Сокровища Замка Тамплиеров

Фразы, которые ронял Мартин Крюгер, были короткими и холодными, словно ледяные глыбы. Эргюс Бэйтс возмутился, услышав несправедливое, по его мнению, обвинение.

– Это не так, Мартин! – воскликнул он. – Мне горько слышать от тебя такие слова после стольких лет нашей дружбы.

– Причем здесь наша дружба? – в голосе Мартина Крюгера прозвучало удивление. – Мы говорим о сделке, условия которой ты нарушил.

– Ты не представляешь себе, как я сожалею об этом, – сказал Эргюс Бэйтс, решив не ссориться. Он еще надеялся, что ему удастся оправдаться. – Но эта проклятая ведьма…

– Я не хочу ничего о ней слышать, – не дал ему договорить Мартин Крюгер. – Единственное, что меня интересует – это размер компенсации, которую ты выплатишь мне за сорванную сделку.

– Чушь какая! – разозлился Эргюс Бэйтс, забыв о своих благих намерениях. – Предъявляй претензии к вдове. Я был только посредником.

Но Мартин Крюгер был непреклонен.

– Я вел переговоры с тобой. Тебе и платить неустойку.

– И сколько ты хочешь? – сухо спросил после недолгого размышления Эргюс Бэйтс.

– Пятьсот миллионов евро, – ответил Мартин Крюгер. – И еще пятьсот миллионов за моральный ущерб. Всего один миллиард евро.

Эргюс Бэйтс невольно рассмеялся.

– Да ты сошел с ума, Мартин! – сказал он. – Или шутишь. Как я сразу этого не понял, старина!

– У тебя есть неделя на то, чтобы перевести деньги на мой счет, – сухо сказал Мартин Крюгер. – В противном случае… Ты сам знаешь, что бывает с теми, кто нарушает свое обещание.

– Ничего я не знаю! – закричал Эргюс Бэйтс. – И не хочу ничего…

Но в телефоне уже звучали короткие гудки. Эргюс Бэйтс раздраженно отшвырнул его в сторону. И зло выругался:

– Проклятый гном!

Но уже через несколько минут он успокоился. Эргюс Бэйтс не верил, что его старый друг Мартин Крюгер способен причинить ему зло и осуществить свою угрозу. Скорее всего, он был просто раздражен и обижен, когда говорил с ним. Его можно понять. Но когда он придет в себя, то поймет и его, Эргюса Бэйтса. Он ведь ни в чем не виноват. Это все рыжая ведьма. С нее и спрос. Пусть она возвращает Мартину этот пресловутый миллиард, если ему так хочется. А он не собирается расставаться с деньгами.

Вместо этого, решил Эргюс Бэйтс, проехав еще немного, он через несколько дней, когда Мартин Крюгер окончательно успокоится, позвонит ему и восстановит дружеские отношения, пригласив на ужин в один из лучших ресторанов. Мартин Крюгер любит хорошо покушать и не сможет отказаться. Он примет приглашение, и все забудется.

Подумав так, Эргюс Бэйтс постарался забыть об этом разговоре, и вскоре ему это удалось. Как истинный эльф, он не любил подолгу размышлять о плохом. Главными чертами его характера были жизнерадостность и беспечность, и только затем уже мстительность и жестокость.

Но Мартин Крюгер думал по-другому. Переговорив с Эргюсом Бэйтсом и дав ему неделю на раздумья, он не шутил. Он был настроен очень решительно.

На самом деле ему нужны были не деньги. Мартин Крюгер жаждал получить книгу, которая могла дать ему власть над всем миром. И, предъявляя ультиматум, в глубине души он надеялся, что Эргюс Бэйтс одумается и, отбросив свою беспечность, сумеет убедить вдову Анжело Месси продать библиотеку. Уговорит или запугает ее.

Мартину Крюгеру было безразлично, что предпримет Эргюс Бэйтс, чтобы выполнить свое обещание. Но он знал, как поступит с самим Эргюсом Бэйтсом, если тот не сдержит данное ему слово. Глупого эльфа не спасет их многолетняя дружба, о которой он заикнулся. Ему придется расплатиться сполна.

Мартин Крюгер был предельно честен, когда речь шла о финансовых делах. Он никогда не изменял данному им слову, и того же требовал от других. И горе было тому, кто этого не понимал. Об этом мог кое-что порассказать один из американских президентов, если бы Мартин Крюгер дал ему такую возможность. Но пуля наемного убийцы поставила жирную точку в их маленьком, с точки зрения президента, разумеется, недоразумении.

Подумав об этом, Мартин Крюгер с некоторым сожалением вздохнул. Американский президент был хорошим парнем. Как и Эргюс Бэйтс, который к тому же был ему старым другом. Но принцип важнее. Нарушил слово – умри. Это был закон, согласно которому испокон века жил древний народ гномов. И Мартин Крюгер не собирался ему изменять, поддавшись глупой жалости.

– Auferte malum ех vobis, – произнес он на древнем языке, отбрасывая телефон, словно опасаясь поддаться искушению и снова позвонить Эргюсу Бэйтсу, чтобы выяснить отношения, что могло привести к примирению. – Исторгните зло из среды вашей.

Глава 21.

– Да, это она, – воскликнула Ламия и бережно провела ладонью по обложке книги с надписью «Detur digniori». – Какое счастье! Она снова у меня. А я считала ее безвозвратно потерянной.

Она поцеловала обложку и нежно прижала ее к груди. Лейтенант Гарсия с улыбкой смотрел на нее.

– Ты словно ребенок, верящий в чудеса, – сказал он. – Наивная и доверчивая девочка, ожидающая на рождество подарка от Папы Ноэля или Олентцеро, испанских прототипов Санта Клауса. Это всего лишь древняя рукопись. Неужели ты веришь тому, что в ней написано?

– А почему бы и нет? – ответила Ламия. – Ведь было сказано, что каждому воздастся по вере его.

– А еще там же говорилось, что вера может двигать горы, – с усмешкой возразил лейтенант Гарсия. – Но я не видел ничего подобного.

– Ни одного клада в своей жизни, ручаюсь, ты тоже не видел, – сказала Ламия. – Но это не означает, что их не существует. Ты слышал что-нибудь о сокровищах, найденных в храме Вишну? Это было в Индии, в городе Тривандрам.

– Нет, – признался полицейский. – Впервые слышу.

– Я в этом не сомневалась, – с презрением сказала Ламия. – Так вот, в подвале этого древнего индуистского храма несколько лет назад нашли сундуки с золотыми монетами и драгоценными камнями. Их охраняла статуя бога Вишну, возлежащего на Ананта-шеше.

– Это что еще за зверь такой? – удивился Мигель Гарсия.

– Не говори так, – обиделась Ламия. – Ананта-шеше – это тысячеголовый змей, в индуизме и буддизме олицетворяющий вечное время. А еще он царь всех нагов, или, как их называют в Испании, ламиаков, которых люди, ничего о них не знающие, считают змееподобными мифическими существами. И изображают их в виде змей с человеческой головой. Глупцы! Такие же, как и ты. Это мой народ. И я могла бы многое о нем порассказать.

– Так расскажи, – усмехнулся лейтенант Гарсия. – В детстве я любил слушать сказки на ночь. Сейчас как раз ночь.

Ламия обожгла его злобным взглядом, но сдержалась.

– Как-нибудь в другой раз, – сказала она. – Сейчас я лучше расскажу тебе о найденной в храме статуе бога Вишну. Она была высотой почти шесть метров, изготовлена из золота и усыпана драгоценными камнями. Находку оценили в двадцать два миллиарда долларов. Как ты думаешь, если бы этот клад нашел ты, на сколько жизней тебе хватило бы?

– Это правда? – недоверчиво спросил полицейский.

– Я видела эту золотую статую и сундуки с драгоценностями своими глазами, – заявила Ламия. – Утверждают, что эти сокровища правители туземного княжества Траванкора собирали на протяжении тысячелетия. Но я знаю, что это не так. Они принадлежали народу нагов. А, значит, я имею право на свою долю в этом кладе.

– Так заяви о своем праве, – посоветовал полицейский. В его тоне явственно слышалась издевка.

– А кто мне поверит? – почти прошипела Ламия. – Ведь даже ты не веришь.

– А если поверю, что с того? – усмехнулся он. – Денег у тебя от этого не прибавится.

– Это точно, – согласилась Ламия. – Потому что не я нашла этот клад. А вот если бы я… Или мы с тобой.

Она сказала это, потому что видела, как заскучал Мигель Гарсия. В отличие от Ламии, он явно не верил в возможность разбогатеть, отыскав клад. А после того, как полицейский услышал от Ламии признание, что она принадлежит к потомкам древнего мифического народа нагов, он невольно начал подвергать сомнению все, о чем она говорила.

Ламия вовремя заметила, что слишком увлеклась, и ее влияние на полицейского стало слабеть. И поспешила исправить ситуацию.

– Ты же хочешь, чтобы мы с тобой стали богатыми? – спросила она, положив руку на бедро Мигеля Гарсия. – Посмотри мне в глаза и скажи.

Лейтенант Гарсия так и сделал.

– Хочу, – сказал он, чувствуя, как его мозг обволакивает сладостный туман, а воля слабеет. – Очень.