Учительница нежная моя

– Погоди, Ира… Но он же… Но ты же…

– Папа, не волнуйся. Я приеду, но позже. Сейчас я должна быть здесь. Не скучай.

– Легко сказать.

– Ну вот, ты расстроился.

– Придется на Новый год позвать Пельмухина и Кадыгроба.

– И прекрасно! Зови! Никто вам не будет мешать. Только не тягайся с Кадыгробом в выпивке, я тебя умоляю!

– Ну, Ира. Вот черти в омуте…

– Как там Ким? Как его лапа?

– Зажила, как на собаке.

– Ну вот, шутишь, значит, отошел.

– Смеешься, паразитка?

– Нет, папочка, плачу. От счастья.

– Эх, Ирка, ну что ты за чудо-юдо? Между прочим, Ким страшно скучает по тебе. Вчера полдня тягал твой тапок и скулил.

– Бедный.

– Представь, он подружился с Суровцевым – это бригадир на глиноземном заводе, предводитель митингующих. О, я ж тебе самое главное не рассказал. Я теперь не только председатель Комитета спасения завода, но и член областной комиссии по вопросу о закрытии предприятия.

– Господи. И что теперь?

– Буду добиваться встречи с Бодягиным. И пусть только попробует мне отказать! Это сейчас он первый человек в городе, а я помню его еще лопоухим инструктором райкома. Да не посмеет он меня отфутболить после моих резонансных интервью!

– Папа, осторожнее. Главное, не перевозбуждайся. У тебя же…

– Ирочка, у меня теперь давление, как у спортсмена. Столько сил, энергии. Уххх!

– И все же береги себя.

– И ты тоже. Может, все-таки вернешься в школу?

– Нет!

– Не в эту, в другую.

– Исключено. Во всех школах – свои коняевы. Хватит, наигралась.

– А дети? Может, хоть ради детей?

– Терпеть это издевательство над собой? Ты предлагаешь мне превратиться в жалкую подстилку? Я и так в нее уже превратилась наполовину. Себя почти ненавижу. Нет, папа!

– Как знаешь.

– После Нового года позвоню. Отправила тебе открытку. С наступающим, папочка!

– И тебя тоже с наступающим, дочура ты моя непутевая…

Fructus temporum

27 декабря 1989, «Литературная газета»

Выходит очерк «Петля. Повесился человек». Некто Отрезнов работал в трамвайном парке города Ростова-на-Дону. Был он человек как человек, ничем особенно не выделялся. Если чем и отличался, так это несдержанностью на язык – прилюдно ругал КПСС, власти, конституцию. И вот – повесился. Оставил предсмертное письмо – «Исповедь». Выяснилось, что Отрезнов был информатором КГБ, внедрённым в демократическое объединение: наблюдать, а по возможности – дискредитировать. В качестве платы ему была обещана отдельная однокомнатная квартира, каковой он никогда в жизни не имел и о которой страстно мечтал: вырос в детдоме, потом служил в армии, потом мотался по общежитиям и ютился по частным углам… Квартиры не дали, предложили комнату в коммуналке. В результате он повесился. Или повесили?..

21.

В гостиничном номере было холодно. Топили еле-еле, из оконных щелей дуло страшно.

Ирина окунула в стакан с водой спираль кипятильника и воткнула вилку в розетку. На диване лежала местная газетка «Вперёд». Взяв ее, Ирина еще раз пробежала объявление в рамке на странице «Разное»:

Воинской части №32752 требуется уборщица. Зарплата 85 рублей, предоставляется комната при магазине.

Объявление несколько раз было обведено ручкой. "Хорошо, что догадалась захватить из дома трудовую книжку", – в очередной раз подумала она.

Вода в стакане забурлила. Кипятильник был старый, но грел на всю катушку. Ирина всыпала в кипяток ложку чая. Она любила крепкий.

Отец тоже любил крепкий чай. Но ему было нельзя. Поэтому, чтобы не смущать его, она с ним за компанию пила слабый. А здесь смущать было некого.

Она взяла газету "Вперёд", начала рассеянно листать. Обычная бесцветная бумажонка на восьми страницах, читать нечего. Одни заголовки чего стоят: "Навстречу судьбоносным выборам", "Перестройка – дело каждого", "Здравствуй, племя младое…" Разве что подборка анекдотов про тещу да незатейливый кроссворд могли привлечь внимание. «Самая высокая гора Африки». «Животное семейства кошачьих, обитающее в Зауралье…» Она заполнила несколько пунктов. Но руки дрожали. Ирина в пятый раз обвела ручкой объявление про уборщицу…

В штабе было пусто – она попала на обеденное время. Один караульный осоловело торчал у красного знамени. Она пристала к нему с расспросами – тот мотал головой и мычал, как немой. Ирина Леонидовна знать не знала, что часовому по уставу не положено разговаривать.

Наконец появился дежурный капитан. Попросил у нее документы, выслушал. Объяснил, как найти отдел кадров.

Она отыскала его на первом этаже в угловой комнатке. Обрюзглый подполковник Зюзин обедал прямо на работе. Обложившись банками со снедью, он пожирал еду с неимоверным аппетитом. Пришлось долго ждать в коридоре, пока он насытится.

Утерев салфеткой маслянистые губы, Зюзин наконец позвал Ирину. Потянулся к её трудовой книжке. Слюнявя палец, жирный, как белый червь-хробак, он пролистал все страницы.

– ЧуднО. Преподаватель русского языка и литературы – и к нам уборщицей?

Он почесал свою большую голову неопределенной масти с перемешанными русыми и пегими волосами.

– Я разочаровалась в учительстве, – пояснила она.

– Здесь написано: «Уволена в связи с потерей квалификации».

– Это следствие разочарованности.

– И потому переехали к нам в Жесвинск?