Этот демон мой!

– Благодарю, мисс Андерфер, – защитник галантно подал руку, помогая спуститься с постамента. – Вы отлично держались.

– Спасибо, – только и ответила Сесиль.

Почему-то не получалось испытывать благодарность, лучше бы она осталась в тюрьме с мечтой о несбыточном, чем дома, но с разбитым сердцем и похороненными надеждами.

22. Домашний арест

Следом за защитником на дочку буквально набросилась мама. Элла со слезами на глазах обнимала девушку, наверное, сама не до конца поверив в решение судьи освободить Сесиль и боялась, что стоит отпустить, как ее снова отнимут и запрут. И сама Сесиль не особо верила в свободу. Очень условную свободу, надо заметить. Бабушка, дедушка, Лёнька, Флоранс столпились вокруг и поздравляли, было бы с чем. Отец, сложивший руки на груди и стоявший позади всех, молчал и не выражал никаких эмоций. Не надо и гадать, благодаря кому сегодня всплыли на свет столь неприглядные факты о пятьдесят шестом участке. Но почему вновь не получалось испытывать искреннюю благодарность? Почему победа казалась поражением, а на глаза наворачивались слезы, которые так и норовили скатиться на щеки? Радовало лишь то, что подобную реакцию все отнесут на освобождение охотницы, а не на ее разочарование.

– Идем домой, – мама обняла дочь и потянула из зала. – Ты устала, мы все устали. Такой кошмар… Но все будет хорошо, не переживай.

Кого больше утешала Элла: себя или дочку – непонятно, но Сесиль ей не поверила. Хорошо не будет. И после всего ей вряд ли удастся вернуться в Протекторат. Да не очень-то и хотелось.

Они вышли из зала, когда Леонидас нагнал ушедшего было от общей суматохи человека и положил руку на плечо бывшему однокурснику, заставляя остановиться.

– Отлично выглядишь, – медленно оглядев товарища по Школе, заметил Лёнька. – Форма ловчего тебе к лицу.

– Завидуешь? – Эрик стряхнул руку и попробовал пройти дальше, но охотник преградил ему путь.

– Было бы чему. Велика честь получить место, подставив напарницу. Но ведь по-другому ты бы не смог, да?

– Я никого не подставлял, – ловчий сжал кулаки. – Она сама связалась с демоном, никто ее к нему насильно не тянул!

– Так вот в чем дело… Ты просто не можешь принять, что она тебя отшила. И предпочла демона к тому же. Обидно, понимаю. Но, может, проблемы не в девушках, а в тебе? – Леонидас наклонился к самому уху. – А, Эрик?

– Пошел ты! – Эрик толкнул охотника, который только этого и ждал.

– Довольно! – Альфред схватил сына и как следует встряхнул. – Что одна, что второй! Хватит! Не хочу еще тебя из тюрьмы вытаскивать за нападение на старшего по званию!

– Везунчик ты, Кайган, – Леонидас отступил. – Вечно прячешься за спинами сочувствующих твоему горю. Почти искусник, ошибка родителей. Но, вижу, моя бабушка зря переживала. Ты далеко пойдешь.

– Леонидас!

– Я всего лишь поздравляю друга с повышением, да, Эрик? Мы ведь друзья? Были, во всяком случае.

Эрик только поморщился и первым развернулся, стремительно прошел коридор с красной ковровой дорожкой и плафонами-рожками, ровный свет которых сейчас разрывали вспышки камер, и практически бегом спустился с лестницы.

– Жаль, – вздохнул Лёнька. – Я надеялся, этот трус все-таки даст мне в рожу и развяжет руки. Но он, похоже, только с девчонками воевать умеет, и то исподтишка.

– Леонидас, прояви хоть ты благоразумие, – попросил отец.

– Я благоразумен, поэтому первым бить не буду. Обещаю.

Альфред не стал спорить, только устало рукой махнул. Две бессонные ночи и страх, что не получится вытащить дочь из тюрьмы, сделали свое дело. Хотелось вернуться домой и лечь спать часов на двадцать. Но впереди был рабочий день, за которым вполне может последовать и рабочая ночь…

– Я в Центральный, – Альфред поцеловал жену и родителей.

С детьми он пока решил не говорить, справедливо полагая, что нужных слов сейчас не найдет, а вот сорваться и наорать может вполне. К серьезным разговорам стоит подходить с холодной и свежей головой. А значит, разговоры эти состоятся нескоро…

Элла тащила дочь сквозь журналистов, а на выходе их ждала толпа тех, кто не получил аккредитацию в здание суда, и просто зеваки-прохожие. Энкар дернулся с места рывком, стремительно унося охотницу от здания суда, но тишина в салоне оказалась хуже гула толпы.

– Прости, мама… я вас подвела…

Элла вздохнула и накрыла руку дочери своей рукой.

– Все хорошо, что хорошо кончается, дорогая. Надеюсь, – невесело улыбнулась женщина, – для всех нас история на этом закончится. А ты сделаешь верные выводы.

– Сделаю, – пообещала Сесиль. – Надо было послушаться тебя и пойти на теоретический, да?

– Надо было, – подтвердила мама. – И энергоцикл тебе покупать не стоило: не было бы энергоцикла, может, и не познакомилась бы с этим… – с кем именно, договаривать мама не стала, оно и не требовалась. – Эту историю забудут. Не сразу, но полгода-год – и разговоры утихнут. Не позволяй одной ошибке испортить тебе жизнь. Ты ведь Андерфер, помни об этом. А я, что бы там ни было, рада, что ты жива и здорова. Поверь, это не так уж и мало. Все могло закончиться намного хуже.

Наверное, если бы мама накричала, обругала, забрала бы раз и навсегда чип от байка, Сесиль бы легче перенесла возвращение домой. Она бы, наверняка, попробовала спорить, оправдываться, пытаться в чем-то убедить или переубедить родителей. Но спокойный тон и заверения, что все могло бы быть намного хуже… Для нее столько сделали, так волновались, а она… А он…

Дома ничего не изменилось. Все те же занавески на окнах и тюль, который, по маминому мнению, обязательно должен украшать помещение и притенять солнечный свет. Диванчики и кресла, усыпанные подушками. Для уюта, естественно. Картины на стенах, непременно с пейзажами. Горы, море, дикие леса, которые Сесиль никогда не видела и вряд ли увидит. Перемещения между Протекторатами под строгим контролем, нужно получить разрешение на поездку, пройдя специальную комиссию и доказав необходимость поездки.

– Мам, – за ужином девушка все-таки решилась задать вопрос. – Почему нельзя покидать пределы Протектората?

– Сиси, дорогая, я же сказала, что пересуды закончатся и все вернется на круги своя, – взволновано ответила Элла. – Я тебя чуть не потеряла, чтобы отпустить в другой Протекторат!

– Я не собираюсь уезжать, мне просто интересно.

– Защита…

– Да, знаю, каждый проход – нарушение целостности. Но ведь энергия циркулирует непрерывно, она должна восстанавливать целостность контура.

– Там все намного сложнее, на щиты требуется уйма энергии, ее обеспечивают целые подстанции. В любом случае, существует закон, который нельзя нарушать. Наш мир держится на установленном порядке, иначе бы над нами постоянно висела угроза вторжения.

– А так над нами постоянно висит щит, и мы живем в прямом смысле слова “под колпаком”.

– Сиси, что за разговоры! – одернула девушку мама.

– Мне просто интересно.

Сесиль уже поняла, что зря начала этот разговор и подняла такую тему. Теперь любая тема, касающаяся Протектората, казалась запретной и опасной. Интересно, есть ли в доме прослушка? Насколько далеко распространяется контроль над заключенной под домашний арест?

День прошел сонно и вяло. Как никогда хотелось выйти за пределы садовой ограды и уехать на энергоцикле куда глаза глядят. Так всегда бывает, когда что-то запрещают. Но Сесиль ничего не оставалось, как сидеть в четырех стенах, по возможности не высовываясь из комнаты, чтобы не встречаться с мамой. Она понимала, что серьезного разговора не избежать, но тянула до последнего. А к вечеру пришла Флоранс, за что Сесиль готова была ее расцеловать, но Фло первая кинулась с объятиями.

– Мы так за тебя переживали! – Флоранс, никогда не отличавшаяся особой нежностью, решила если не затискать, то придушить подругу. – Я всю ночь перед заседанием не спала!

– Спасибо тебе, – смогла ответить охотница, после того, как блондинка выпустила ее из захвата.

– Было бы за что… Сиси, прости, мне пришлось все рассказать.

Флоранс на полном серьезе выглядела виноватой. А еще синяки под глазами просвечивали сквозь косметику, которая не смогла полностью скрыть общую бледность.

– Не умеешь ты парней выбирать, – констатировала Фло.

– Сама-то, – буркнула Сесиль, наливая подруге крутой кипяток в чашку с заваркой.