FNaF: Into the pit

– “Ты что, смеёшься надо мной?” – голос Милли был крошечным и тихим, как у испуганной маленькой девочки.

– “Вовсе нет, моя дорогая. Ты мне нравишься, Милли, и именно поэтому я здесь, чтобы исполнить твои желания. Как джинн, за исключением того, что это ты тот, кто заперт в бутылке”. – Голос перестал хихикать. – “Истощение – ещё один классический вариант, но это действительно как медленно движущийся поезд. Организму требуются недели, чтобы израсходовать запасы пищи, расщепить все белки и переключиться на себя. Это может занять недели. Некоторые люди держались даже пару месяцев”.

Милли знала, что дедушка спасет её прежде, чем она умрёт с голоду. – “Это никак не сработает. Дедушка приходит повозиться сюда каждый вечер после ужина. Он найдёт меня”.

– “Как?” – спросил голос.

– “Он услышит меня здесь. Я буду кричать”.

– “Кричи сколько хочешь, милая. Стены звуконепроницаемые. Тебя никто не услышит. И потом, через несколько дней ты будешь слишком слаба, чтобы кричать”.

До зимних каникул оставалась всего одна неделя, и вся школа была украшена венками, рождественскими ёлками и иногда подсвечниками.

Милли не понимала, почему люди так радуются праздникам. Они были просто отчаянной попыткой изобрести какое-то счастье перед лицом полной бессмысленности жизни. Что ж, им её не одурачить. Люди могут желать ей счастливого Рождества и счастливых праздников, наряжаясь Санта-Клаусами с покрасневшими лицами, но она никогда не скажет такое в ответ.

Не то чтобы люди старались изо всех сил пожелать Милли всего хорошего. Когда она шла по коридору в столовую, одна блондинка из группы поддержки – Милли даже не знала, как её зовут, – сказала: – “Я удивлена, что вижу тебя при свете дня, Дочь Дракулы”. – Болельщица посмотрела на своих таких же подруг-блондинок, с которыми она разговаривала больше, чем на самом деле разговаривала с Милли, и все они рассмеялись.

Эта вещи с Дочерью Дракулы началась потому, что она носила с собой экземпляр книги Брэма Стокера “Дракула”, и один из задиристых популярных парней сказал: – “О, смотрите, как мило. Она читает книгу о своём отце”.

С тех пор она стала Дочерью Дракулы.

Конечно, все знали, что на самом деле она дочь Джеффа и Одри Фицсиммонс, что делало её почти такой же неудачницей, какой она была бы, если бы Дракула был её настоящим отцом. Фицсиммонсы были своего рода посмешищем в городе, известные своей склонностью начинать проекты с большим энтузиазмом, а затем забрасывать их. Когда Милли было десять лет, они купили обветшалый, но некогда красивый колониальный дом и с головой окунулись в его ремонт. Он продолжался около трёх месяцев, пока у них не кончились время, деньги и энергия. В результате у дома было странное лоскутное качество – гостиная и кухня были перекрашены и имели новую отделку, но в спальнях всё ещё были старые, облупившиеся обои и полы со скрипучими досками. Трубы в ванной комнате визжали, когда включали воду, а старинная ванна, раковина и унитаз никогда не выглядели чистыми, независимо от того, сколько их вымывали.

Но больше всего разговоров было о внешнем виде дома. Отец Милли перекрасил переднюю и одну стороны в приятный нежно-голубой цвет с кремовым оттенком, но краска была дорогой, покраска утомляла, и он на самом деле не любил подниматься по лестницам. В результате передняя сторона дома была красиво выкрашена, но задняя и другая стороны всё ещё были покрыты старой, облупившейся белой краской. Мама Милли сказала, что никто не заметит. Это было похоже на то, как люди наряжают рождественскую ёлку таким образом, чтобы уродливая сторона была повернута к стене.

Люди заметили.

Люди также заметили неспособность Фицсиммонсов иметь постоянную работу. Родители Милли всегда придумывали какой-нибудь новый план, который в конце концов должен был принести им успех их мечты. Какой-то год её мама делала свечи и продавала их на фермерском рынке, в то время как её отец открыл магазин пищевых добавок, который закрылся через шесть месяцев. После этого её мама и папа открыли магазин, в котором продавали пряжу и вязальные принадлежности, и они могли бы заниматься этим, если бы кто-то из её родителей знал больше о пряже и вязании. А потом они купили грузовик с едой, хотя оба были ужасными поварами.

Милли не могла понять, как её родители могли оставаться такими оптимистами, терпя неудачу за неудачей, но они ими оставались. Они набрасывались на каждый новый проект с огромным энтузиазмом, а затем, через несколько месяцев, и проект, и энтузиазм исчезали. Они не были бедными – всегда была еда, даже если к концу месяца её количество сокращалось до блинной смеси и макарон с сыром в коробках, – но они всегда беспокоились о том, как будут оплачиваться счета.

Милли знала, что её дедушка помогал им несколько месяцев. Её дедушка тоже считался странным в городе, но к нему относились снисходительно, поскольку он был старым и овдовевшим, а также много лет был отличным учителем математики в средней школе. В результате он заслужил звание “эксцентричный” вместо “странный”.

Некоторые люди говорили, что, возможно, взявшись за эту преподавательскую работу в Саудовской Аравии, Джефф наконец-то взял себя в руки и пошёл по стопам своего отца. Однако Милли знала, что её отец упустит эту возможность, как и многие другие, которые у него были раньше.

Так что, быть Дочерью Дракулы или дочерью Джеффа и Одри Фитцсиммонс? И то и другое было билетом в один конец, было становлением изгоем в обществе.

В столовой Милли потребовалась секунда, чтобы привыкнуть к оглушительному шуму сотен подростков, разговаривающих и смеющихся. Она прошла мимо стола, полного популярных девушек, и увидела свою лучшую подругу из начальной школы, Ханну, сидящую с ними, смеющуюся над чем-то, над чем смеялись все остальные девушки. Милли и Ханна были неразлучны с детского сада до пятого класса, вместе играли на качелях или скакалке на каждой перемене и играли в куклы или настольные игры в домах друг у друга после школы.

Но в средней школе популярность начала становиться всё более и более важна для Ханны, и она перешла от Милли к толпе, которая всегда хихикала по поводу одежды и мальчиков. Что Милли понимала, а Ханна – нет, так это то, что эти девочки никогда не воспринимали Ханну как нечто большее, чем просто тусовщицу. Ханна жила в скромном маленьком домике в скромном маленьком районе, и у неё не было ни денег, ни социального статуса, чтобы они приняли её к себе. Популярные девушки не отталкивали её, но и не пускали в свой внутренний круг. Милли грустила из-за того, что Ханна предпочла принимать крошки от популярных девушек, а не настоящую дружбу от неё.

Но с другой стороны, многие вещи заставляли Милли грустить.

Милли сидела одна, покусывая сэндвич с салатом из яиц и яблочные дольки, которые дедушка упаковал для неё, и читала Таинственные рассказы. Ей удалось заглушить весь шум в столовой и сосредоточиться на рассказе, который она читала, “Падение дома Ашеров”. Родерик Ашер, главный герой этой истории, не выносил никакого шума.

Но вдруг она почувствовала, что за ней наблюдают.

Она оторвала взгляд от своего занятия и увидела долговязого парня в очках в тонкой оправе и с вьющимися волосами, выкрашенными в огненно-рыжий цвет. Оба его уха были усеяны серебряными серёжками. Милли приметила его чёрную кожаную куртку.

– “Привет, эм, хочу спросить,” – он кивнул на стул напротив Милли, – “здесь кто-нибудь сидит?»

Этот парень хочет сесть с ней? Никто никогда не хочет садиться с ней.

– “Моя воображаемая подруга”, – сказала Милли. Погодите… это была шутка? Она никогда не шутила с людьми.

Парень улыбнулся, обнажив полный рот брекетов. – “Ну, твоя воображаемая подруга не будет против, если я посижу у неё на коленях?»

Милли на секунду посмотрела на пустой стул. – “Она говорит: «Делай, как хочешь»”.

– “Ладно”, – сказал он, ставя поднос на стол. – “Спасибо. Вам обеим. Я ещё никого толком не знаю. Я новенький”.

– “Приятно познакомиться, Новенький. Я Милли”. – Что, она теперь была комиком?

– “Меня зовут Дилан, на самом деле. Я только переехал сюда из Толедо”. Он сделал жест рукой в сторону её книги. Его ногти были короткими, но покрашенными в чёрный. – “Фанатка По, да?”

Милли кивнула.

– “Я тоже”, – сказал Дилан. – “И мне также нравится Г. Ф. Лавкрафт. Я люблю всех старых страшных писателей”.

– “Я никогда не читала Лавкрафта”, – сказала Милли. Лучше быть честной, чем пытаться что-то выдумывать и загонять себя в угол. – “Однако я о нём слышала”.

– “О, тебе бы понравилось”, – сказал Дилан, макая в лужищу кетчупа куриный наггетс из столовой. – “Всё очень тёмное и запутанное”. – Он оглядел столовую, на его лице было пренебрежение. – “Значит, эта школа действительно такая отстойная, как кажется?”

– “Отстойнее”, – сказала Милли, делая пометку в книге и закрывая её. Дом Ашера никуда не денется, и она не могла вспомнить, когда в последний раз вела интересную беседу.

– “Ну, вот что я тебе скажу”, – сказал Дилан, жестикулируя с картошкой фри. – “Пока ты единственный человек, которого я здесь вижу, и который кажется крутым”.

Милли почувствовала, как её лицо вспыхнуло. Она надеялась, что румянец не скрасит её бледность. – “Спасибо”, – сказала она. – “Мне, э-э… нравится твоя куртка”.

– “А мне нравятся твои серёжки”.

Она потянулась, чтобы коснуться одной из чёрных слезинок, свисавших с мочки её уха. – “Спасибо. Они реактивные. Викторианские траурные украшения”.

– “Я знаю”, – сказал Дилан.

Он знал? Какой парень из средней школы разбирается в викторианских траурных украшениях? – “У меня есть несколько”, – сказала Милли. – “В основном я нахожу их на eBay. Однако я не могу позволить себе самое любимое, а именно…”

Дилан поднял руку. – “Подожди, не говори мне. Это те украшения, в которые вплетают волосы умершего, верно?”

– “Да!” – сказала Милли, потрясённая и поражённая. – “Они иногда появляются на eBay, но всегда стоят целое состояние”.

Прозвенел звонок, сигнализируя о том, что обеденный перерыв подходит к концу. Дилан наклонился к Милли и чуть ли не прошептал: – “Не спрашивай, по ком звонит колокол”.

– “Он звонит и по тебе”, – закончила выражение Милли. Откуда этот парень? Из Толедо, конечно, но как он мог быть таким продвинутым и знающим? Она никогда не встречала никого похожего на него.

Дилан встал. – “Милли, это было редкое удовольствие. Ты и твоя воображаемая подруга не будете против, если я присоединюсь к вам двоим завтра на обеде?”

Милли почувствовала, как уголки её рта дернулись незнакомым образом. – “Мы совсем не будем против”, – сказала она.