасте!

Была она маленького роста, в длинном платье, почти к поясу спускалась коса.

– Сумрачно у вас тут, – сказал Сомов.

Девушка поспешно включила свет.

– Извините, – сказала она, – но когда посетителей нет, Альфред Лукич требует экономить свет… А как экономить, когда темно?

– Трудно…

Девушка вдруг зажглась:

– Засунули библиотеку почти в подвал! Как работу с читателем вести? Я заведующей жаловалась и директору говорила, а они ничего не делают!

Сомов посмотрел в огорченное личико девушки и решил, что ей не больше восемнадцати.

– А я у вас теперь работаю, – сказал он. – Инструктором в массовом отделе.

Сомов назвал себя.

– Ой! – воскликнула девушка, словно мышь увидела. – Альфред Лукич у нас давно работает. Опытный директор, и заведующая тоже…

Девушка потупилась, скривила ротик, словно двоечница, которую спрашивают, как она думает жить дальше, и добавила строго:

– Записываться хотите?

Она поспешно вытащила пустой формуляр.

– Я – осмотреться пока…

Девушка пожала плечами.

– У нас ничего необычного нет.

– А обычного?

– Стендаль, Бальзак, Моруа на руках… Для своих мы, правда, держим Кортасара, По, Сю, Кобо Абэ… – голос девушки окреп, – Маркеса! Фриша!

Она перевела дух, улыбнулась и с иронией, словно что-то неприличное, произнесла:

– Ну там классика… Гоголь… «Вечера на хуторе близ Диканьки»… Что еще?

– Как вас зовут?

– Нина.

– А по батюшке?

– Васильевна…

– А я – Павлович. Секретарша меня за сына царя приняла, Павла Первого.

– Кровавого?

Сомов пожал плечами.

– Нет, вроде… Павел каким-то другим был, но не кровавым – это точно.

– Неограниченная монархия, – вздохнула Нина.

Сомов оглядел полки с книгами и, увидев Достоевского, спросил:

– А Федор Михалыч у вас на руки выдается?

– Выдается. Только мало берут. Пишет сложно, наверно.

Сомов подошел к стеллажам, прикоснулся пальцами к десятому тому сочинений классика и, глянув на ладную фигурку библиотекарши, сказал: