Студенты сингулярности

– Помочь с чем?

– Кое с чем?

– Ты ведь понимаешь, что только закапываешь себя глубже, пытаясь вилять? Рассказывай. Или я уже не твой лучший друг?

– Ладно-ладно. Мы с Керри отправляемся в город. Я обещал помочь ей с исследованием. И мы может… посидим где-нибудь.

– О-о. Готов поспорить у неё большие надежды на это «исследование».

– Ну я… не знаю.

За все четыре года, что Томас знал Альберта, ещё никогда тот не выглядел нерешительным.

– Просто Керри ведь такая приличная девушка, а я…

– Разгильдяй? Идиот? Скотина?

– Остановимся на разгильдяе. Просто я к тому, что будь это Амелия и думать было бы не о чем, погуляли бы пару недель и она бы меня бросила ради кого поновее, и без обид. Но Керри… Я, честно сказать, боюсь разочаровать её.

– Это как раз хорошо. Хоть в чём-то ты наконец проявишь усердие.

– А что, если не сработает?

– Тогда делай всё, что в твоих силах, чтобы работало. Вообще, вопрос тут простой: она тебе нравится?

– Ну… она милая девчонка.

– Хочешь сказать она тебе не нравится?

– Точно нет.

– Тогда попробуй и посмотри, что будет. В жизни на большее надеяться не приходится.

Альберт вздохнул и устремил мечтательный взгляд в пустоту, пока Томас в очередной раз листал свой доклад. Хоэл продолжал нудеть про кристаллы и почву, не обращая внимания на целые ряды спящий на своих книгах студентов, испускавших мерное сопение, и остальных, что играли в настольные игры в тетрадках.

Через, предположительно, сорок минут, звонок вырвал Хоэла из его транса, и профессор объявил окончание лекции. Студенты поспешили покинуть аудиторию. В коридоре Томас пожелал Альберту удачи, и их пути на этот день разделились.

Перерыв между уроками обычно составлял десять минут, но, благодаря кристаллам кинетического гашения в лифтовом механизме, этого времени более чем хватало, чтобы попасть на любой из девяносто двух этажей башни. Уроки Барлоу проходили на восемьдесят пятом этаже, аккурат над сегодняшним плотным слоем облаков. Кабинет это был далеко не самый чистый и красивый, и тем более он не был велик, вмещая не больше трёх десятков студентов. Но в такие дни не было ничего лучше, чем любоваться мягкой периной испарившейся воды, под яркими лучами солнца, оставшимися только последним семи этажам.

Однако, прежде чем Томас мог бы насладиться видами, ему предстояло несколько обязательных минут позора. Он зашёл в аудиторию, в которой уже сидело несколько его одногруппников, скорее всего прогулявших лекцию Хоэла. Чтобы скрасить свой день, Томас занял один из столов на задних рядах прямо у окна. Правда из двух мест за столом он выбрал дальнее от окна. Даже после стольких лет в академии, Томас всё ещё с опасением относился к высоте. Кто-то мог бы назвать это фобией, но сам Томас предпочитал считать, что у него просто слишком хорошее воображение, чтобы не представить себе ситуацию, в которой он мог бы выпасть наружу. Вскоре подтянулась и остальная часть группы. К Томасу за столом присоединилась Амелия, которую невозможно было оттащить от окон на верхних этажах. Новый звонок оповестил академию о начале урока и, всего через десять минут после него, в аудитории наконец появился Барлоу, сопровождаемый разочарованным вздохом сидящих. Сколько бы раз это ни происходило, но каждый раз, когда профессор опаздывает, студенты лелеют надежду, что урок будет отменён.

– Так, мальчики и девочки, – начальственным тоном Барлоу без промедления взял контроль над публикой, – мы сегодня припозднились с началом, так что придётся занять пятнадцать минут из вашего обеденного перерыва.

Хотя любому наблюдателю была бы очевидная логическая ошибка заявления, присутствующие студенты слишком хорошо понимали, что высказывание возражений только разозлит Барлоу. Их научил горький опыт первого курса, который, по мнению Альберта, и был источником нелюбви Профессора к Томасу.

– Начнём мы сегодня с доклада Поплина, после чего продолжим тему предыдущего урока. Поплин, хватит там разваливаться, иди к доске, мы и так достаточно времени потеряли.

Со знакомым всей группе вздохом, Томас покинул стол и вышел на всеобщее обозрение.

– Мой доклад основан на работе, проводимой мной в рамках дипломного проекта и посвящён теоретической волновой природе энергии сингулярности в-

– Поплин-Поплин, ну кто же так начинает доклад? – Этими словами Барлоу начинал предстоящую пытку. – Ты же никакой стартовой точки не даёшь своим слушателям. Нельзя так прямо начинать доклад, просто заявляя его тему.

– Да, понял. Итак, как мы все знаем, учёные ещё не пришли к единой теории о природе энергии сингулярности. В своём исследовании я пытаюсь найти фундаментальный принцип её-

– Нет, Поплин, опять ты спешишь. Надо начинать издалека, иначе твоя информация не релевантна для остальных. Ты должен учиться преподносить знания как педагог. На курсе магистров вам предстоит вести занятия у младших курсов, а с твоим подходом они ничему не научатся.

– Ну так и как мне надо начинать, Профессор?

– Очевидно же: тебе надо начать с многообразия мира.

Голова Томаса сама повернулась от всепоглощающей ошарашенности, вызванной необъятным безумием заявления.

– Наш мир многообразен, – начал он, пытаясь нащупать ногами разума почву требуемого дискурса, – и… одной из самых многообразных вещей являются кристаллы сингулярности… Чью природу за пятьдесят лет наблюдения не удалось установить. Поэтому моё исследование пытается-

– Опять торопишься, Поплин. Не прыгай с места в карьер. Сначала поговори о том, что известно про кристаллы сингулярности.

Раздражение мерно росло, но Томас был терпеливым человеком.

– Хорошо. Эти кристаллы производят особую форму энергии, которую мы называем сингулярностью. Название происходит от древнего слова «сингулум», означающего единство, так как эта энергия имеет абсолютно чистую форму, требующую рекомбинации. Но нам по-прежнему не известна природа этой чистой энергии и-

– Не начинай говорить об одном, чтобы тут же сменить тему. Если уж заговорил про рекомбинацию, то расскажи, как она проходит.

– Это-то какое отношение имеет к моему исследованию?! – Пределы терпения Томаса были достигнуты и быстро преодолевались.

– Не знаю, ты же завёл речь про рекомбинацию.

– Потому что вы меня заставили говорить о сути сингулярности! Что я ещё мог сказать?

– А мне почём знать? Твой же доклад. Хватит уже время тратить, Поплин, подходи к сути.

Скрежет зубов Томаса мог соперничать с точильным станком. Он чувствовал, как каждый мускул на его лице пытается скривиться из ненависти к Барлоу. И самое худшее было то, что любое сопротивление заставит эту пытку длиться вечно.

– В применении рекомбинации-

– Не используй пустых терминов. Сначала дай определение рекомбинации.

– Процесс преобразования чистой энергии сингулярности в одну из базовых физических сил называется рекомбинацией. – Томас остановился и взглянул на Барлоу. К его счастью, Профессор просто кивнул. – Он достигается путём пропускания сильного потока сингулярности через кристалл, после чего приложения требуемой физической силы к ядру кристалла.

Томас ещё раз взглянул на Барлоу, на всякий случай и, как ни странно, Профессор похоже был доволен. Но теперь перед Томасом стояла новая проблема: как выйти к нужной теме?

– Однако… – у Томаса пока не было продолжения этого предложения, но начало было хорошее, – этот процесс опирается на создание цепи из кристаллов. Иииии… нам следует задаться вопросом: возможен ли поток энергии между ними без физического контакта.

Решение было однозначно позитивным. Не то, чтобы Томас имел подобные мысли в задаче своего исследования, но, если удавалось говорить без прерываний Барлоу, остальное было не важно. Вот только поглощённый своими проблемами, Томас не заметил, как от его слов встрепенулась Амелия. Она выпрямилась, с уст её сошла улыбка, а в руках появилось перо, бегающее по тетрадке. Пока её друг прорывался сквозь семантический лабиринт безумного профессора, в её голове рождались новые идеи.

– Таким образом, поскольку мы до сих пор не имеем твёрдого представления о природе энергии сингулярности, существует вероятность, что подобный бесконтактный поток возможен. Если, к примеру, мы предположим, что она имеет форму волны, то сингулярность могла бы создавать возмущение вокруг себя, которое мы могли бы использовать как самостоятельный поток сингулярности в рекомбинации.

Редко когда Томасу удавалось так удачно зачитывать доклад. Барлоу не прерывал его уже добрых пять минут, а сам он смог добраться до основной темы. Но на данном этапе даже он уже заметил, сколько шума делала Амелия, листая бумаги и скрипя пером. И, естественно, Барлоу не было никакого дела до неё. Если бы Томас издал хотя бы шорох во время чужого выступления, Барлоу бы сожрал его с потрохами. Хотя всем и так было известно, насколько мягок Барлоу со студентами женского пола.