FNaF: Into the pit

– “Глупости!”– сказал голос. – “Ты останешься здесь, где всё такое милое и уютное, пока мы решаем, как ты проведёшь свидание своей мечты со Смертью. Выбор за тобой, но я с удовольствием предоставлю тебе несколько вариантов”.

– “Вариантов того, как умереть?” – Милли почувствовала холодный металлический привкус страха в горле. Фантазии о смерти – это одно, но это было похоже на реальность.

Милли. Какое глупое имя. Её назвали в честь её прабабушки Миллисент Фитцсиммонс. Но Милли – не то имя, которым можно назвать человека. Кошку или собаку, может быть, но не настоящего человека.

Чёрную кошку Милли назвали Аннабель Ли в честь прекрасной мёртвой девушки из стихотворения Эдгара Аллана По, а это означало, что у кошки Милли официально было лучшее имя, чем у неё самой.

Но, подумала Милли, вполне логично, что её родители придумали такое нелепое имя. Она любила их, но они были нелепыми людьми во многих отношениях, легкомысленными и непрактичными, такими людьми, которые никогда не подумают, насколько тяжело будет в начальной школе маленькой девочке, чьё имя рифмуется со словом «silly» (рус. «глупышка»). Её родители переезжали с работы на работу, от хобби к хобби, а теперь, похоже, из страны в страну.

Летом отцу Милли предложили годичную преподавательскую работу в Саудовской Аравии. Мама и папа предоставили ей выбор: либо она могла поехать с ними (– “Это будет приключение!” – всё время говорила её мама) и получить домашнее образование. Либо она могла переехать на год к своему чокнутому дедушке и начать учиться в местной средней школе.

Разговоры о проигрышной ситуации.

После долгих рыданий, ярости и обиды Милли, в конце концов, выбрала Вариант Чокнутого Дедушки вместо того, чтобы оказаться в чужой стране со своими доброжелательными, но ненадёжными родителями.

И вот теперь Милли была здесь, в своей странной маленькой комнате в большом, странном викторианском доме дедушки. Она должна была признать, что идея жить в старом, размашистом 150-летнем доме, где наверняка когда-то кто-то умер, вполне устраивала её. Единственная проблема заключалась в том, что он был до краёв забит барахлом её бабушки и дедушки.

Дедушка Милли был коллекционером. Конечно, у многих людей есть коллекции комиксов, игровых карт или фигурок. Но дедушка собирал не столько вещи определённого типа, сколько накапливал множество разных вещей. Он определённо был коллекционером, но коллекционером чего, Милли не была уверена. Все эти вещи казались очень случайными. Оглядев гостиную, она увидела старые номера и покрышки, висящие на одной стене, старые бейсбольные биты и теннисные ракетки на другой. С одной стороны входной двери стоял на страже костюм в доспехах в натуральную величину, а с другой – облезлое чучело рыси с открытым ртом и угрожающе оскалёнными клыками. В одном стеклянном ящике в гостиной не было ничего, кроме старых фарфоровых куколок с крошечными зубками и стеклянными глазками. Они были жуткими, и Милли старалась держаться от них подальше, хотя они всё равно иногда появлялись в её кошмарах с этими маленькими зубками, кусающими её.

Её новая спальня была бабушкиной швейной комнатой, и в ней всё ещё стояла старая швейная машинка, хотя бабушка умерла ещё до рождения Милли. Дедушка перенёс сюда узкую кровать и комод, чтобы разместить Милли и её вещи,и она попыталась сделать комнату своей. Она укутала прикроватную лампу прозрачным чёрным кружевным шарфом, чтобы та излучала приглушённый свет. Она заставила комод свечами с капающим воском и повесила на стены плакаты с изображением Курта Кэрриона, своего любимого певца.

На одном плакате, который был обложкой его альбома «Трупное Окоченение», губы Курта были раздвинуты, обнажая ряд металлических клыков. На подбородке блестела идеальная красная капля крови.

Проблема, однако, заключалась в том, что сколько бы Милли ни старалась подогнать обстановку комнаты под свой характер, это никак не получалось. Здесь стояла швейная машинка, а обои были кремового цвета и украшены крошечными розовыми бутонами роз. Даже при том, что со стены сверкало клыкастое лицо Курта Кэрриона, в комнате было что-то нежное и старомодное.

– “Суп готов!” – позвал дедушка с низа лестницы. Так он всегда объявлял об ужине, но всё же ни разу не подавал суп.

– “Я буду через минуту”, – крикнула Милли в ответ. Не особо заботясь о том, пообедает она или нет, она сползла с кровати и медленно спустилась вниз по лестнице, стараясь не наткнуться или не споткнуться о какой-нибудь беспорядок, который, казалось, заполнял каждый квадратный дюйм пространства в доме.

Милли встретила дедушку в столовой, где стены были украшены сувенирными тарелками с названиями и достопримечательностями разных штатов, которые он посетил вместе с бабушкой, когда она была жива. На противоположной стене висели копии старинных мечей. Милли не совсем понимала, зачем они были здесь.

Дедушка был таким же странным, как и его коллекции. Его тонкие седые волосы всегда были неопрятными и растрёпанными, и он всегда носил один и тот же потрёпанный рыжеватый кардиган. Он выглядел так, словно мог бы сыграть сумасшедшего изобретателя в старом фильме.

– “Ужин подан, мадам”, – сказал дедушка, ставя на стол миску с картофельным пюре.

Милли села за своё место за столом и осмотрела отвратительно выглядящую еду: кашеобразный мясной рулет, растворимое картофельное пюре и шпинат со сливками, который, как она знала, был упакован и заморожен в твёрдом блоке, пока он не разогрел его в микроволновке. Это была еда, которую можно было есть, даже если у тебя не было зубов, что, как предположила Милли, было связано с тем, что это ей готовил пожилой человек.

Милли наполнила свою тарелку картофельным пюре, поскольку это была единственная съедобная вещь на столе.

– “Теперь убедись, что ты взяла немного мясного рулета и шпината”, – сказал дедушка, передавая ей миску с зеленью. – “Тебе нужно железо. Ты всегда выглядишь очень бледной”.

– “Мне нравится быть бледной”. – Милли слегка припудрилась, чтобы её лицо выглядело ещё бледнее, контрастируя с чёрной подводкой для глаз и чёрной одеждой, которую она предпочитала носить.

– “Ладно,” – сказал дедушка, накладывая себе мясной рулет, – “Я рад, что ты не печёшься на солнце, как твоя мама, когда была в твоём возрасте. И всё же тебе не помешало бы немного румянца на щеках”. – Он протянул ей тарелку с мясным рулетом.

– “Ты знаешь, я не ем мясо, дедушка”. – Мясо было грубой вещью. И также это было убийство.

– “Тогда съешь немного шпината”, – сказал дедушка, накладывая немного на её тарелку. – “В нём полно железа. Знаешь, когда я учился готовить то немногое, что мог, всё было связано с мясом: мясной рулет, стейки, жареная говядина, свиные отбивные. Но если ты поможешь мне найти вегетарианские рецепты, я обязательно попробую их приготовить. В любом случае, для моего здоровья было бы лучше есть меньше мяса”.

Милли вздохнула и толкнула шпинат на тарелке. – “Не утруждай себя. На самом деле не имеет значения, ем я или нет”.

Дедушка отложил вилку. – “Конечно же это имеет значение. Всем нужно есть”. – Он покачал головой. – “Тебе никак не угодишь, да, девчушка? Я пытаюсь быть хорошим и выяснить, что тебе нравится. Я хочу, чтобы здесь ты была счастлива”.

Милли отодвинула свою тарелку. – “Пытаться сделать меня счастливой – пустая трата энергии. Я не счастливый человек. И знаешь что? Я рада, что не счастлива. Счастливые люди просто лгут себе”.

– “Ну, если тебя ничего не ждёт, кроме страданий, то, думаю, тебе лучше начать работу над домашним заданием,” – сказал дедушка и съел свой последний кусочек картофельного пюре.

Милли закатила глаза и выбежала из комнаты. Домашнее задание было мучением. Школа была мучением. Вся её жизнь была мучением.

В своей убогой комнате Милли открыла ноутбук и стала искать «знаменитые стихи о смерти». Она перечитала свои старые любимые: «Аннабель Ли» (кошка с таким же именем лежала, свернувшись, на её кровати) и «Ворон» По, а затем попробовала ещё одно, которое никогда раньше не видела, написанное Эмили Дикинсон. В стихотворении говорилось о Смерти как о парне, подбирающем девушку на свидание. Свидание со смертью. От этой мысли у Милли закружилась голова. Она думала о смерти как о красивом незнакомце в чёрном плаще, выбирающем её в качестве той, кого он заберёт от скуки и невзгод повседневной жизни. Она представила его похожим на Курта Кэрриона.

Вдохновившись, она взяла свой чёрный кожаный дневник и начала писать:

О, Смерть, своё изуродованное лицо покажи,

О, Смерть, как я жажду холодных объятий твоих.

О, Смерть, моя жизнь – такие мучения,

Что только ты можешь освободить меня.

Она знала, что стихи не обязательно должны рифмоваться, но Эдгар Аллан По и Эмили Дикинсон писали с рифмой, поэтому в своих стихах она тоже так делала. Неплохо, подумала она.

Вздохнув от ужаса перед тем, что лежало перед ней, она закрыла дневник и достала домашнее задание. Алгебра. Какая польза от алгебры перед неизбежной смертности людей? Никакая. Ну, никакая, кроме того, что, если она не сдаст все свои уроки, её родители откажут ей в карманных деньгах, которые дедушка выдавал ей каждую неделю. И она копила деньги на новые траурные украшения. Она открыла учебник по алгебре, взяла карандаш и начала.

Через несколько минут раздался стук в дверь.

– “Что?” – огрызнулась Милли и резко захлопнула учебник, как будто ей помешали заниматься тем, что ей действительно нравилось.

Дедушка толкнул дверь ногой. Он нёс стакан молока и тарелку ароматного шоколадного печенья. – “Я подумал, что тебе может понадобиться немного энергии для учёбы”, – сказал он. – “Я знаю, со мной шоколад всегда делал своё дело”.

– “Дедушка, я уже не маленький ребёнок”, – сказала Милли. – “Ты не можешь купить моё счастье несколькими печеньками”.

– “Хорошо”, – сказал дедушка, всё ещё держа тарелку. – “Значит, ты хочешь, чтобы я их забрал?”

– “Нет”, – быстро ответила Милли. – “Оставь их”.

Дедушка покачал головой, слегка улыбнулся и поставил тарелку и стакан на прикроватный столик Милли. – “Я собираюсь повозиться часок в своей мастерской, девчушка”, – сказал он. – “Позови меня, если тебе что-нибудь понадобится”.

– “Мне ничего не понадобится”, – сказала Милли, возвращаясь к домашнему заданию по алгебре.

Она подождала, убедившись, что он ушёл, а затем принялась за печенье.

– “Вариантов того, как умереть. Именно!” – сказал голос в темноте. – “Ты уже начинаешь понимать, смышлёная девочка. Теперь я назову первую пару вариантов с ленивым выбором. Они не требуют от меня ничего, кроме того, чтобы я держал тебя здесь и давал природе идти своим чередом. Их преимущество в том, что для меня это проще простого, но не так просто для тебя. Медленные, с большим количеством страданий, но кто знает? Они могут подействовать на твою болезненную чувствительность. Масса возможностей для томления. Тебе нравится томиться”.

– “Что ты имеешь в виду?” – спросила Милли. Каким бы ни был ответ, она знала, что он ей не понравится.

– “Обезвоживание – один из вариантов”, – сказал голос. – “Совсем никакой воды, и ты можешь начать умирать всего через три дня, а то и через семь. Ты молодая и здоровая, так что я бы сделал ставку на то, что у тебя это займёт некоторое время. Лишение организма воды имеет завораживающие эффекты. Без жидкости, поступающей для фильтрации и промывания, почки отключатся, и твоё тело начнёт отравлять самого себя, делая тебе всё хуже и хуже. Как только эти яды успеют накопиться, ты сможешь испытать полную недостаточность органов, сердечный приступ или инсульт. Но для тебя это смерть. Очень эффектная. Очень романтичная”.