Символ

– Коробочка, ты забыла меня?

– Почему забыла?

– Забыла, Коробочка, как я помог тебе уйти от волка-оборотня, как я спас тебя от Руинного чудовища. То, что не дано другим, способен осилить я.

– Я думаю, это ваш долг, коль вы спровоцировали подняться Руинное чудовище, – вмешался в их разговор Виссарион. – Кто знает, вдруг мы здесь и потому, что Руинное чудовище сможет кануть от нас.

От Хозяина тайги исходило заверение, что сопровождающий нас Виссарион больше не сможет причинить нам хлопоты, так как закончились дни полной луны.

Судя по лицу Андрея, он что-то прикидывал:

– Хочешь утопления Руинного чудовища – веди к мечу.

Виссарион говорил нам, что покажет сокровища Эльдорадо, лелеемые Андреем, когда Руинное чудовище будет законсервировано в болоте, тогда одной проблемой в получении Символа станет меньше. Ведь и так есть те, кто будет не только препятствовать нам, находясь сам в поисках меча, да еще и пожирать нас. Одни более разумны, проворнее, сдержаннее, другие же выносливее, яростнее, задиристее, беспощаднее.

Умолкли мы, когда до нашего слуха докатился грохот. Все отчетливее слышали удары по земле, вибрации по которой доходили до нас. С тяжестью пережитого уже не могла совладать Аня. Ее колени сгибались, она оседала. Она зажала рот, поднимала трясущуюся руку. Стоило нам заметить, куда показывала она, мы сами чуть не стали жертвой паники. За деревьями, окружающими наше убежище, огромное, покрытое чернющим асфальтом, проглядывало яйцо больше, чем наполовину. Руинное чудовище что-то высматривало, пока хищные глаза не остановились на нас. Наше сердце ойкнуло, нас сгибал морозящий паралич.

Руинное чудовище протискивалось между деревьями, от полученных царапин злилось. Мы хотели бы убежать, не будь мы прикованы к земле своим настроем. Ближе всех нас к надвигающимся губам стоял Максим. Поддергивающиеся рептильи ноздри впитывали его от головы до ног, сохранялся злой взгляд. Большая голова отпала назад и раскрыла пасть, из которой полез изворотистый язык. Делая одежду Максима мокрой, липкой, язык окутывал его.

– Иди гуляй, баклан, – не допустил Максим окончательно притянуть себя к тягостной вони.

Последовал нестерпимый крик. Мы убежали, слышали за спинами ломающиеся деревья. Между деревьями проскальзывал Федор, которому в затылок било обжигающее дыхание Руинного чудовища. Споткнулся, повернулся. К нему подбирался изрядный хвост чудовища, вихляющий, выпускающий изогнутый, как коготь, шип. Резкие выпады шипа терзали воздух перед Федором. Острый молоток не достиг его, так как сзади его оттаскивали. Над ним оказалось Существо. Коробочка в бок плаща припарковалась и вместе с ним покатилась кубарем. Федор попытался подняться, но его нога повязла в земле. Он дергал пистолетом в ту сторону, в которую Существо уводило Коробочку.

Над ним возник еще незнакомец. Он воткнул факел в землю между Федором и Руинным чудовищем, которое при виде огня истерически заверещало, словно притащенная к ванной кошка. Шип вогнулся в хвост, и он отполз, и Руинное чудовище само убралось. Попавшую в ямку пятку Федора вызволял молодой человек, чье лицо в очках шибко напоминало его собственное, только молодое, а не изведенное.

– Откуда ты взялся?

– У нас здесь практика, учимся проведению раскопок.

– Но я не поступил в колледж.

При последней реплике Федора студент встретился с ним глазами и опешил. Наше появление окончательно его сразило, он от нас пустился наутек. Он бросился в кусты, в которых мы не обнаружили движения. Стоило открыть их пошире, и нам представилась кишащая насекомыми куча.

Энтузиазму Андрея нанесли сокрушительный удар вестью о том, что Коробочка числится пропавшей. Поинтересовались у Виссариона, куда Существо уносит жертвы.

– Существо? Ммм… Я зову его Тенью. Потому что однажды взглянул ему в лицо и не увидел там ничего, кроме тени. Мне о нем ничего неизвестно.

Мы рассчитывали за один день добраться, но расстояние растягивалось, и за этот период мы научились срезать ногти без ножниц, спать с открытыми глазами.

– Ты говорил мне, что утром сможешь отвести меня к Символу, – донимал Андрей Виссариона.

– Я говорил, что утром начнется путь к нему.

Брови Андрея спустились к переносице.

Аня высказала:

– Этот поход – верная смерть.

– Тщетность грусти. Думать о плохом себе дороже, – говорил Виссарион. – Лучше сделать оставшуюся часть пути мирной, пока мы идем. Когда пребудем на место, сердцу станет легче.

Всего и не опишешь, что произошло в нашем турне. Особо запомнился случай, когда Максим не желал показывать Андрею обнаруженное им.

– Не для твоих глаз, Андрюх, пройдем там, где поудобнее.

Прорвавшись, Андрей встретил бездыханное тело человека, с которым провел всю свою жизнь. Все те же приваливающие друг к другу брови, раздвоенная прическа, задранный нос с разнообразными ноздрями. Добавлены матовость с фиолетовыми кляксами, пьяные глаза, дранные губы.

Много времени он не терял, чтобы рассуждать, как скоро он может стать таким. Быстрее он покидал могильник, уводя и нас. Затхлый запах ходил с нами в сопровождении.

Той ночью нас ожидало еще столкновение со знакомой физиономией. Мы были вынуждены шагать в темноте, и боялись мы того, что, помимо звуков, издаваемых нами, всепоглощающая тишина произведет потусторонние. Первым ее увидел Лева:

– Ты, блин, кто такая?

Вязаная кепка укладывалась на оттопыренные уши, выказывая лоб, такой же перепачканный, как и белая майка, на которой болталась куртка того же цвета, что и кепка-шапка. Андрей угадывал в ней возраст своей сестры.

– Друзья называют меня Коробочкой, – она смотрела на него большими глазами, голос свой она старалась держать ровным вопреки такому скоплению старших. – Поэтому если хочешь быть моим другом, зови меня – Коробочка. От кого прячетесь в такой темени? Я б согласилась оказаться тут, только если позовут ребята со школы. Мне запретили гулять с ними, потому что они бросили петарду в капюшон, и вымахала дырка в капюшоне, а у меня завелись сожженные волосы на затылке. Но мне не с кем играть. Я вернулась к мальчишкам, хотя не присоединялась к ним, когда они собирали котят с улицы и уносили в подвал. С ними я сидела и видела, как котятам прокалывали глаза и заливали уксусом. Я слышала их смех, они где-то здесь резвятся.

Нам представился испорченный зад куртки. Девочка юркнула в кусты. Андрей гнался за галлюцинацией, пока не наткнулся на конусообразный нарост земли, укрытый пеленой ночи. Нас удивляла его настырная устойчивость, не дававшая ему накрениться подобно Пизанской башне. Организованная Виссарионом прогулка достигла пика. Мы отдали последние силы земле, на которой распластались под обелиском.

Дар Прометея все сильнее полыхал, потягиваясь к родине. Поминутно подкармливающий его дровами Лева спросил у Виссариона:

– Дальше что?

Виссарион сказал:

– Укажет обелиск, куда соваться.

– Каким образом? – очнулся Андрей, в последнее время проявлявший ко всему равнодушие.

– А каким образом – я не знаю, – ответил Виссарион.

Андрей склонил неимоверно низко, словно поднесение для казни, голову со взбухшими губами. Лева еще больше разозлился. Лева поднял наполовину выползшее из костра бревно и огрел им наряд плюща на обелиске. Под размашистые удары чуть не попал Андрей, подскочивший со словами «Зачем так делать!?». Правое плечо вперед повело, затем левое, и так по очереди, Андрей не разбирал, как погасить возгорание. Лева с разъедаемой пламенем палкой и такими же пылающими глазами шел на водившего нас за нос волка-оборотня.

Андрей подбежал к поджигателю:

– Зачем сделал это? Давай куртку!

– Шел бы ты!

– Нас увидят огры и подобные зверюги.

Андрей топорно отвернулся от безумца, к пускающему на него нещадный жар обелиску он волочил ноги, будто к ним закрепили кандалы с шаровыми грузами.

Невозмутимый Виссарион сказал:

– Погляди, что сделал.

Лева отвел горячую руку, и между ним и Виссарионом встал Максим: