Командировка в Индию

Не разжимай объятий

В воскресенье все собрались ехать на Элефанту – и Рома, и Геныч, и Леня с Саньком, и Лиза. Когда они заканчивали завтрак за круглым столом, в сумке у Лизы зазвонил телефон. Это был Вихан, которого она уже почти вычеркнула из своей жизни.

– Чандрани, – сказал он, как ни в чем не бывало, – я соскучился по тебе. Очень хочу тебя видеть.

– Нет-нет, – ответила растерявшаяся Лиза, – мы едем на Элефанту.

– Но тогда я зайду вечером, – настаивал Вихан.

– Ну ладно, – вежливо согласилась она.

Когда Лиза закончила разговор и вернулась к своему кофе с нежнейшим индийским тирамису, она увидела несколько растерянные лица мужиков.

– Едем на Элефанту! – сказала она весело. – Собирайтесь, а то будет много народу.

Собрались быстро и на такси доехали до Ворот в Индию. Отстояв очередь, сначала в кассу за билетами, а потом на посадку, погрузились на небольшой прогулочный кораблик. Час путешествия по Аравийскому морю, и вот она – Элефанта, остров с древними храмами, которые в базальтовых скалах монахи высекали вручную в течение нескольких столетий, и все храмы посвящены богу Шиве. А огромного базальтового слона, в честь которого назван остров, здесь давно нет, он стоит, как и положено слону, около входа в зоопарк, по соседству с Музеем Виктории и Альберта. Подниматься пришлось по тропам и высоким каменным ступеням. На площадках отдыха шла торговля едой и безделушками, и лениво разгуливали священные коровы, роста они были такого, что на них можно было облокотиться. Но никому такая идея в голову не приходила, наоборот – их отгоняли, потому что в надежде поживиться они совали свои рогатые морды чуть ли не туристам в сумки.

Все храмы располагались в пещерах, некоторые из них тянулись далеко вглубь, и приходилось пользоваться фонариком, чтобы разглядеть высеченные на стенах изображения. Величие храмов, изобилие и красота скульптурных сцен поражали. Эти сцены отображали житие и подвиги многоликого Шивы, а в центральном храме в венке из цветов, как объект особого поклонения, красовался огромный лингам Шивы.

Потом спустились на смотровую площадку, откуда собирались совершить подъем на вершину горы, где находилась главная достопримечательность, ради которой мужики и приехали, – старинная английская пушка. На площадке было полно обезьян разного калибра и возраста. Приматы позволяли наблюдать за собой, даже скорее они сами наблюдали за туристами, чтобы не упустить очередную возможность полакомиться. Лиза решила разделить банан на несколько частей, чтобы кормить сразу несколько детенышей.

– Снимайте меня на видео! – кричала она.

Но тут один детеныш, оскалившись, вырвал у нее зажатый в руке кусок, она достала еще один банан, и пока она делила его на части, прибежали еще две обезьяны.

– Не жмоться, отдай им все сразу! – кричал Санек, – они тебя исцарапают. Бросай бананы немедленно!

Спасаясь от цепких лап обнаглевших обезьян, Лиза бросила бананы, и тут раздался вопль стоящей рядом американки, которая скормила уже все фрукты животным. Самая большая обезьяна, до этого спокойно наблюдающая за кормлением со стороны, прыжком приблизилась к туристке, зло сверкнула глазами и выхватила у женщины пластиковый пакет. Она мигом сиганула на дерево вместе с пакетом, уселась на ветке и запустила внутрь свою руку, но не найдя ничего съестного, стала все вытряхивать. Сначала на землю плюхнулась бутылка с водой, которую подбежавшие обезьяны открыли довольно быстро, и принялись пить, а потом под вопли обладательницы пакета грохнулась камера. Толпа затаила дыхание. Камера была разбита.

– Я же говорил, – обернулся к Лизе Санек, – эти чудовища на все способны.

Лиза остолбенела, ужасное сравнение пришло ей в голову – что-то неуловимо похожее было в повадках этих животных и несчастных людей, которые постоянно недоедают, по крайней мере, тот же дикий и голодный взгляд.

– Лучше идем смотреть пушку, – сказал Геныч

Подниматься еще на одну гору Лизе не хотелось, но не уважить интерес мужчин к старинному оружию она не могла. Истинное эстетическое чувство у них проснулось именно здесь, на горе, откуда открывался отличный вид для обстрела всех гаваней острова.

Вернувшись с экскурсии, Лиза на всякий случай привела себя в порядок, кто его знает, может и вправду Вихан дозрел до решительного шага, а все это время было ему необходимо для улаживания семейных проблем. Он пришел вечером, с бутылкой французского шампанского и коробкой пирожных. Все это он молча поставил на чайный комод и немного помедлил, тревожно поглядел на Лизу, как бы ожидая ее реакции. Нет, она не могла броситься ему в объятия, слишком много обид. Она подошла к окну и встала к нему спиной. Он приблизился и обнял ее так, как будто они не расставались, а просто произошла размолвка или какое-то глупое недоразумение.

– Ты так много для меня значишь, – сказал он, привлекая ее к себе.

Он похудел, большие серые глаза на бледном лице были глубоки и печальны, давно не стриженные волосы спадали на уши, придавая его облику утонченность, свойственную поэтическим натурам. Он не сказал ни слова в оправдание своего отсутствия, наверное, считал, что она все понимает – как будто он вернулся домой, после спуска по неспокойной и порожистой реке. Лизу охватило прежнее волнение, Вихан ей был родной. Она знала каждую его морщинку, чувствовала биение сердца и без слов понимала оттенки его настроения. Только огромное расстояние, умноженное на время, сможет… нет, не забыть его, а смазать краски, оставить часть переживаний за пыльной занавесью мумбайского неба.

И, когда его руки скользнули по ее телу, захотелось оказаться в невесомости и замереть на миг, освободившись от всех обид. Ведь она его ждала каждый день, каждую минуту. Ее длинный домашний халат с затейливой вышивкой, купленный в магазине «Ле Милл» вблизи Форта, струясь шелковым полотном, предательски упал на пол.

Лиза была на грани совершенно незнакомого прежде возбуждения. Словно птица с расправленными крыльями, она ощутила струю восходящего течения и божественный солнечный поток, когда можно потерять голову или наоборот – найти в себе новые силы, встать, наконец, на крыло и насладиться чувством полета, как, например, альпинист, покоривший вершину. Только теперь в ней пробудилась настоящая женщина, готовая отдаться любви и готовая отказаться от возлюбленного, если этого потребуют обстоятельства.

Когда он разжал объятия, Лиза надела халат и подошла к окну. Задумавшись, она смотрела на море, в вечерних сумерках, подсвеченное уходящим за горизонт солнцем, оно играло серо-бронзовой рябью.

– Чандрани, ты так похорошела, – Вихан не отрывал глаз от нее, – в тебе появилось что-то необычное.

– Я и сама знаю, что изменилась, – ответила Лиза и резко обернулась.

– Я не могу потерять тебя, – говорил Вихан, – я все продумал за это время. Мы найдем место, где создадим свой дом, уедем отсюда.

– Мечтатель брамин, – улыбнулась ему Лиза.

Он опять говорил про Сингапур, Филиппины и Малайзию. Но лучше всего Европа, считал он. А Лиза подумала, что в Германии или в Швеции он будет всего лишь индусом, без всяких каст, поэтому сказала:

– Лучше Европа.

– Только надо немного подождать, до окончания моего контракта осталось меньше года, – Вихан уговаривал, скорее всего, самого себя. – Я получу приличную премию и, кроме того, очередное звание. Смогу хорошо устроиться в любой стране. Но только все, что вложено в мое обучение, я обязан вернуть отцу.

Лиза смотрела на него, как на ребенка, который хочет быть пожарным. И кивала.

– А Рашми? – спросила она равнодушно, с интонацией, как говорят в сувенирном магазине: «Вон того слоника, покажите».

– Мы оформим развод, но я не могу ее принуждать. Она обязательно устроит свою судьбу. Понимаешь, она не может иметь статус разведенной женщины, будут говорить, что ее бросил муж. Она все понимает и, я уверен, подаст на развод первой.

Тень насмешки пробежала по Лизиному лицу, она вспомнила его сумасшедшую Рашми и покачала головой, как будто хотела сказать, что слоник ей не понравился. Вот оно как оказывается: статус разведенной женщины – это позор, а быть мистрис, то есть любовницей – это так и надо. И мать Вихана так же считает и воспринимает это как «ничего особенного», потому что мистрис в определенных ситуациях здесь вполне допускается, и безродная, по их понятиям, Лиза для этого вполне подходит. Она всего лишь атласная кобылица, а он неутомимый наездник, и их будущее неуловимо и призрачно.

Все-таки гармония недостижима, даже временное равновесие недостижимо. Стоит только ему разжать объятия, как мир разваливается на две половинки, и они как две звезды улетают к своим галактикам. И при этом Вихан считает себя по-европейски образованным человеком, смотрящим на мир широко. Недалеко он ушел от своих предков брахманов, которые, если им случалось пожать руку иноземке, потом усердно совершали процедуры очищения.

Но Лиза прощала Вихана, как прощают обожаемого ребенка, который скоро вырастет и улетит из гнезда. Хотя судьба уготовила ей сделать этот шаг – это она скоро улетит – разговоров о продлении визы больше не было.

На следующий день она договорилась встретиться с Моти на набережной во время прогулки с Балу. Ей надо было спросить про гинеколога. Но Моти опять понесло в древние культуры, он продолжил свой рассказ о племени людей, которые давным-давно поселились между Тигром и Евфратом, и о том, что их древнее вероучение, зороастризм, имеет много общего с индуизмом. Сдвинуть с темы Моти, который нашел в лице Лизы свою аудиторию, было непросто.

– Вы мне уже рассказывали про зороастрийцев, они жили там тысячелетиями, а потом бежали из мусульманского Ирана, – она старалась говорить как можно мягче, – очень интересно. Но все ваши, как индуистские, так и парсианские ограничения для вступления в брак придуманы только из-за денег, самая обычная жадность, чтобы никто чужой не завладел накопленным за века богатством.

– Ты еще молода, – вздохнул мудрый Моти, – не понимаешь, какую важную роль в жизни играют деньги. Особенно в Индии. Но не деньги главное, – он не спеша набивал трубку, раздумывал о своем.

В конце концов, Лизе удалось вклиниться в рассуждения Моти со своими неотложными проблемами. Она начала с того, что непривычный жаркий климат и пыльный воздух этого города действуют на нее ужасно, и здоровье ее под угрозой, даже женского врача она не посещала уже больше года. Моти посмотрел на нее с явно выраженным удивлением. Вероятно, не ожидал такой откровенности.

– С тобой все в порядке, кто-то там, – он показал на небо, – тебя хранит. Я в этом уверен. Но лучше, конечно, показаться врачу. Здоровье не купишь за деньги.

Он еще немного порассуждал, вспомнил свою жену и дочерей, которые жили в Лондоне, и по которым он сильно скучал.

– Вот уж где ужасный климат, – говорил Моти, сочувствуя своим близким, – густой туман у них там, как гороховый суп[19 - Pea soup (анг.) – сплошная облачность, дословно – гороховый суп.].

И наконец, порывшись в кнопочном телефоне «Нокиа», Моти дал ей адрес врача, которого посещали женщины его семьи.

– Это не дешево, – заметил старик, понизив голос, – но врач хороший, и это женщина.

Лиза поблагодарила его и сразу перевела разговор в другое русло:

– Почему все говорят, что не любят англичан, а сами им подражают? И богатые стремятся жить в Лондоне, а то и в Америке.

– По разным причинам, – ухмыльнулся Моти.