Марта

? Чего не было никогда, не воротится, разбилось то, что не сбылось. Ты не один, я не одна, с другим я нынче, ты с другой. Вон у супруга моего обиды полные глаза, я не хочу, чтоб он страдал. Отойди же от меня, люди косятся.

? Вижу, уйдешь и больше не вернешься. Ему завидую, ты с ним, ты не со мной. Сам виноват.

? Уже не важно, чья здесь вина, отпусти на покаяние душу. – Улыбнулась мягко, освобождая руки из крепких объятий.

? Знаю, того, что было, не повторить уже, не возвратить. Не буду звать, не буду ждать, но как же мне тебя забыть, любовь моя, печаль моя? – Потупил взор, и тихо-тихо прошептал. – Не надо лгать себе и мне, любимая.

Отвернулся и ушел, ни разу не оглянувшись, высокий, сильный. Наина поспешила следом, тревожная, внимательная.

Обман, если им правильно пользоваться, иногда может и пользу принести, зато свадьбе их будущей уже ничто не угрожает.

Трофим недовольный, косится в след.

? Он тебя любит.

? Может быть, но уже поздно. У него был шанс, без смущения и долгих раздумий подарил разлуку.

? Так это его кольцо ты бережешь? Значит его ты любишь? А говорила, что пустое сердце, что душа оглохла! Ты мне врала?

? Для твоего же блага, дурачок. Что толку, что люблю его? Ты видишь, разные у нас дороги и нам никогда не быть вдвоем, но это уже не беда. Я сегодня изменилась и больше не буду сохнуть. Я даже счастлива, что своего добилась, он впустил меня в сердце свое, а больше мне и ничего не надо. – Махнула на прощание рукой.

***

Шла, легкая, настежь распахнутая миру, с удовольствием купаясь в густых солнечных лучах, и восхищенных взглядах мужчин. В душе бушевало гулкое ощущение своего превосходства, власти над ними; будто бы каждый, кого видела Марта сейчас, упивается ее красотою, страстно желает ее, его неумолимо влечет к ней. В это мгновение ей казалось, что так было всегда. Ей уже казалось, что она вечно была и вечно будет, что она никогда не умрет, не исчезнет. Что ей единственной на земле дано это огромное счастье всегда быть молодой и ослепительно красивой. – Царица земли. – Вспомнила слова Трофима, и они показались ей уже не такими неимоверными.

Какое это счастье, если ты знаешь, что любима, желанна! Марта шла гордая, объятая ликующей радостью, шла, взволнованная мучительным наслаждением от прошедшей встречи, от последних слов Антона.

Как часто представляла себе это свидание! Как дико скучала, тосковала по любимому! Сколько раз появлялся ей во сне, далекий, нереальный, но такой родной! Как надеялась, что когда-то он все равно примет ее в свое сердце, и, узнав об этом, она не зарыдает, не засмеется, не закричит от счастья, не броситься исступленно в объятия мужские, даже слов, наверно, не найдет, тех слов заветных, что хранила так бережно только для него одного. И лишь к груди желанной припадет и… захмелеет от радости и горячими губами прошепчет слова признательности судьбе.

И что? Она спокойна. Она свободна! Эта любовь теперь не в тягость для нее. Она исцелена! Наконец, одолела себя в своей тоске любовной. Сегодня она гордится этой победой! Она теперь может все!

О, женщины! Каждая из нас, живущих на земле, – великая! Каждая способна в своей жизни на что-то необычное, значительное, только до поры не знает, не догадывается, на что именно.

Для этого надо суметь разобраться в себе, в своих заветных, неисполненных желаниях, в своих, порой необъяснимых, поступках, в своих стремлениях.

А познание своей сути – самое нелегкое, самое непостижимое! И только любовь имеет возможность помочь раскрыть себя, почувствовать свое превосходство.

Каждая из нас – это целый мир, огромный, светлый, неповторимый и такой прекрасный! Душа женская – нежный аленький цветочек, роза в бутоне, жемчужина робкая, перламутром переливающаяся.

Над нею тяготеет ежедневное бремя неусыпных забот, испытаний, порою бесчеловечных, мыслей, не всегда приятных.

Как часто ранит нас мужская безответственность! Как часто приходится уступать себе для чьего-то блага, в чем-то ограничивать себя.

Сердце наше без дна. Душа вся в шрамах, иногда мучительно ноющих, иногда зарубцевавшихся.

И как много чистоты и непорочности несем в себе!

Ангельского терпения!

Радости!

Сколько ласки!

И сколько силы!

Надо только суметь прочувствовать все это и дать другим ощутить свою волю.

Я – царица земли! Все, что происходит вокруг, совершается при моем непосредственном участии. Судьба человечества в моих заботливых руках. Я царица!

Нередко в самой женщине живет отрицание своего Божественного предопределения. Кое-кто из них полагает, что они никчемны, ограничены, неполноценны. Эти женщины нередко чувствуют свою ущербность, испытывают страх перед мужем, ощущая с его стороны непочтение к себе и даже презрение, словно к чему-то менее развитому, недостойному.

Какое грешное заблуждение! Женщина с рождения обречена на счастье! Она несет в себе хмельную силу любви, что дарует миру новую жизнь. Она созидает этот мир! Она – неисчерпаемый родник силы и вдохновения для многих великих мужей!

Кто совершеннее ее? Никто! Она – царица! Она – Богиня! Она – Мать! Сестра! Жена! Величественнее, прекраснее не сыщешь!

Даже в глубокой старости светится особая благодать в женских чертах, мудростью исчерченных, в ее взгляде спокойном, взыскательном и понимающем. Пред нею на колени пасть не стыдно даже величайшему из мужей. В этом сила его тела и духа!

Лишь тот велик, кто не боится склониться в глубоком почтительном поклоне, возвеличивая ее добродетели. Женщина – украшение и благословение этого мира. Лишь она, достойная, в паре с достойным, может преобразить мир, Вселенную, напоить ее любовью, чистой и прекрасной, как счастье. Возвысить до Божества жизнь земную!!!

VIII

Отравление любовью.

Под легким пологом звездного неба величественна и безмятежна летняя ночь. Нетронутой тишины оберегая покой, дремлет она, смутным томлением полна, окунаясь челом в травы росистые. Едва шелохнется ветка на дереве.

По берегу, по мелкому кустарнику еле слышно бродит ветер молодой; то припадет к воде щекой, то осторожно кусты прибрежные туманом занавесит, то в изголовье камышей бросит охапку светлячков.

Поодаль ивы задремали над водою. Редкою, нестройною гурьбою березки в платьицах зеленых, с худыми, едва прикрытыми коленками, спустились к реке. В чистой воде отражается звездный рисунок неба. Кочующие тучки бахромой разорванной пытаются нарушить этого узора вязь замысловатую.

Через ракитовые ресницы луна засмотрелась в зыбкую волну, без устали вплетая в сумрак ночи серебристые кружева. Глухо вскрикнула сова, так низко пролетев над головой, что крылья обдали ветром венок на голове у девушки. Листья на соседней березке затрепетали, зашевелились и успокоились.

Ночь пахнет тиной, мятой и любистком. И тихо-тихо, будто перед бурей, лишь только слышно, как сопя, моет прибрежные пески река.

На душе тревожно и неуёмно сердце.

– Реченька моя, река, обливные берега, я пришла к тебе, что к родимой матушке. Отчего мается сердце? Отчего волнуется кровь? Угрожает судьба любовью не ответною? Ты волной мне расчеши косу русую, от доверчивой девушки отведи сомнения пустые.

Лес, звонкий и болтливый днем, а сейчас глухой и тихий, основательно обложил реку, расплывчато выделяясь в лунном свечении жесткой хвоей обветренных сосен.

Скитается безмолвие в излучинах его крутых оврагов, запутываясь в ветвях вековых исполинов. Там ее верный друг Май тщательно охраняет дремотный мир нехоженых тропинок, болот, заросших дикими травами полянок, подолы у которых полны цветов, душистых ягод.

Здесь царство непуганых зверей и птиц. Порой звериных глаз опасное мерцание осторожно мелькнет в глухой чаще. Из дебрей дремучих выйдя, пятнистый олень спокойно обходит стадо могучих туров, столпившихся у водопоя. Ланей резвых промчится стая. Неловкий лосенок следом за лосихой торопится на тонких, непослушных ножках, все норовит изведать мох, нежнее, чем мех у зайчонка. Медведь в заводях речных ловко лапой рыбу удит. И тут же недалеко бобер хозяйственный со своим зубастым семейством занят сооружением плотины. С белкой озорной дружит давно дятел домовитый. Над рыжею лисой они вдвоем нередко подыгрывают.

А там, в самой чаще, где расступился лес услужливо, позволяя солнечным лучам упиться соком ягоды лесной, стоит терем, большой, высокий, со всевозможными резными башенками. Солнце озорует в окнах его.

Там живут они с отцом. Рядом с ними вокруг полно лесного люду. Леший в окружении беззаботных мавок. Блуд и его многочисленная семейка. Смешливые русалки и их хозяин – водяной. Вся эта лесная братия с утра до вечера крутится неподалеку.

Есть даже нявки, точь-в-точь, как дети, только немые, услужливые. Смотрят жалостно-жалостно, будто старушки. Не играют и не поют, а если и поют, то такие печальные песни и плачут при этом горько и безутешно. Лесной царь всегда был недоволен, если видел свою дочь в их кругу. Поговаривали, что они без имени, а, значит, никто, поэтому они такие невеселые.