Сокровища Замка Тамплиеров

Ульяна говорила ничего не значащие слова почти машинально, думая о том, разумно ли будет посвящать Мару в то, что происходит. Мара могла запаниковать и потребовать, чтобы она вызвала полицию. А это было равносильно тому, что она, Ульяна, подпишет приговор собственному сыну. Ламия недвусмысленно дала понять это. И Ульяна не сомневалась, что Ламия выполнит свою угрозу. Именно поэтому она совершила почти невозможное и раздобыла денег для выкупа. Но сейчас все ее усилия могли оказаться напрасными. Ульяна почувствовала растерянность. Она не знала, на что решиться.

– Где Фолет? – повторила Мара. И в ее голосе прозвучали нотки, не предвещающие ничего доброго.

Ульяна поняла, что если она сейчас же не ответит, то наживет себе еще одного смертельного врага. А это было бы уже слишком. Сражаться на два фронта она была не в состоянии. И она решила быть честной с Марой.

– Фолет в замке, сидит под замком в подвале, – сказала она. – Вместе с ним мой сын. За них требуют выкуп. Или угрожают убить.

Ульяна думала, что Мара закричит или заплачет, услышав о грозящей мужу смертельной опасности. Но она ошиблась. Мара внешне осталась совершенно спокойной. Она даже с некоторым облегчением восприняла это известие. Неизвестность была намного хуже.

– А теперь рассказывай все по порядку и в подробностях, – только и сказала Мара. – Не пропуская ничего. Ведь сама знаешь, дьявол кроется в мелочах.

И Ульяна рассказала ей все, начиная от ультиматума Ламии до разговора с Бальдериком Вигманом. Выслушав, Мара тем же спокойным тоном, за которым она прятала свой гнев, спросила:

– И что ты собираешься делать дальше?

Ульяна кивнула на автомобиль.

– Выкуп в машине. Я выполнила условие Ламии. Отдам ей деньги и потребую вернуть сына и Фолета.

– Как ее зовут? – спросила Мара. Ей что-то напомнило произнесенной хозяйкой замка имя.

– Ламия, – повторила Ульяна.

– Кажется, Фолет говорил мне о ней, – сказала Мара задумчиво. – Она была любовницей бывшего хозяина замка тамплиеров. Если это она, то ждать хорошего не приходится. Она обязательно попытается обмануть тебя.

– И как же?

– Например, возьмет деньги, которые ты ей привезла, и потребует еще. Это лживая бессовестная тварь, порождение ехидны и ползучего гада. – Заметив удивленный взгляд Ульяны, Мара пояснила: – Это не мои слова, так говорил Фолет. А ему можно верить.

– И что же мне делать? – растерянно спросила Ульяна.

– Думать, – коротко ответила Мара. – И я тоже буду думать. Вдвоем мы обязательно что-нибудь придумаем.

Но размышляла только Мара. Ульяна была не способна на это сейчас. Она только с надеждой смотрела на Мару. И с трудом сдерживалась, чтобы не разрыдаться.

– Мы должны незаметно проникнуть в замок и напасть на Ламию, – наконец сказала Мара. – Она одна. Сила на нашей стороне. Мы одолеем ее.

– Но как? – спросила Ульяна. – Замок неприступен.

– Я это знаю, – с досадой сказала Мара. – Мне говорила об этом не раз моя бабка, когда еще была жива. Она принимала участие в осаде замка тамплиеров, которую вели войска арагонского и французского королей. Тогда она еще была юной маркитанткой в испанском обозе. Ее любовник, благородный рыцарь, уж не помню, как его звали, погиб в сражении от руки магистра Ордена тамплиеров, чьи рыцари защищали замок. Моя бабка похоронила его и осталась в этих местах, чтобы ухаживать за могилой, когда испанская и французская армия ушла, так и не взяв крепость. Очень уж она любила своего милого дружка…

Мара говорила, думая о чем-то и не осознавая смысла своих слов. Но неожиданно она замолчала, увидев недоумевающий взгляд Ульяны. И поспешно заявила:

– Я подозреваю, что всю эту историю моя бабка вычитала в любовных романах, от которых она была без ума.

Это было довольно непоследовательное заявление, учитывая предыдущее – о неприступности замка. Но Ульяна была слишком взволнована, чтобы заметить это несоответствие, и удовлетворилась услышанным.

– И все-таки я в это не верю, – покачала головой Мара. – Должна быть в замке какая-то лазейка, норка, щелка – что угодно! Устав Ордена тамплиеров был очень строгим, он не позволял рыцарям и их оруженосцам отлучаться из крепости. Но моя бабка сама говорила, что по ночам к ней тайно приходил какой-то тамплиер, живущий в замке… Это было спустя много лет после снятия осады. Бабка уже несколько охладела к памяти своего погибшего любовника. – Это Мара сказала специально для Ульяны, снова подметив ее удивленный взгляд, но неверно его истолковав. – Как-то ведь этот рыцарь проходил посты и запертые ворота!

Ульяна горестно вздохнула. Разговор с полусумасшедшей старухой, какой ей все больше начинала казаться Мара, стал ее утомлять. А время шло. Ее сыну все еще угрожала смертельная опасность.

– Может быть, мы все-таки рискнем? – робко спросила она. – Поверим в порядочность Ламии?

– Думай! – резко оборвала ее Мара. – В конце концов, это твой замок. Я в нем была только один раз, но ты-то должна знать о нем все. Может быть, Фолет тебе что-нибудь говорил или намекал? Какой-нибудь подземный ход…

Услышав о подземном ходе, Ульяна вздрогнула, как будто что-то внезапно осветило темные закоулки ее памяти. Это было много лет назад. Фолет действительно показал ей тогда подземный ход и даже провел ее по нему. Он начинался в замке и заканчивался в одной из рощ, его окружавших. За давностью лет Ульяна забыла о нем, а сейчас, под требовательным взглядом Мары, вдруг вспомнила.

– Есть, есть подземный ход! – радостно воскликнула она. – Это недалеко отсюда. Будем надеяться, что я смогу найти эту рощу даже в сумерках. Там, в одном из оврагов, под упавшим деревом, есть тайный выход из замка. Или, в нашем случае, вход.

Но вдруг она нахмурилась. Мара заметила это и спросила:

– О чем ты только что подумала?

– О сыне, – призналась Ульяна. – Я очень боюсь за его жизнь. Он у меня единственный. И если с ним что-то случится, я не переживу этого.

Мара ласково посмотрела на нее, но не стала утешать и успокаивать, а сказала:

– Послушай меня, девочка, внимательно. То, что я скажу, может показаться тебе даже жестоким. Но это жизнь. Все люди смертны. И твой сын тоже. Чтобы найти в себе силы жить, если он вдруг умрет – причем не обязательно сегодня, а в любое другое время, – роди еще одного. И третьего, и четвертого – как можно больше. Это позволит тебе иначе смотреть на жизнь и на смерть. Поверь мне, я знаю, о чем говорю. Я сама пережила это.

– Но я очень люблю своего сына, – возразила Ульяна. – И едва ли смогу полюбить еще кого-то.

– Чепуха, – резко оборвала ее Мара. – Как только родишь второго – твоя душа станет шире и позволит вместить еще одно дитя. И всех остальных тоже. Просто с каждым новым ребенком душа будет становиться все шире и шире. И в твоем сердце для всех детей найдется место. Сердце тоже становится больше с каждым разом. Как будто одновременно увеличивается твой мир, в котором ты живешь. Он становится необозримым. И это чудесно!

– Хорошо, – сказала Ульяна. – Я подумаю об этом. Но не сейчас.

– Конечно, нет, – улыбнулась Мара. – Сейчас у нас есть не менее важное дело. Мы идем спасать твоего сына. И моего мужа.

– И нам следует поторопиться, – тоже, неожиданно для себя, улыбнулась Ульяна. Слова и улыбка Мары словно вдохнули в нее мужества и силы, которых ей так недоставало.

– Надеюсь, эта дрянь в замке не заметила твоего автомобиля. Внезапность – залог победы, как говорила моя беспутная бабка, – сказала Мара. И велела: – Выключи фары и скрести пальцы на удачу. Указательный и безымянный. Пусть нам повезет.

Ульяна так и сделала.

Глава 16.

Ламия не заметила автомобиля хозяйки замка тамплиеров и ее возвращения. Она зачиталась «Detur digniori». Перед этим Ламия разожгла камин, и теперь, сидя в мягком глубоком кресле, нежилась в исходящем от него тепле, изучая древнюю рукопись.

С каждой новой прочитанной страницей в Ламии крепла мысль, что ей необыкновенно повезло.

Автор книги писал, что бывает время, особенно удачное для поиска кладов. И перечислял: ночь накануне праздника Ивана Купалы, Вербное воскресенье, полночь перед Рождеством, Новым годом, Пасхой, в День апостола Симона Зилота, имя которого издавна ассоциируется с золотом. В эти дни и ночи, утверждал автор, заклятия теряют силу, и клады «проявляют» себя – начинают светиться из-под земли или поднимаются на поверхность, и тогда их можно увидеть. Такое редко, но случается – один раз в десять-пятнадцать лет.

«Но предугадать, когда это произойдет, невозможно», – прочитала Ламия и почти зашипела от разочарования. Всю жизнь она мечтала разбогатеть. Ради этого пускалась во всевозможные авантюры, лгала, предавала, убивала. Но чаще всего ей не везло. А если иногда и удавалось сорвать куш, то деньги текли сквозь ее пальцы, словно вода или песок. Она оставалась нищей. И со все возрастающей завистью смотрела на тех, кто был богат.

Ламию не интересовал источник этого богатства. Достались эти деньги по наследству или были заработаны собственным трудом, пусть даже добыты преступлением – это ей было безразлично. Поэтому она так легко решилась на шантаж, с помощью которого хотела получить деньги от Ульяны, и благодарила случай, который ей позволил захватить ее ребенка и даже замок.

Но возможность стать богатой, отыскав клад, то есть, по сути, нагнувшись и подняв деньги с земли, или из-под земли, все равно, потрясла ее воображение. Тем более что в ее руках оказались карты с отмеченными на них местами, где были спрятаны сокровища. Ламия рассматривала книгу с таким чувством, будто ей впервые улыбнулась настоящая удача. У нее даже пальцы дрожали, когда она переворачивала страницы. Сухой шелест древнего пергамента напоминал ей хруст пересчитываемых новых бумажных банкнот. Это был опьяняющий звук. Ламия наслаждалась им не меньше, чем текстом, который она читала, и теплом, исходящим от камина.

Ламия прикрыла глаза, представляя, как она, став новой владелицей замка тамплиеров, отыщет клад, зарытый в замке или вблизи него. А то, что она ею станет, Ламия уже решила. Для этого ей было достаточно убить Ульяну, предварительно заставив ее оформить через нотариуса дарственную на замок или договор купли-продажи. Если эта рыжеволосая ведьма так легко согласилась заплатить сто миллионов евро, то не будет возражать и против нотариальной сделки, лишающей ее недвижимости. «Сын ей явно дороже всех богатств и даже жизни, – подумала Ламия, усмехнувшись. – А, значит, она не заслуживает ни того, ни другого».