Изломы судеб. Роман

– Вот именно, что пострелять! Пока поучись воевать у солдат, прошедших фронт. Значит, рабочие идут следом за солдатами! Кого из контриков ранеными увидите – пристрелите! Еще лучше – штыками добейте! Незачем на них патроны переводить! В случае необходимости – поддержать солдат огнем из винтовок и револьверов! Задача ясна? Вперед, шагом марш!

Шли по Арбату, тесня юнкеров. На Арбатской площади уперлись в здание Александровского военного училища. Оно ощетинилось пулеметами, сразу же скосившими нескольких рабочих, выскочивших на открытую местность. Приняли решение ждать артиллерию, а пока очищать Пречистенский бульвар, Остоженку, Пречистенку, Зачатьевские и прочие переулки. Ночь перешла в день, день – снова в ночь. Коля вместе с другими куда-то бежал, куда-то стрелял. Во дворе одного из домов на Остоженке наткнулись на десятилетнего исколотого штыками пацана. Чуть поодаль лежала мертвая девушка восточной внешности.

– Это – Люсик Лисинова, – опустилась на колени рядом с убитой Леночка. – Она у нас в Коммерческом институте создала большевистскую молодежную ячейку. «Интернационал» называется… Я – тоже член этой ячейки. Люсик организовала обучение молодых большевичек санитарному делу, владению оружием…

– Девушку эту юнкера хотели изнасильничать, но, когда узнали, что вы подходите – застрелили, – сообщил вылезший их своей сторожки дворник. – Мальчонка, верно, вашим лазутчиком был. Подняли его на штыки. Ох, визжал…

Прикатил с несколькими грузовиками Арсений Федорович. Сказал, что надо ехать в Лефортово. Там в здании кадетского корпуса засели офицеры-преподаватели и ученики. Добавил, дескать – непорядок – вся Москва, кроме центра наша, а там эта мелочь «тень на плетень» наводит. Взяли солдат, оставили рабочих. Лёньке и Коле дядя велел ехать с ним в Лефортово. Быстро пролетели по центру, зиявшему разбитыми окнами и испещренными пулями стенами домов, убитыми в кожаных куртках и дешевеньких пальто, солдатских, юнкерских, студенческих шинелях на тротуарах. Рванули по пустынной Маросейке, Елоховской, Немецкой улицам. Перескочили мост через Яузу. Остановились неподалеку от кадетского корпуса – дворца, некогда построенного для Екатерины Второй. Рабочие и революционные солдаты ранее окружили здание, но на штурм идти не решались. Всякого появлявшегося в поле зрения кадетов настигали их пули.

– Много вас тут эти шкеты с их учителишками держат. А вы, ох-как, в центре нужны! Там сейчас бои разгораются! – сказал Арсений Федорович командиру лефортовских красногвардейцев.

– Пытались разоружить. Какой там! Заперлись. Стены толстые их пулями не прошибешь, – ответил тот.

– Телефон в училище есть? – спросил Арсений.

– Есть, но мы провода перерезали.

– Это хорошо! Здесь не силой, а хитростью брать надо. Рупор имеется?

– Вот, на случай переговоров прихватили, – протянули Лебедеву металлическую воронку.

– Господа хорошие! Кремль пал! Вся Москва в руках революционеров! За нами идет артиллерия! – принялся беспардонно врать Арсений Федорович. – Разнесем снарядами ваши хоромы! Тогда пощады никому не будет! Не посмотрим, что малолетки! А так мальчишек отпустим. С господами-офицерами разбираться будем. Кто даст честное слово не воевать против Советской власти, тоже домой отпустим! Даю пять минут на размышление!

– Кадетов отпустите? – уточнили из дворца.

– Отпустим, отпустим! Какие из них вояки? – заюлил Арсений Федорович.

В бойницы между мешками с песком, прикрывавшими окна, стали просовываться винтовки с белыми наволочками и полотенцами на штыках. Открылись двери. В них стали выходить офицеры и кадеты с поднятыми руками.

– Винтовки, шашки, наганы складывать справа от входа! Самим строиться вдоль стены в одну шеренгу! – скомандовал Лёнька.

Кадеты – семнадцати-шестнадцатилетние пацаны становились у стены. Рядом с ними вставали офицеры-преподаватели.

– Все? – спросил Арсений Федорович.

– Все! – ответил кто-то из офицеров.

Арсений Федорович шепнул пулеметчику, поставившему «Максим» на крышу грузовика, кивнул с кузова Лёньке.

– Заряжай! Готовсь! – скомандовал тот.

Солдаты и рабочие щелкнули затворами, подняли оружие.

– Как низость! – поняли обман офицеры. – А ну братцы, в артели и смерть красна! Запевай нашу, строевую!

– Как ныне сбирается вещий Олег отомстить неразумным хазарам, – взмыл над шеренгой неокрепший испуганный голос.

– Их села и нивы за буйный набег обрек он мечу и пожарам, – подхватили кадеты и их наставники.

– Так громче, музыка, играй победу! Мы победили, и враг бежит, ура, ура! Так за Царя, за Родину и Веру мы грянем громкое ура, ура, ура! – взмыло над окрестностями Екатерининского дворца.

– Вот, собачата! Плачут, а поют! – сплюнул Арсений Федорович и приказал пулеметчику. – Кончай их!

Служивый повел пулеметом, валя кадетов, словно снопы.

– Пли! – скомандовал Лёнька.

Солдаты и рабочие обрушили на обманутых врагов шквал огня. Перед Колей стоял его ровесник. По бледному лицу кадета стекала слеза, однако губы продолжали выкрикивать слова: «За Родину, за Веру…» Николаю предстояло оборвать жизнь сверстника. Карабин дрогнул. Пуля выбила фонтанчик кирпича из стены нал головой парня.

– Не мажь, сволочь! – больно ткнул Колю в спину Лёнька, а другой рукой дострелил кадета из нагана.

Когда все было кончено, красногвардейцы разбрелись по зданию в поисках поживы и спрятавшихся юнкеров.

– А-а-а! – раздался крик и следом глухой удар тела о брусчатку.

– Под койкой в казарме прятался, гадёныш! – сообщил высунувшийся из окна солдат.

Телефонисты, между тем, наладили связь, и дядя доложил о ликвидации очага контрреволюции. Затем велел поторопиться с зачисткой – в центре готовились к штурму Кремля и Александровского училища.

– Не следовало пленных убивать, не по правилам это… -вздохнул Николай, залезая в кузов.

– А пацана-разведчика с Остоженки юнкера по правилам на штыки подняли?! А девчонку-армянку на той же Остоженке по правилам застрелили?! Нет, брат, одержи эти шкеты верх – они бы нас с тобой, не моргнув глазом, в расход вывели! – ответил Лёнька и, вслушавшись в донесшиеся издалека раскаты, добавил. – Верно, наша артиллерия по Кремлю бьет!

Пока добирались, в центре все было кончено. Юнкера сдали Кремль и Александровское училище – последние оплоты Временного правительства в Москве. Заехали в Кремль. У стены Арсенала лежали тела юнкеров. Солдатики выуживали из карманов покойников мелочь, папиросы, у некоторых – часы.

– Они наших – из пятьдесят шестого полка немеряно у этой стенки положили, – рассказал один из служивых. – Мы думали, что их немного. Хотели заманить, разоружить, дать по шеям и отправить домой кушать манную кашу. Ошибочка вышла. Оказалось, у них есть девки-пулеметчицы, фронт прошедшие. Пока мы клювами щелкали, эти девки на стены проникли, пулеметы установили и как пошли нас очередями полосовать! Много нашего брата полегло… Эти же девки, говорят, у Александровского училища оборону держали. Их сейчас по всему Кремлю ищут. Поймаем, е…. будем. Потом сиськи отрежем, глаза выколем и на фонарях повесим. Еще партию ведут!

Привели шестерку избитых юнкеров. Толкнули к стене. Вскинули винтовки и повалили пулями на окровавленную брусчатку молодых красавцев.

– Не пачкайтесь! – сказал один из доставивших юнкеров рабочих. – Мы у них уже все выгребли. Им на том свете без надобности.

– Девок-пулеметчиц нашли? – поинтересовался солдат.

– Нет! Как сквозь землю провалились, сучки! Пулеметы нашли, офицерскую форму нашли. Наверняка, они какие-то подземные коммуникации знают. Переоделись в штатское и были таковы. Ищи теперь ветра в поле!

На следующий день вся Москва стала красной. Не от опавших осенних листьев, как это случалось в прошлые годы, а от знамен и лозунгов, главным из которых был: «Вся власть Советам!» Открылись магазины. Большевики не пропускавшие составы с продовольствием в город, в надежде вызвать голодный бунт, как это было в феврале, теперь открыли зеленый сигнал светофоров. Еще через пару дней возобновили работу банки. Пошли поезда с продукцией для заводов и фабрик. Рабочие потихоньку начали возвращаться к станкам.

Александр Федорович заглянул к другу Василию Князеву.

– Вот, Вася, должок принес за поставку продукции. Извини, банки закрыты были… Нам бы обсудить, когда следующая партия гвоздей будет?

– С Егором Кузьмичом обсуждай! Я, Саша, ему все свои заведения продал. Он на них еще до войны зубы точил. С убытком отдал. Все по цене одной фабрики ушло! А за деньги – спасибо! В дороге пригодятся. Уезжаем сегодня. Поезда ходят. Поедем в Гельсингфорс. Затем из Финляндии – в Швецию. Оттуда пароходом во Францию. Месяца через три дома будем…

– Что же это за дом такой на чужбине? – удивился Лебедев.

– А я разве не говорил? Опять же накануне войны купил дом в Ницце. Деньги положил в там банк «Лионский кредит». Еще есть капитал в паре английских банков. Просуществуем! А здесь никакого резона дела продолжать. Во всяком случае, пока большевики у власти.

– Большевики, вроде бы, народ накормили, заводы пустили, банки открыли…