Пиво для Мертвых

Внутри здания велся скоротечный бой, кровь лилась рекой, и адепты ордена Черной Луны падали один за другим, сраженные меткими выстрелами снайперов Свободных Мусорщиков. Мы продвигались вверх по лестнице, частично разрушенной взрывами гранат, когда на ее верхней площадке появился Самаель.

– А, все в сборе, полная колода вальтов во главе со Смотрящими! Зачем пожаловал в мою обитель, Гавриил? – крикнул Самаель.

Негромкий щелчок снайперской винтовки не принес успеха и стрелявший исчез в облаке пара по мановению руки Самаеля.

– Ах, оставьте эти глупости! – сказал он. – Давайте лучше поговорим, мы все же почти что родственники!

– Не о чем нам с тобой говорить, гастарбайтер и к тому же перерожденец! – ответил ему Гавриил. – Выметайтесь из здания, оставьте все мне и не будете вы убиты!

Самаель поднял руки над головой и резко выбросил их вперед и в стороны. Огромный огненно-красный шар сорвался с его ладоней и полетел в нашу сторону.

Шар стремительно увеличивался в размерах, сжигая все на своем пути. Гавриил и подошедший к нам Серафим выступили вперед с обнаженными плазменными мечами и стали в клочья рубить огонь, надвинувшийся на нас. Ошметки разрубленного пламени медленно падали на лестницу, затухая и на лету превращаясь в пепел. Много раз метал в нас огненные шары Самаель, пока появившийся откуда-то сбоку Уриил не рубанул своим мечом по лестничной клетке. Самаель упал в пролет, и не успев до конца развернуть огромные черные крылья, выросшие за его спиной, тяжело приземлился на пол.

– Уриил, разберись с недоумком! – приказал Гавриил и обернувшись назад сказал Рафаилу: – Бери Отморозков и в лабораторию живо, всех убить и ничего не трогать, пока сам не приду! Смотри, криво не насади, лично вздерну за яйца!

В то время как Уриил теснил в атаке Самаеля, который путался в крыльях, пытаясь втянуть их обратно в спину, из подвала здания вырвался огромный блестящий дракон, изрыгающий клубы вонючего сернистого дыма.

Дракон, оказавшись в опасной близости от меня, открыл зубастую пасть.

– Берегись, Атрахаис, это Левиафан! – закричал Серафим.

Я, упав на пол, откатился в сторону и нанес дракону пару ударов ногой из положения лежа в область паха, чем очень его разозлил, потому что он, извернувшись, щелкнул забами в воздухе в сантиметре от моей головы. Серафим и Гавриил, одновременно взмахнув мечами, подсекли Левиафану передние ноги, и он, перевернувшись, пополз к Самаелю, тоже раненому, с трудом отражающему атаки Уриила.

– Портал, окрывай портал! – закричал Левиафан, и Самаель произнес сложную фразу на Языке Богов, смысл которой ускользнул от меня, но не от Гавриила со товарищи, так как все трое резко разбежались в разные стороны, причем Серафим потащил меня за собой, крепко держа за ногу. Здание задрожало, и за спиной Самаеля вспух синеватый пузырь, моментально лопнул, ударив взрывной волной по барабанным перепонкам. – Пока братаны, еще свидимся! – крикнул на прощание Самаель и провалился в угольно-черную дыру на месте пузыря, таща за хвост обездвиженного Левиафана.

Дыра в пространстве затянулась, пахнув могильным холодом, который превратил в глыбы льда двух пробегающих мимо Мусорщиков.

– Пронесло! – сказал Серафим – Могло быть и хуже!

– Pereat mondus et fiat justitia[41 - Pereat mondus et fiat justitia – Правосудие должно свершиться, хотя бы и мир погиб (лат.).]! – провозгласил Гавриил, поднимаясь по лестнице, утирая льющийся по лицу пот.

– Что это было? – спросил я, хромая на обе ноги.

– Ушли через портал Черной Луны, вот клоуны! Второй раз за последнии пять тысячь лет ловят нас на этот прикол, – ответил Гавриил. – В этот раз хоть все здание не разнесли. Кстати, почему?

– Я так думаю, мы скоро поймем почему! – сказал Серафим. – Лично мне все ясно.

– Ты думаешь, они оставили?.. Не надо, не говори ему, пусть сам увидит! – заговорили разом Уриил с Гавриилом.

Из разговоров я понял, что не говорить следует мне, но не стал ничего спрашивать, находясь в горячке боя, к тому же обуреваемый нехорошими предчувствиями.

Догнавший нас один из Отморозков Рафаила доложил Гавриилу, что лаборатория захвачена без разрушений, но Инструкция по производству «Пива для Мертвых» не найдена, а без нее все оборудование лаборатории – просто груда металлолома.

– Я так и знал! Вот же трижды проклятая Богом тварь! – с чувством сказал Гавриил, пинком ноги открывая дверь в кабинет Самаеля.

Войдя следом за всеми в кабинет, я внезапно увидел ее, Лилит, живую и здоровую, опустошающую сейф.

– Как же так, Серафим, ведь я сам убил ее? Чьи же останки мы видели в морге! Не понимаю я ничего! – ошеломленный увиденным, спросил я и присел на пол.

Тишина упала на меня мягким пушистым одеялом. Поскольку я уже встал, то подумал, а не выйти ли прогуляться. Одевшись и выйдя из подъезда, я пошел в направлении леса, находящегося прямо за домом. Продравшись через кустарник, и пройдя небольшую березовую рощу, я вышел на большую поляну с остатками костра посредине и, остановившись, огляделся вокруг. Расплываясь по земле жидкими желтыми лужами, вставало солнце. Наступило утро того дня, которого я ждал так долго, что забыл зачем. В солнечных лужах купались воробьи и, отряхивая капли огня с крыльев, взлетали в небо, весело напевая.

Не знаю, что я искал на этой поляне, но определенно нашел, потому что вдруг забыл о визите участкового Серафима и, весело насвистывая, пошел по дороге прямо в небо. Оно настолько приблизилось, что можно было даже прилечь на облако. Но цель моего путешествия находилась намного дальше; так далеко, что я знал, идти туда придется весь остаток моей жизни.

Давным-давно, когда трава была зеленой, а вода прозрачной, я шел по небу по такой же дороге, ведущей в никуда, просто так, без цели и надежды. Это было так давно, что сейчас представляется чем-то незначительным. А когда-то я жил только этим и не мыслил другой судьбы, пока она не захлестнула мне петлю на шее и повела меня дальше на поводке, как собаку из питомника.

До неба было теперь так далеко, как до звезд, исчезли солнечные лужи, и звуки взорвали тишину фейерверком ослепительных красок. Жизнь кипела вокруг, обтекая меня как островок, затопляя все пути к бегству. Я вдруг так отчетливо, до боли, до последнего взгляда вспомнил все, что было, есть и будет.

Оглушенный переменой, я в мгновения ока превратился в остров, поросший травой, с одиноким деревом посредине, с сидящими на нем воробьями, увлеченными беседой обо мне. Шевельнув ветвями, я сразу же очнулся, отряхивая листья и разгоняя галдящих воробьев, в который раз возвратившись в свою жизнь.

– А нельзя было обойтись без мелодрам, Гавриил? Зачем ты привел этого святошу? Ты ведь не собираешься позволить меня опять убить? Вспомни, как нам было хорошо вместе! – сказала Лилит, прекрасная, как всегда, излучая мощную сексуальную волну ферамонов, поразившую, как я убедился, каждого.

– Нет, не позволю, и сам не сделаю этого, если ты отдашь мне Инструкцию!

– Ты клянешься перед лицом своих братьев, что дашь мне уйти?!

– Клянусь! Dixi et animam levavi, in saecula satculorum[42 - Dixi et animam levavi, in saecula satculorum. – Я сказал и облегчил тем душу, во веки веков (лат.).]! – ответил Гавриил и протянул руку.

Лилит вложила в руку Гавриила небольшую папку, просмотрев которую он удовлетворенно кивнул.

– Теперь я могу уйти? – спросила Лилит

– Иди и не попадайся мне больше на глаза! – ответил Гавриил.

Лилит мгновенно исчезла в копоти и дыме, как будто ее не было никогда, оставив меня полумертвым на полу, с кучей вопросов к Гавриилу.

– Зачем нам эта Инструкция, Гавриил, и что ты собираешься с ней делать? – спросил Серафим.

– Наши нейролингвисты изменят код, и, принимая наркотик, люди будут веселы, счастливы и довольны! Мы перепрограмируем всех дилеров Ордена и, используя его развевленную сеть, будем продавать обновленное «Пиво для Мертвых», приносящее людям радость и веру в будущее, а нам средства на развитие Великой Ложи Свободных Мусорщиков, для борьбы со Вселенским Злом, захлестнувшим Землю! – торжественно заявил Гавриил.

– Не договаривались мы так, Гавриил, и не согласен я с тобой! Чем мы тогда лучше тех, кого изгнали, Представителей Господина Другой Стороны? Ты говоришь, что хочешь бороться со Злом, используя Зло, но думаю я, замыслил ты котролировать людей, подчинив их себе и лишив свободы воли, прикрываясь Тем, чье Имя не произнести, и думаешь, что оставил Он людей своей милостью, забыв о Своем Творении, отдав их на забаву тебе! – возразил Серафим. – Не пойду я с тобой, но оставлю тебя творить то, что ты задумал, без меня, “ибо всякое дело Бог призовет к суду над всем сокрытым в тайне – худым и хорошим”.[43 - Ветхий Завет. Екклезиаст, Глава 12. Стих 14.]

– Оставь свою демагогию для сынов человеческих, Серафим! Уходи, если хочешь, но помни, что не будет тебе пути назад. Feci qoud potui, fasiant meliora potentes[44 - Feci qoud potui, fasiant meliora potentes – Я сделал, что мог, кто может, пусть сделает лучше! (лат.)]! – ответил Гавриил, и, отвернувшись, стал разбирать бумаги на столе Самаеля.

– Умираю я, брат Серафим, – прошептал я. – Окажи мне последнию услугу, отвези меня в морг, где видели мы с тобой Лилит, разрубленную мной на двенадцать частей, потому что не верю я увиденному сегодня. Кажется мне, что не промысел это Божий, но происки дьявола, вновь искушающего меня!

Поддерживаемый Серафимом спустился я на улицу. Мы сели в машину, и перед зданием, принадлежавшим до сегодняшнего дня ордену Черной Луны, увидел я толпы Свободных Мусорщиков с метлами и лопатами в руках, совершающих обряд очищения, приводя все в порядок.

Все мы от рождения Авраама и до самой смерти знаем прошлое, настоящее и будущее. Однако описанное причудливой смесью цифр и букв древнего языка, как ?, ?, ? , ?, ? и ?[45 - ?, ?, ? , ?, ? и ? – буквы и цифры на Иврите.] будущее аморфно. Но для того, чтобы изменить его, надо стать Богом. На самом деле, мы все часть Его, весь вопрос в том, хочешь ли ты изменить будущее, став Богом, или же хочешь остаться частью Его.

Подойдя к окну, я увидел Город как на ладони. И пришли ко мне люди, живущие в нем, и сказали: «мы делали только добро тебе, верни нам часть его, чтобы жили мы в счастье и благоденствии», и еще сказали они, что если сделаешь ты это, то навсегда изменишь свое будущее, и жизнь твоя будет другой.

И ответил я: «Нет не хочу я другой жизни, и не дам я вам в ответ добра, а дождусь захода Черной Луны, и посею зло и смерть, потому что не могу и не хочу стать я Богом».

«Господи, прости меня за гордыню мою и тщеславие», – сказал я Ему, и в жарком мареве дня увидел картину всей своей будущей жизни, полной боли обид и горестных сожалений, распятых на кресте моих сомнений.

Подъехав к моргу городской больницы, я, собравшись с силами, оперся крепче на плечо Серафима и вошел в прозекторскую, в которой был четыре дня тому назад и – Господи, укрепи мои силы! – не увидел я на прозекторском столе собранную из двенадцати частей Лилит, а увидел сидящих на нем детей, числом двенадцать: одинадцать мальчиков и одну девочку, с лицами переживших многое людей.

И подошел я к ним и спросил девочку, как имя ее и матери.