Моя тюрчанка

Открыв глаза, я увидел: к кровати придвинута тумбочка, на которой красуются две чашки кофе, распространяющие приятный бодрящий запах, и тарелка с бутербродами. Ширин – обнаженная, с длинными распущенными волосами – сидела на краю постели и улыбалась.

– Доброе утро, любимый!.. – ласково сказала моя девочка. – Я принесла нам завтрак.

Кофе был восхитительный, как и бутерброды с жареным беконом. Я хорошенько подкрепился и окончательно проснулся. А глядя на свою милую – такую стройную, гибкую, как бамбук, изящную – я вспомнил и о других, кроме питания, потребностях. Губами, на которых еще оставался аромат кофе, я полез целовать груди Ширин. Языком щекотал ее разом затвердевшие соски. Моя девочка застонала.

Мы повалились не кровать. Целовались – долго и жарко. Темная кровь быстрее бежала по нашим жилам и артериям; стучала в висках… После соития мы, тяжело дыша, распластались на постели. Так мы лежали минут пять.

Моя красавица повернула ко мне голову:

– Ну что, солнце?.. Я готова одеться и ехать в зоопарк.

– Ага… – отозвался я, припоминая, что действительно обещал милой прогулку по зоопарку.

Наши сборы в поездку превратились в веселую игру. Я не отдавал мой девочке бюстгальтер. А она бегала вокруг меня, заливаясь волшебным родниковым смехом. Время от времени я ловил Ширин, притягивал к себе и целовал в лоб, в переносицу, в губы.

Наконец, мы были готовы. Моя любимая пинцетом выщипала из бровей несколько топорщившихся волосков. Заплела косы. Уже одетые в брюки, футболки и свитера, мы выпили еще по чашке кофе. У нас была денежная заначка, хранившаяся под матрасом. Мы вскрыли ее, чтобы ехать в зоопарк при хрустящих червонцах. Накинув куртки и сунув ноги в ботинки, мы покинули квартиру.

Пока летели в электропоезде по городской подземке – Ширин радостно чирикала, как маленькая птичка. Моя милая обожала животных – и теперь была в предвкушении встречи с четвероногими и с крылатыми «божьими созданиями». Из-за грохота вагона я слышал мою девочку через слово, но все равно кивал и улыбался. Мне было достаточно того, что у Ширин приподнятое настроение. Оттого я и сам не грустил. Я заметил, что кое-кто из пассажиров подозрительно, а то и по-волчьи, косится на нас. А две толстые, как бочки, кумушки с кольцами на каждом пальце – вообще в упор беззастенчиво разглядывали нас, точно мы были чучела в музее.

О, я знал, чем объяснялось наглое любопытство толпы!.. Заполнявшие вагон обыватели глазам свои поверить не могли: блондинистый русский парень стоит в обнимку с девушкой-тюрчанкой, у которой смуглая кожа и густые волосы цвета воронова крыла. Как же!.. «Воспитанные» другом семьи телевизором или не менее зомбирующими интернет-СМИ, среднестатистические расеяне смотрят на славян и тюрков чуть ли не как на два разных биологических вида. Тюрки, а заодно и таджики, должны грести снег, таскать кирпичи и ремонтировать канализацию; овечьим хвостом трепетать перед полицией. А русские?.. Они, точь-в-точь как мягкотелые византийцы, по праву рождения протирают штаны за непыльной работенкой в офисе, попутно играясь на служебном компьютере в «Ферму» или «Танчики». Не грешно великороссу и вовсе не работать: был бы кругленький счет в банке, чтобы капали проценты, или вторая квартира, которую можно сдать на койко-места тем же тюркам и таджикам, «гастарбайтерам».

Но чтобы у русского голубоглазого парня был роман с басурманкой?!.. Это… это невозможно, неслыханно!.. Этого не должно быть – потому что этого не должно быть никогда!.. Единственное объяснение «противоестественной» связи, какое может выдать обывательский ум: хитрая азиатская лиса – стреляющая глазами ведьма – для того раздвигает ножки перед лопухом-Ванькой, чтобы отжать у дурака квартиру.

Взгляды людского скопища в гремящем вагоне так и облизывали нас с Ширин коровьими языками. В пору было съежиться, сморщиться, как шагреневая кожа, под метеоритным дождем этих недружественных взглядов. Но я держал спину прямой, за талию обнимал мою милую и смотрел дерзко, с вызовом.

Я как бы отвечал любопытствующим националистическим шутам: да, ваши крохотные свинячьи глазки вас не подвели. Я – с волосами желтее пшеницы, с голубыми глазами, расейский гражданин, славянин, русский – отдал свое сердце прекрасной тюрчанке.

Да. Да. Да. Я люблю свою восточную красавицу. Я сплю в ней. Когда в постели мы предаемся супружеским утехам, старенькая кровать так и скрипит под нами. И в моих глазах один локон моей возлюбленной стоит дороже ваших жалких никчемных жизней.

Таращась на нас, вы приписываете моей голубке корыстные цели. Мол, для чего еще «азиатка», «приезжая», «не гражданка» будет лежать под одним одеялом с расейским парнем, если не ради жилплощади или денег?.. Вы воображаете, что моя милая за крышу над головой расплачивается со мной своим телом. Но такие гнусные предположения выдают вас с головой. Вы проститутки: у вас мышление проституток. Вам невдомек, что спать вместе можно по любви, и что мои деньги – это деньги моей девочки.

Когда вы сами решаете спариться, вы составляете брачный контракт на сто страниц. В котором обговариваете – обсасываете, как малиновый леденец – каждую мелочь предстоящей супружеской жизни. Вплоть до того, сколько раз на дню жена обязуется назвать муженька «котиком», «сусликом», «дорогим», «сладким». И имеет ли муж право на половой акт, если у жены месячные – или должен удовлетвориться минетом.

Брачный контракт распечатывается в трех экземплярах. На каждой страничке супруги расписываются: мол, ознакомлен – не возражаю. Нотариус заверяет документ печатью. «Счастливые супруги» получают по экземпляру. Третий экземпляр нотариус запирает в своем огнеупорном сейфе. При заключении сделки непременно присутствует психиатр, гарантирующий вменяемость «сторон». Потому что ваш брак – это именно коммерческая сделка. Вы покупаете друг друга, как крестьянин корову. И, по обычаю истинных бизнесменов, изо всех сил стараетесь при купле-продаже объегорить один другого…

…Зоопарк сразу показался нам пустынным. Пройдя за ворота, над которыми красовался герб с выпуклым изображением манула, мы попали на широкую аллею, слева обсаженную деревьями (которые сейчас были без единого листочка и напоминали богомольных старух, тянущих в серое небо кривые руки-ветви), а справа – прижатую зеленоватым прудом. На пруду должны были бы быть пеликаны и розовые фламинго. Но сейчас над мутной водой и на маленьком островке хлопали крыльями и гоготали только утки – такие же, как в нашем любимом лесопарке. На аллее не было ни души. Только маячил далеко впереди, за застилающей взгляд пеленой медленно падающего снега, охранник, который в своем огромном комбинезоне казался каким-то разбухшим. Обогнув пруд, мы с любимой двинулись дальше.

Я вспомнил, как не в столь уж далеком детстве был в зоопарке с мамой. Тогда зоопарковые дорожки так и кишели пестрой толпой. Смешные карапузы семенили на маленьких цыплячьих ножках рядом с родителями, держа в руках оранжевые, синие, красные надувные шарики. Под навесом летнего кафе люди сидели за пластмассовыми столиками и лакомились салатом «Цезарь», шашлыком или жирными пончиками, запивая трапезу квасом, лимонадом, золотого цвета пивом с белой шапкой пены. Ажиотаж царил у своеобразного тира, где усатый мужчина мячиком вышибал расположенных в три ряда (верхний, средний и нижний) пушистых дракончиков. Видимо, если собьешь всех дракончиков – получишь приз.

Целое сборище зрителей собрал бурый мишка – не страшный, а комичный – который деловито, вразвалочку прохаживался по своему вольеру. Несмотря на развешенные всюду таблички: «Животных не кормить» – несознательные посетители зоопарка кидали медведю кто – половинку банана, кто – кубик сахара, кто – вынутую из хот-дога сосиску. Медведь ухал, поднимаясь во весь рост. И, взмахивая передними лапами, пытался поймать угощение.

Стук каблуков и хлопанье шлепанцев по асфальту; широкополые, берегущие от солнца, шляпы на головах; разноцветные футболки. По-праздничному одетый народ наводнял зоопарк. Но тогда был июнь или июль – сияло чистое, без единого облачка, жаркое бирюзовое небо.

А мы с Ширин пришли в зоопарк зимой. По календарю – середина февраля, но нет и намеков на приближение весны. Гамма цветов пейзажа вмещалась между грязно-белым и мутно-серым. Кафешки, сувенирные лавки, ларьки с прохладительными напитками были закрыты. (Да и какой тебе лимонад со льдом, какое пиво, когда заволакивающие небо тучи сыплют снег?). Не работали и многие павильоны: «Фауна Индонезии», «Страна пауков», «Африканские антилопы», «Тропические бабочки».

Но зато на огромной территории зоопарка мы были совсем одни. Будто впавший, как тот бурый мишка, в спячку зоопарк принадлежал сегодня только нам двоим. Да и не сказать, что нам не на что было посмотреть.

Надолго мы задержались у вольера снежного барса. Серая, с кольцеобразными пятнами «кошечка» килограмм под сорок, с круглыми ушами и длинным пушистым хвостом, с любопытством глядела на нас сквозь прозрачное стекло. Наверное, недоумевала: а что, двуногие приходят смотреть на меня и зимой?..

Соседний вольер занимал дальневосточный леопард. Но эта зверюга оказалась то ли ленивой, то ли гордой. Она даже не повернула к нам головы, так и оставшись лежать на камне. Мы увидели только желтую, в черных пятнах, спину леопарда. Зато на пуму и каракала нагляделись вдоволь. Изящная пума изгибалась, точно позируя. А каракал – навострив треугольные, с кисточками, уши – «зевнул», распахнув пасть и показав острые клыки. Ширин весело рассмеялась и помахала пустынному хищнику ручкой.

Особенно нас впечатлили овцебыки, отделенные от нас только невысокой оградой. Могучие, с горбом, кривыми рогами, длинной коричневой шерстью и раздвоенными копытами «переселенцы» из холодных арктических областей. На широкой заснеженной площадке топталось аж небольшое стадо этих диковинных животных. Одни овцебыки жевали какое-то сено, уткнувшись в кормушки. Другие просто стояли, время от времени встряхивая головами и фыркая. Еще два оцебыка носились вдоль ограды: один мускусный бык гонял второго. Трудно было поверить, что столь массивные, центнера по четыре, животные способны на такую прыть; возможно, «бегуны» были что-то не поделившими самцами. Ширин умилилась чистому, как снежинка, теленку – который пугливо озирался и все жался к маме. Шерсть у теленочка была не такая густая, как у взрослых, а на месте будущих рогов были два бугорка.

Мы посмотрели еще на волка, на горных козлов, архаров, полярную сову. И успели порядком продрогнуть на студеном воздухе, когда подошли к павильону с вывеской «Террариум». Нам на радость, павильон оказался открыт.

В павильоне царило тепло, что очень чувствовалось после уличного мороза. Я испугался даже: как бы нам не пропотеть в наших куртках и шарфах и не заболеть. Чуть распахнув одежду, мы двинулись по павильону, то и дело останавливаясь, чтобы посмотреть на заключенных в стеклянные коробки пресмыкающихся.

Вот на древесном обрубке застыла игуана. Ее соседом был такой же неподвижный хамелеон, похожий на маленького динозавра. Дальше нам в поле зрения попадали рептилии посерьезнее: на берегу маленького искусственного прудика застыл грозный длинный коричневатый гребнистый крокодил. На следующей «витрине» мы увидели какую-то бесформенную черно-серую груду; пояснительная табличка гласила: «Ромбический питон». Удавы, кобры, аллигаторы, кайманы, желтобрюхий полоз…

– Бр-р-р!.. – всплеснула руками моя девочка. – Не перевариваю рептилий!.. Как хорошо, что все эти змеи и ящеры – за стеклом.

В конце павильона нас ждал сюрприз: за стеклянной стеной было обустроено нечто вроде кусочка природного ландшафта – небольшой водоем, песок вперемежку с камушками, пара булыжников и какие-то кустики. И по этому уголку природы медленно ползали, переваливаясь с лапы на лапу, исполинские слоновые черепахи.

– Ах, какая красота!.. – воскликнула моя милая, прижимая руки к груди.

Только что Ширин говорила, что «не переваривает рептилий». Но гигантские черепахи ее определенно восхитили.

Они были с длинными сухими шеями; с узором в виде сетки на темных панцирях. Одни черепахи жевали наваленную стогом траву, другие без видимой цели перемещались по песку и камням; а третьи, казалось, изучали нас своими бусинками-глазами.

– Это прекрасно, прекрасно!.. – повторяла моя девочка.

– Тебе так понравились эти здоровенные черепахи?.. – улыбнулся я.

Ширин перевела на меня свой жаркий взгляд и, взяв мою руку, сказала:

– Ты только представь, любимый. Небольшой остров, который пересекает мерно журчащий, как бы наигрывающий мелодию, ручеек с кристально-чистой питьевой водой. На деревьях наливаются соком душистые съедобные плоды. Наш с тобою шалаш стоит на берегу ручья. Когда одолеет жажда, мы пьем, зачерпнув пригоршней прохладную водицу из ручья. А голод утоляем сочными плодами, которые срываем с деревьев… По ту сторону ручья – цветущий луг, а на лугу – черепахи. Мы приставлены заботиться об этих черепахах: мы – черепашьи пастухи. Отличная профессия – правда?.. В самый раз для семейной пары. Следим, все ли черепахи с аппетитом щиплют травку. Не захромала ли какая-нибудь из наших подопечных. И дважды в день мы обязательно обходим кладки черепашьих яиц. Наше дело – не допустить, чтобы яйца достались в пищу грызунам, змеям или птицам…

Немного подумав, моя милая добавила:

– И, может быть, с нами будет жить еще лохматенький теленок-овцебычок. Если, конечно, арктическая зверушка в силах приспособиться к слишком мягкому климату острова черепах.

С нежностью я смотрел на мою девочку. Милая точно яркой гуашью нарисовала живую картинку: над прозрачным ручьем (видны отполированные водой гладкие камни, устилающие дно) торчит треугольный шалаш; неподалеку устроил лежбище косматый теленок, который то и дело встряхивается, отгоняя докучливых насекомых; а на просторном пастбище – не хуже коров пасутся гигантские черепахи, потихоньку «стригущие» ртами влажную зеленую траву. Я подумал: у Ширин богатая фантазия, а возможно даже поэтический талант. Моя красавица могла бы сочинять стихи, новеллы и детские сказки.

«Вот только никогда этого не будет, – издевательски заметил мерзкий голос внутри меня. – Ты, надеюсь, не забыл, что жить вам осталось три денечка?.. А там – вы сами наложите на себя руки. Вы ненамного долговечнее бабочек. Хе-хе».

Кровь точно заледенела в моих жилах. Резко напавший страх ужалил, как шершень. Вот мы ходим по зоопарку, беззаботно любуемся четвероногими и пернатыми. А через три дня… через три дня нам умирать. Почему?.. Почему?.. Почему?.. Мы ведь так молоды!.. Неужели не осталось никаких способов побороться с проклятыми обстоятельствами, засасывающими нас в могилу?.. Я невольно застонал. Ноги подкашивались.

– Милый, ты что?.. Все в порядке? – поддерживая меня обеими руками, спросила напуганная Ширин.

Я выпрямился, постарался улыбнуться и сказал:

– Все в порядке, солнце. Все в порядке.

Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза: моя девочка – с тревогой, а я – с чем-то вроде удивления. Я спрашивал себя: вот моя звездочка так по-детски веселится, любуется на теленка из стада овцебыков, придумала целое стихотворение в прозе про черепаший остров… неужели милая не боится смерти, которую сама же «призвала» на четырнадцатое февраля?..

Глядя на мою девочку, я не в силах был до конца поверить, что милая всерьез планирует умереть. Нет!.. Мне казалось: в последний момент Ширин передумает. Она ведь такая красивая, такая хрупкая – точно не полностью распустившийся цветок. Конечно, она должна жить. Хоть в статусе нелегалки – но жить, жить!.. Расцвести, даря мне счастье каждым своим лепестком. А там – мы что-нибудь придумаем. Как мне уже приходило в голову: купим у мошенников фальшивую визу по сходной цене.

Я решил: обо всем этом мы поговорим потом – утром четырнадцатого февраля. А пока что не буду жечь свой мозг невеселыми мыслями, ни отравлять ядом праздничное настроение Ширин.