Командировка в Индию

– Мэм, – сказал матрос, – он работал в серверной, а вентиляция в нижних отсеках отключена. Ему и вправду плохо.

– У меня инфаркт, – трагически и даже с пафосом констатировал Геныч.

Джинсовый комбинезон весь промок от пота и прилип к телу, Геныч с трудом ковылял. Но до медсанчасти добрались своим ходом. Встретила их все та же докторша в коричневом сари с зеленым кантом, как всегда, симпатичная и ухоженная.

– Сердце у него, – доложила Лиза, – слабость, совсем плохо.

– Инфаркт, – с выражением добавил Суреш.

Геныч глядел испуганно и виновато. Суреш из-за его спины грустно качал головой, как бы предрекая печальный конец.

– Вряд ли, – сказала докторша, – изучая Геныча на расстоянии.

Она обвела всех критическим взглядом и произнесла, пряча улыбку:

– Я думаю, это не сердце, ну ладно, пусть снимут кардиограмму.

Процедурная была довольно просторная, несколько кушеток и медицинская кровать. За столом сидел мужчина-врач в зеленой одежде, как у хирургов. Он указал Генычу на кровать, Геныч дошлепал до кровати и присел на самый край.

– Пусть ляжет, – сказал врач, – пару минут полежит, и кардиограмму снимать будем.

– Я лучше посижу, – прошептал Геныч, – лечь еще успею.

Подвезли стол с кардиографом. Но Геныч ни в какую.

– Укладывайтесь, – строго сказала Лиза, – руки, ноги свободно, не дергайтесь.

Суреш замахал руками.

– Релакс, Гена, релакс.

Но Геныч, охваченный животным страхом, упорствовал.

– Вместо работы шикарная кровать, а вы даже расслабиться не можете. – Ложитесь немедленно! – приказала Лиза, и добавила, – расслабьтесь! Я вам сейчас анекдот расскажу.

И рассказала. Наконец, пациент, вздрагивая от смеха, принял горизонтальное положение.

– Что ты ему рассказала, и мне скажи, – потребовал Суреш, который обязательно должен был быть в центре событий.

Он стоял рядом с кардиографом, держа присоски в руках, и собирался ставить их в точки, указанные врачом. Лиза перевела анекдот на английский. Сначала Суреш слегка обалдел, а потом начал смеяться, хватаясь за живот. Тут два врача, находящиеся в кабинете, тоже потребовали, чтобы Суреш им пересказал на маратхи.

Про Геныча, подключенного к кардиографу, все забыли. Лиза прятала глаза, представляя, как Суреш рассказывает врачам анекдот про женщину, которой подруга давала советы, как нужно расслабиться, если тебя насилуют, чтобы получить удовольствие. В общем, анекдот ничего особенного не представлял, кроме рекомендации сохранять спокойствие в трудную минуту, но в этом городе, где изнасилования происходили каждый день, озвучивать подробности при людях считалось большой вольностью. Общее веселье прервала вошедшая докторша.

– И что? – пугливо вопрошал Геныч, когда врач с кардиограммой отошла от него.

Она бегло взглянула на кардиограмму и с видом «я же говорила» выдала диагноз:

– Ничего плохого, сердце в порядке. У вас дегидратация, как я и думала.

– Дегидратация, это обезвоживание, – улыбнулся воскресший Геныч, – говорил же аптекарь, что надо пить не менее двух литров в день.

– Надо пить не менее двух литров в день, – подтвердила докторша на английском, выписывая лекарства, – и с выражением закончила, – воды.

Когда Лиза с Генычем зашли в ожидавший их автобус, воцарилось полное молчание. Бригада смотрела траурно. Геныч помялся и сказал:

– Пить надо не менее двух литров в день, а то это, – дегидратация.

Мужики сразу ожили, посыпались шуточки и предложение заехать в заветный ларек за пивом. Но Геныч был непреклонен.

– Я сегодня к аптекарю, – сказал он твердо.

На следующий день в свежевыглаженной рубашке Геныч вошел в автобус. Выглядел он молодцевато, несмотря на то, что в тени было двадцать восемь по Цельсию. Все реже в пыльном небе собирались небольшие дождевые тучки и проливали краткие дожди. А на солнце жара до оцепенения, ни одна пылинка не шелохнется, ощущение как в вакууме.

На открытой палубе бака, куда переехала большая часть бригады, на солнце наверняка не меньше сорока. Зато работа на свежем воздухе, конечно, относительно свежем, поскольку металлическая палуба клевером не пахла, тем более что на соседнем корабле сдирали краску растворителем, а на причале кряхтел компрессор.

Из-за корабля, пришвартованного к борту, носовая палуба стала проходной. Соседи ходили взад-вперед, тащили какие-то устройства, смазочные материалы, провиант – готовились к походу. Тощий индус поставил на плечо полметра ячеек с яйцами, другой нес на плече мешок с мукой, за ним шел еще один с двумя коробками консервов на голове. Лиза перевела фунты, обозначенные на мешке с мукой, и получила вес больше сорока килограмм. Все они шли ровно, не сгибаясь и не покачиваясь, придерживая поклажу вытянутой вверх рукой. Ровный позвоночник – это особенность местного населения, иначе такой груз не выдержать.

На берег сойти было просто невозможно, змейка грузчиков не прерывалась, и дорогу они уступят, только если подойдет офицер. И такой офицер нашелся – это был кэптен, как обычно в белоснежной форме и хорошем настроении. Он поднялся на борт, чтобы обсудить с капитаном проведение очередных испытаний, и встал как дерево посреди палубы. Рядом пристроился Гулати. Но носильщики с соседнего корабля, пропустив офицеров, снова сомкнули свою цепочку и несли свои грузы, обходя всех стоящих на пути. Понятно, что офицер никогда не сдвинется с места, ему даже в голову не может прийти, что он кому-то мешает. Никто не злился и не просил отойти в сторону, потому что здесь огромная дистанция между офицером и матросом. Вольно стоящего офицера даже автокара в цехе объезжает.

После обеда стало еще жарче, Лиза нашла тень на баке за башней орудия и уселась с ногами на платформу пушки. С моря дул легкий бриз, и, если немного зажмурить глаза, глядя вдаль, где на рейде стояли военные корабли, пожарные и заправщики, то можно было представить, что ты где-нибудь на курорте. Главное, не смотреть вниз на мертвую воду, куда матросы сливают все что не попадя. Вдруг открылся люк в носовой надстройке, и оттуда, сутулясь, вылезли четверо матросов – все в черной форме с длинными рукавами и в высоких берцах. У первого был фонарь в руке, у второго багор, а у последних двух – огнетушители, при этом они хором скандировали: «Fire! Fire! Fire!»[16 - Fire (англ.) – Пожар] Они прошлись по палубе, немного сутулясь и смешно поднимая колено, обогнули надстройку и снова спустились в чрево корабля. Потом опять появились из того же люка, гуськом, как гномы. Это были провинившиеся, которые изображали учение по пожарной тревоге. Присматривал за ними помощник боцмана, стоящий на теневой стороне у борта, он давал указания и считал, сколько виражей они накрутили. Лиза ни разу не видела на кораблях суровых наказаний, но поговаривали, что до сих пор встречаются офицеры, которые предпочитают стек – чисто английское изобретение для битья.

Наконец, начались швартовые испытания. Корабль поставили у стенки в наполовину опустевшей гавани и приступили к проверке систем. Геныч остался на палубе около бронированной башни, а Лиза с Томилиным спустились на две палубы вниз в пост управления, где два индийских матроса крутились возле электронных блоков. Матросы рукавом стерли пыль с оборудования, нажали все кнопки, подергали рычаги, но станция не включилась. Игнорируя все формальности, они вынули операционный блок, принесли невесть откуда другой и запросто запихнули его в слот. Но управляющее оборудование упорно бастовало.

Лиза заняла кресло второго оператора, и, пока вспотевшие матросы возились со своими блоками, почувствовала тошноту от спертого воздуха и боли в животе.

– Я себя что-то чувствую не очень, – сказала она Томилину, – вечером съела несколько королевских креветок. И, наверное, зря потом попробовала кусочек хлебного дерева, этот джекфрут. Выйду на пять минут.

– Да пока они наладят станцию, ты пять раз успеешь сходить туда-сюда, – кивнул Томилин на индуса, который уже решил заменить и следующий блок.

Она поднялась на главную палубу и, стараясь пройти незамеченной, шмыгнула в офицерский туалет. Открыв дверь, она внезапно остановилась – мыльная пена запрудила весь пол. В кабинку можно было пробраться только, прыгая по комингсам. Посередине туалета стояла стиральная машина без сливного шланга, но это нисколько не смущало стоящего рядом матроса, который занимался постирушками, потери он компенсировал подачей воды из крана через заливной шланг.

– Здравствуйте, – сказала ему Лиза как ни в чем не бывало, – я зайду на минуточку.

Матрос остолбенел: женщина на корабле, да еще в офицерском сортире. Мало того, Томилин оказался прав, ровно пять раз Лиза возвращалась к стиральной машине и прыгала по комингсам в кабинку. И наконец, она пришла в себя, отдышалась и встала между двумя мониторами, как при настоящих стрельбах. Включили имитационный режим и испытания начались. Когда все задания были выполнены и поражена компьютерная цель, мужчины поднялись наверх, изучать меловой отпечаток на снаряде, который свидетельствовал о том, что цепь стрельбы сработала. А она еще долго отдыхала в кресле, положив ноги на табуретку. Сил подняться не было.

В пост стали заглядывать любопытные матросы, они беседовали между собой, приветливо кивали Лизе.

– Любопытство не порок, – сказала по-русски Лиза, раздраженная нашествием.

Мало того что на обед не ходили, так еще и отдохнуть невозможно. Пока она раздумывала о том, что еще несколько лет назад на Балтике этот же самый корабль был ей родным, и всегда можно было где-то отлежаться, да хотя бы в кубрике у сдатчиков, внезапно раздался хлопок, и комната стала наполняться то ли дымом, то ли какой-то взвесью.

Первым делом на ум пришли лекции по чрезвычайным ситуациям, средствам пожаротушения, и самозакрывающимся отсекам, все, что она переводила в учебке. А когда кто-то крикнул: «Alarm! Fire!»[17 - Alarm! Fire!(анг.) – Тревога! Пожар!], она ясно представила, что они глубоко под водой в железной коробке, из которой нет выхода, сейчас отсек закроется и погребет всех, кто не успел убежать. Вокруг суетились матросы, кто-то схватил огнетушитель, из которого валили белые облака пены, и направился к двери, но около двери была толчея. Вспомнив, что при объемном пожаротушении люди в отсеке погибают от удушья, она попыталась встать, но кто-то ее толкнул, она опять упала в кресло и почувствовала, что в горле засвербело и закружилась голова. Вся ее короткая жизнь пронеслась перед глазами с космической скоростью, и отдельным кадром мелькнул последний эпизод – Вихан. Она вгляделась в черты его лица и, закрыв глаза, произнесла: «Вот и все».

Но тут кто-то схватил ее за руку и потащил к выходу. Уже поднимаясь на главную палубу, Лиза вспомнила, что перед самым хлопком низкорослый матрос, похожий на малайца, вошел в пост, наверное, чтобы поглазеть на иностранку, и даже не вошел, а как-то вполз, смущаясь, прижимаясь к стене и перебирая сзади руками именно в том месте, где стоял огнетушитель. Неожиданно он споткнулся и рухнул на этот огнетушитель, тогда все и началось…

– Что с тобой, Лизавета? – встретил ее на палубе Андрей Томилин, – где ты запропастилась? Мы уезжаем.

– Пожар, – ответила Лиза и упала в обморок.