Ноша

– Да, я раньше была мамочка, а теперь я стала детка.

Мистика. С учётом, ха-ха, «ГОР», «ГОРА»…

Мы сидели в кафе. Маша ела пирожное, пила турецкий чай, рассказывала:

– Когда ты была маленькая, я кормила тебя. Я была твоя мама. В коляске тебя тащила. Из вымечки (показала на свою левую грудку) кормила. И деду тоже.

Маша перешла на немецкий язык и всё это пересказала Кришану, показывая на правую грудку.

– Als du, Djeda, klein war, ich habe dir Milch gegeben. Ich war deine Mutter[16 - Когда ты, деда, был маленький, я давала тебе молоко. Я была твоя мать.]. И дала ему, – рассказывала Маша дальше по-русски, – котлетку. Он съел, а ты не хотела есть. Я построила вам… нет, я построила нам ваш красивый старый дом. Фотографировала вас много-много. Покажу потом фотографии.

Я слушала и думала про Гора. Всё закономерно, во всём цикличность – ребёнок, ещё не умеющий читать (мы ещё только-только буквы в слоги складываем) и писать, подписывается «ГОР» и знает априори наши корни.

Гор – египетский бог с головой сокола, он – высота, небо, крылатое солнце.

Гор есть в нашей книге «Семь чудес света». Маша, как и я, любит эту книгу с картинками, и мы её перед сном разглядываем, читаем.

В музее Машу поразил Геракл. Маша его долго разглядывала.

– У него мускулы, – заключила.

Вечером в отеле Маша рисовала меня и себя с мускулами…. Ха-ха! Это мы с ней спортом занимаемся. Мускулы – кружочки на плечах, по одному на каждом.

– Замечательный рисунок, – говорю. – Подарим его деде на рождество?

– Подарим! А тебе я подарю украшение! Бусы! И браслет!

На следующий день они с Кришаном зашли в магазин и купили мне серёжки-снежинки.

И весь день потом Маша готовила подарки. Заворачивала в салфетки изюм, орешки, морские камешки.

То, что для других, может, обычно: ребёнок говорит на двух языках, для меня всё ещё – чудо. Дочка, незадолго до рождения Маши, мне вдруг объявила: зачем ей русский, если она в Германии? Я рыдала неделю. Не поговорить с родной внучкой по душам? Пушкина не прочесть? Наши песни не спеть? Но дочка перерешила:

– Мы поговорили с мужем. Он сначала сказал: «Я не буду вас понимать!» А сам учил русский в школе. И да, это было бы грустно, если ребёнок не будет знать языка своей матери.

«Зарницы», – говорит Маша, имея ввиду: «жениться».

– Тут зарницы, – она показывает на свадебный кортеж.

– Баба На, это чьи зоки?[17 - Socken.]. Деды?

– Да, это его носки.

– А эти зонненбрылы?[18 - Sonnenbrille.].

– Эти солнцезащитные очки тоже его.

– А где наши?

– Где наши, не помню, давай поищем.

Долго искали, нашли, надели. На море пошли. Маша пела:

– Я на солнышке лежу, Я на солнышко гляжу…

Я зашивала дырки на колготках. Маша подавала мне нужные нитки, ножницы, спросила:

– Что это?

– Это метр. Сейчас покажу, как им измерять.

Час или два Маша измеряла высоту и ширину стола, стульев, наших ног и прочего.

Я пошла в душ, вернулась, смотрю, Маша сделала пару стежков.

– Ты шила?

– Да… – Маша глазки опустила, не знала, плохо это или хорошо.

Вдела я нитку в иголку, дала ей, и мы обе, как сказала Маша, работали. Я подшивала штанишки, Маша одежку для куколок… Занималась словообразованием:

– Вкусно – вкуснятина. Дружно… нужно сказать: дружнятина.

Дружно рисуем. На пляже. Я – отдыхающих, Маша – «Гору в Аланье». Над горой – две фигуры.

– Это ты, баба На, а это я.

– А деда где?

– Вот он! На солнышке греется!

И правда, внизу у горы – третья фигурка.

Маша хохочет.

Радостный человек!

– Мы здесь долго-долго будем жить, ещё одну Wochenende[19 - Выходные.] и ещё одну…

То есть она, ха-ха, отмеряла время выходными.

Мы бродили по берегу, набирали воду в ведёрко, строили крепость для лошадок.

«Advent, Advent, das erste Lichtlein brennt!»[20 - К первому адвенту зажигают одну свечку на венке с четырьмя свечками.] – написала дочка.

До нас дошло, что зима!

А мы – загораем!