Чертобой. Свои среди Чужих

Разозленный Санек схватил одноухого за шкирку, приподнял перед собой и заорал прямо в морду:

– Всем стоять! Стоять, я сказал! Отойти назад! Быстро!

Лену отбросило в сторону. Пару секунд она лежала на спине, ничего не соображая, потом со стоном перевернулась на живот и вытерла рукавом тонкую струйку крови, бегущую из носа:

– Предупреждать надо, ирод.

Младший брат смотрел растерянно, видимо, сам не ожидал такого эффекта:

– Да я это… не специально.

– Ты же меня чуть не убил!

– Сама просила! – Саня аккуратно положил безвольно обвисшего в руке одноухого зверя на траву. – Вот и передатчик сломался.

– Совсем?

– Нет, вроде дышит еще.

– Нам нужно идти в город.

«Согласен, – поддержал Лену Василий. – Там можно будет управлять армией без лишних… э-э-э… приспособлений. Напрямую».

– Вот! Я же говорил, а ты не пускала! Да еще посмотрела как на последнего дурачка!

– Хорошо, умник, будешь первым дурачком. Пошли, чего расселся-то?

– А сама валяешься…

– А по ушам?

Город встретил настороженной тишиной, время от времени разрываемой редкими ружейными и автоматными выстрелами. Кое-где слышались взрывы гранат, сопровождаемые эмоциональными матерными комментариями.

– Лен, а чего это они? – Санек поморщился и облизал ободранные при перелезании через баррикаду костяшки пальцев. – Ведь наши больше не наступают.

– Значит, здесь еще остались пассионарии.

– Это те, у кого есть пассии?

– Нет, это те, кто может нагнуть других и поставить в позу пьющего оленя.

– А зачем? Так же им ходить неудобно будет. Или чтобы удобнее пинка дать?

– Не знаю я, Сань, папа так объяснял. Не мне, правда – Андрею.

– Подслушивала?

– Вот еще, они сами громко говорили.

– Понятно… то есть ничего не понятно, но это и неважно. Главное, чтобы эти твои пассионарии в нас стрелять не начали.

– Они не мои.

– Ну хорошо, пусть будут общие. Вася, а ты чего ржешь?

Василий благоразумно промолчал. А то дадут сейчас подзатыльник, и наслаждайся потом в голове колокольчиками с малиновым звоном, мешающими слушать и смотреть. В первую очередь – слушать. Вот слева затаился кто-то за сгоревшей давным-давно машиной – тихо щелкают забиваемые в автоматный рожок патроны. Но стрелять не станет, побоится привлечь внимание. Еще один впереди – запах паники и содержимого кишечника, перебивающие сильный коньячный перегар.

«Как вы такую гадость пьете?»

– Ты про что?

«Про коньяк».

– А кто сказал, что мы его пьем? – подозрительно прищурилась Лена.

Васька неопределенно хмыкнул. Он совершенно не разбирался в алкогольных напитках и ориентировался исключительно на Сашкины воспоминания о тайной дегустации.

«Я чисто теоретически… – не стал сдавать он друга. – Без всякой конкретики».

– Да-да, – мальчишка поспешил увести разговор от скользкой темы. – Сейчас придем и всем конкретно вломим!

– И Мишке?

– А ему в первую очередь!

Глава 19

– Трали-вали, тили-тили, тили-тили, трали-вали, мы давно на всех забили, мы давно на всех… наклали. – Владимир Иванович чуть отвлекся от исполнения привязавшейся детской песенки на то, чтобы почесать немилосердно зудящую под бинтами рану. – Заживает, зараза!

Вот это радовало. Еще какую-то неделю назад совсем было собрался помирать и выпрашивал у Чертобоя-старшего пистолет с одним патроном… дурак был, чо! Сейчас жизнь не только наладилась, но и вошла в почти привычную колею – хорошее питание, свежий воздух, интересная работа. Стопочка-другая горькой из судовых запасов помогает избавиться от ночных кошмаров, в которых опять погибают дочь и жена… Честно сказать, не только ночью снятся, стоит днем чуть расслабиться, оторваться от придумываемых бесчисленных занятий, и приходят как наяву. Сладкое проклятие, затягивающее наваждение. Тянут руки, но не просят о помощи, а зовут к себе. Туда, где вечная тишина, нарушаемая лишь белокрылыми ангелами, сидящими на облаках и перебирающими струны золотых арф.

– Мать… – Никитин вздрогнул, когда капля расплавленного припоя сорвалась с жала паяльника и упала на руку. – Ну вот, опять задремал. Надоело.

Он не врал самому себе – иногда хотелось бросить все к чертям собачьим и разнести собственную башку выстрелом под подбородок. Уйти, забыть, сбежать от съедающей душу боли. Нельзя. Просто нельзя, за ним долг. Долг жизни и долг мести. Слишком подло будет бросить оставшихся в живых, и до слез обидно – уйти не отомстив. Да просто жить вопреки всему – уже вызов противнику.

– Попляшете еще у меня, – поморщился, когда кисточка с флюсом по ошибке вместо баночки попала в стакан с водкой. – Кузькину мать видели? Покажу. И напрасно думаете, что канделябры используются только для освещения – это их дополнительная функция, причем не самая главная.

Владимир Иванович рассмеялся удачной шутке и откинулся в кресле. Все. Работа сделана, и можно немного расслабиться. Хорошо! Рассчитывал провозиться не меньше недели, но получилось оживить этот долбаный компьютер всего за один день. Агрегат на удивление удачно пережил зимовки во влажном и неотапливаемом помещении, даже кувалдой по нему пришлось стучать совсем немного. Шутка, конечно. Но с долей правды – при первом осмотре появлялась мысль просто выбросить бесполезный хлам за борт. Дал себя уговорить, и вот он, результат. Попробовать? Или все же еще раз проверить те сопли, что пришлось кое-где повесить?

Да ладно, и так сойдет! Комп зажужжал и подмигнул синим светодиодом, соглашаясь провести испытания на авось. Вроде грузится… Забавная картинка на рабочем столе – отфотошопленный сэр Уинстон Леонард Спенсер Черчилль с «томмиганом» в руках, венчается с Валерией Ильиничной Новодворской. Хм… у Чертобоев несколько извращенное чувство юмора.

Курсор скользнул по экрану, издавая странный скрежет. Чего это с ним, заржавел? Никитин растерянно огляделся и еще раз дотронулся до мышки. Нет, сейчас не скрипит… ой, опять! И ругается!

– Иваныч! Иваныч! Проснись, старый пень, мать твою за ногу! Иваныч, ответь Чертобоям!

– Эх, ептыть! – Он с видимым облегчением вытер со лба выступивший было холодный пот и схватил рацию, которую сам же давным-давно включил на прием и положил на стол. И благополучно забыл об этом. – Я на связи, Николай Михайлович. Как вы там?

– Нормально, – прохрипело из динамика. – Сегодня не жди, не вернемся.