Моя тюрчанка

Так в подобный ад – обтянутый колючей проволокой – отправится, не без моего участия, Ширин?.. Куда не кинь – всюду клин, так что ли?.. Или я позволяю моей девочке умереть у меня на глазах – или вызываю медицинскую бригаду, которая, может быть, и вырвет мою милую из узловатых длинных пальцев старухи-смерти, но и, с вероятностью в девяносто процентов, увезет мою нежную луну в «спецмедучреждение».

Вот он – выбор без выбора!.. Тебя как будто спрашивают: кого ты предпочтешь – Сциллу или Харибду?.. Сварить тебя или зажарить?.. Запереть в металлический ящик, который поместят в бурно полыхающее рыжее пламя – или голым выбросить в тайгу, на сибирский мороз?.. Я плакал, плакал –

ударяя костяшками по полу. Орошал слезами ноги Ширин.

Вскочив, я снова принялся – не прекращая горьких рыданий – будить возлюбленную. В отчаянии я хлестал ее по щекам, тянул за волосы, переворачивал с боку на бок и со спины на живот. Обводя спальню помутившимся взглядом, я силился припомнить: нет ли у нас где-нибудь булавки?.. Может быть, я «оживлю» Ширин, ткнув булавкой моей девочке в ногу или в руку?.. Еще вариант: смотаться на кухню, набрать в чашку воды и вылить на мою милую.

Вновь взяв любимую за запястье, я почти не ощутил пульса. О боги, боги!,. Захлебываясь слезами, я тяжело опустился обратно на пол. Время утекает, как песок сквозь пальцы. Мне не удается растолкать Ширин. Она умирает. Фокусы с булавкой или водицей тут не прокатят. Моя милая заснет вечным сном, если я ни на что не решусь.

Врач. Нужен врач!,.

У меня волоски по всему телу вставали дыбом при мысли о том, что может статься с моей девочкой в «спецмеде». Какими таблетками мою красавицу там напичкают?.. И сколько раз подряд ее изнасилуют грязные вонючие скоты-бонхеды?.. А дальше – если она не сгинет в переваривающем людей чреве «спецмеда» (бывали случаи, что кто-то вовсе не выходил из «учреждения») – ее, конечно, депортируют на родину. А западно-туркестанская полиция вернет «заблудшую овечку» родителям. Неизвестно: получится ли тогда папаше Ширин сторговаться с пауком-ишаном. Возможно, великовозрастным женишок согласится купить битую жизнью девушку за половину или даже всего за треть ранее оговоренного калыма. А то, с брезгливостью и презрением, отвергнет «порченый товар».

Что делать?.. Что делать?.. Моя милая – без сознания. Решение должен принять я один.

Меня всего трясло. Горло сдавливали спазмы, как будто меня сейчас вырвет. Сердце дико, бешено колотилось – точно пыталось изнутри расколоть мою грудную клетку. Со лба обильно стекал пот, а из глаз – соленые слезы. Я позавидовал моей девочке: хотел бы я так же распластаться без чувств на постели и ни о чем не думать. Чтобы только от поворота колеса Фортуны зависело: умрем мы или очнемся.

Дрожащей рукой я поднял с пола мобильный телефон и, с трудом попадая пальцем в изображения цифр на сенсорном экране, набрал короткий номер неотложной медицинской помощи. Последовали длинные гудки.

Ширин нужен доктор. Какой бы сложной ни была ситуация, в которой мы застряли, как мухи в паутине, я понял одно: я хочу, чтобы моя милая жила.

Пусть я «добровольно» расстанусь с моей девочкой. Пусть ей придется пройти через «спецмед». Я согласен: разлучите меня с любимой – только не дайте Ширин умереть. С неприятным холодком в груди я думал о том, что надзиратели-бонхеды могут надругаться над моей милой. Но что лучше: быть двенадцать раз изнасилованной или быть мертвой?.. Я не знал, как моя девочка ответила бы на такой иезуитский вопрос. Впрочем, можно было предположить: моя любимая выбрала бы смерть. Но сейчас все зависело не от моей возлюбленной, а только от меня. Именно я должен был определиться: дать моей милой сгинуть у меня на глазах – или позволить врачам ее спасти.

Трудно, но все-таки возможно выбирать между Сциллой и Харибдой. Ведя корабль через опасный пролив, Одиссей держался ближе к той скале, на которой обитала мерзкая Сцилла – беспрерывно лающее многоглавое чудовище. Оно «всего лишь» – вытянув длинные шеи – похитило с палубы и сожрало шестерых спутников царя Итаки. Куда хуже было бы, если б до судна добралась бы Харибда. Это невидимое злобное существо раскрутило бы страшный водоворот, который поглотил бы судно со всем экипажем.

Длинные гудки… Эй, эскулапы, вы дрыхнете там, что ли?.. Трубку, возьмите трубку!..

Я – как Одиссей. Я выбрал меньшее из зол. Я не ведаю, через какие адские муки пройдет моя девочка, если попадет на жесткую койку в просматривающуюся камерой наблюдения палату «спецмеда». Какие вещества будут вводить моей милой при помощи шприца?.. И – как знать – не проклянет ли любимая меня тысячи и тысячи раз за то, что по моей воле столкнулась со всеми гнусными «прелестями» «учреждения»?.. И за то, что после долгих дней, недель и даже месяцев в «спецмеде» – униженная, морально растоптанная, с изувеченной психикой – в битком набитом вагоне, полным запахов чужих нестираных носков и потных ног, поехала в Западный Туркестан?..

О, пусть так, пусть так!.. Пусть до самой старости Ширин меня ненавидит. Мне достаточно той согревающей мысли, что моя девочка вообще доживет до почтенного возраста. Хотя бы и побывав в когтях у врачей-изуверов, хотя бы и изнасилованная охранниками-бонхедами, хотя бы в качестве жены свинопотама-ишана – моя милая должна жить, жить!.. Я не выдеру с корнем и не брошу в придорожную канаву свой душистый цветок. Потерявший царство индийский мифологический раджа Наль – бежал, бросив заснувшую в лесном шалаше свою верную супругу Дамаянти. Иногда все, что мы можем для дорогого нам человека – это скрыться за горизонтом.

Длинные гудки…

– Служба неотложной медицинской помощи, – раздался из телефона чеканящий слова металлический голос. – Оператор Ирина. Говорите.

Я шумно выдохнул. Наконец-то!.. Соизволили взять трубку. Пятнадцати минут не прошло, как я дозвонился до скорой помощи.

– З-здравствуйте… – запинаясь, начал я. – Пришлите доктора, пожалуйста… Здесь девушка… не может прийти в себя…

Я чувствовал в руках и ногах неодолимую слабость – мышцы размягчились до состояния ваты. Только яростно колотилось сердце.

– Обморок?.. Эпилептический припадок?.. Кома?.. – тем же голосом робота поинтересовалась оператор Ирина.

– Я… Я не знаю… – промямлил я. – Представьте себе: человек спит – и его невозможно разбудить…

– Ладно. Сколько лет вашей девушке?.. – уточнила Ирина.

– Восемнадцать.

– Вес?..

– Сорок килограмм, – попытался я изобразить уверенность, хотя оценивал вес Ширин исключительно «на глазок».

– Гражданство у больной расейское?..

–Р… р-расейское, – на пару секунд затормозив, соврал я. Я испугался: если скажу, что у милой западно-туркестанское гражданство – доктора могут и не приехать. Они рассудят, что государство не понесет большого убытка из-за еще одного мертвого мигранта.

– Ждите. Отправим вам бригаду.

– А когда… – я хотел спросить, как быстро приедет эта самая бригада. Но безэмоциональная, как киборг, Ирина уже успела отключиться.

Ожидание прибытия скорой помощи превратилось в настоящую пытку. Будто по всему полу рассыпали красные от жара угли – а у меня нет на ногах даже шлепанцев. Я метался из одного угла спальни в другой – как тигр, у которого болят зубы. (Не знаю, бывают ли у крупных кошачьих стоматологические проблемы. Но если бывают, то тигр с ноющими клыками будет кружить по вольеру точно так же, как я по комнате).

Надеясь на чудо, я попробовал разбудить Ширин и водой, и булавкой. Напрасные труды: моя милая даже не шевельнулась. Без всякого успеха я пытался растормошить мою девочку. А потом падал на колени – и, не переставая плакать, исступленно целовал стопы Ширин.

Иногда я убегал на кухню – и сидел там, притихший, обхватив руками голову. Я убеждал себя: вот сейчас я уловлю негромкий стон моей проснувшейся возлюбленной. Приезд медбригады не долго и отменить. Главное, чтобы моя звездочка открыла глаза. Стон не прилетал. И все равно я загадывал: ели буду торчать на кухне еще пять минут – моя красавица обязательно придет в сознание.

Я возвращался в спальню, склонялся над милой и пристально, чуть ли не до боли в глазах, вглядывался в лицо любимой. У Ширин не подергивались даже веки. Я снова брал мою девочку за запястье. И каждый раз мне казалось, что пульс милой стал еще слабее. Я прислонял ухо к ее груди, чтобы услышать биение сердца. Вроде бы раздавался какой-то стук. Но – взбудораженный, испуганный, не вполне ясно соображающий – я боялся перепутать: не удары ли это моего собственного сердца, наносимые точно кувалдой?..

То и дело я смотрел время на экране мобильника. Двадцать минут прошло… Да же эти чертовы профессора из «неотложки»?!.. Прокляните Аллах и Кришна дорожные пробки, через которые продирается машина скорой помощи!.. Но почему-то мне казалось, что дело не только в заторах на автостраде – что бравые медики и сами-то к нам не больно спешат. Небось, кофе сначала допили, бутерброды с ветчиной дожрали, а то и в подкидного дурака доиграли – шайтаны полосатые!.. Наверное, мне проще было персонифицировать зло, чем сердиться на безликую стихию движения автотранспорта.

Полчаса пролетело… Сорок минут…

Я хотел кусать себя за локти. И уже собирался повторно звонить в «неотложку», когда в дверь позвонили. Наконец-то!.. Я бросился открывать.

– Так-так-так, молодой человек!.. – в прихожую колобком вкатился, вбежал, запрыгнул мячиком коротышка с пенсне и в белом халате. Развеселый Айболит. Очевидно, это и есть доктор, который должен разбудить Ширин. Он вертел круглой головой на длинной, почти гусиной, шее и тряс седой, с примесью серого, козлиной бороденкой.

За доктором в квартиру шагнули два амбала, едва не цепляющиеся макушками за потолок, облаченные в синюю униформу. Надо думать: санитары.

– Проходите, проходите, – засуетился я.

Лакированные туфли Айболита и тяжелые сапоги быков-санитаров загремели в направлении спальни. Шустрый доктор хихикал над чем-то и дергал себя за бородку.

– А дамочка-то у вас нерусская!.. – растягивая гласные, отметил Айболит. Почему-то это прозвучало как «дикарка», «инопланетянка», «не человек». – Паспорт-то у барышни точно расейский?.. Потрудитесь предъявить. Меня интересуют паспорт и полис пациентки. Если, конечно – хм!.. – у нее вообще есть документы.

Вот так. Типично для нашей медицины. Сначала покажи бумажку – только после этого доктор хотя бы бегло тебя осмотрит. Такими темпами скоро в аптеке придется совать в нос фармацевту заверенную у нотариуса родословную, доказывающую, что ты чистопородный русский – и только после этого тебе продадут аспирин.

Здоровяки-санитары стояли у стены – скрестив на груди руки, с каменными лицами. И напоминали – больше всего – грозных джиннов, ожидающих повелений пророка Сулеймана, на роль которого смешливый низкорослый старикашка-доктор не очень-то подходил.

Я вздохнул и достал из ящика тумбочки западно-туркестанский паспорт моей девочки. Протянул доктору, едва шевельнул губами:

– Полиса нет.

– У-у-у. Синенький? – докторишка помахал паспортом, как веером, потом поднес документ к самым глазам («Ну что ж ты делаешь, дурак?.. – с досадой подумал я. – Если ты приблизишь паспорт к самому своему пенсне, тот что – пурпурным станет?..»). – Да вы, батенька, хитрец почище Навуходоносора. По телефону-то вы сказали оператору, что мадам ваша – расеянка. Соврали получается, голубок?..

Сумрачный, с взъерошенными волосами – я молчал.

– Ну да будет вам, – развел руками доктор. – Поглядим на азиатку вашу, раз приехали. Только вот…