Нефертити, или Прекрасная пришла

Тэйе рассмеялась. Ей всё больше нравился этот мальчишка. Она решила устроить ему экзамен, заговорщически подмигнула мужу.

– Тогда скажи, – немного призадумалась, чтоб высказаться проще, – чем больше богов, тем лучше?

– Нет! – обрадовался простоте вопроса Тутмос.

– Почему?

– На себя любви не хватит! – как само собой разумеющееся, резюмировал мальчик.

– Тебе сейчас бог подсказал? – поинтересовался фараон.

– Я сам знаю: одно сердце – один бог!

– Да ты, еретик! – восторженно воскликнул Аменхотеп, двигая в сторону мальчика блюдо с финиками.

Тутмос испугался незнакомого слова, но вида не подал, чинно взял жирный финик, засунул в рот: с фараонами безопаснее молчать!

Тэйе разгадала манёвр, и, отдавая должное ребёнку, взяла инициативу в свои руки.

– Ты прав. Даже когда в Египте было два бога, Геб и Нут, они постоянно ссорились между собой. Дошло до того, что бог земли назвал богиню неба свиньёй, поедающей собственных детей…

Тутмос при этих словах подавился, закашлялся.

Тэйе ударила его между лопаток, продолжала…

– Иногда звёзд не видно из-за туч, а Геб думал: Нут их ночью ест…

– Даже два бога много, – тяжело вздохнув, подыграл жене фараон.

– Говорят, земля процветала, когда единовластно правил Ра. Чего ещё желать? Бог утром всходит, даёт тепло и свет. Протягивает свои лучи деревьям, птицам, людям, – принялась рисовать благостную картину Тэйе.

– И львам, – добавил Аменхотеп.

– А ночью люди оставались без бога? – от удивления Тутмос не донёс очередной финик до рта.

– Ночью Ра делал людям детей! – не удержалась от смеха царица.

– Камни – тоже его работа, – со всей серьёзностью добавил фараон.

– Тогда я не против него, – сладким ртом согласился с единобожием будущий главный скульптор Города Солнца.

Глава вторая

1

Окончание строительства очередного храма отпраздновали пышно. Рабами, рабочими, строительными чиновниками, знатью и самим фараоном было выпито столько молодого вина, что кровь переполнила вены.

Все жаждали кровопускания…

Тэйе по совету мудрого брата приказала наскоро построить амфитеатр и объявила о боях гладиаторов с дикими львами.

– Твой муж отказывается от войн, так пусть прольётся кровь на арене, – сумрачно подсказал Аанен. – И хоть добычей станет не золото, а страх, на время ропот прекратится.

Тэйе знала, вернее, догадывалась о том, какими магическими свойствами обладает кровь. Будь она царицей всех земель, построила бы Богине Крови храм невиданной красоты, и стала при нём жрицей.

А если бы, вдруг, рассердившись на людей, Богиня выпустила из них всю кровь, в огромном красном море снова зародилась бы жизнь, потому что человек не может без крови, а кровь без человека…

Царица улыбнулась, вспомнив, как муж, пролив в брачную ночь её кровь, едва не потерял сознание. Его сердце из всех чувств выбрало… любовь, остальные, как нелюбимые жёны в гареме, тихо возмущались: к чему эти вечные схватки и битвы, и отчего чужие земли непременно надо покорять?

Аменхотеп Второй устраивал походы в завоёванные его отцом Тутмосом Третьим Палестину и Сирию, Нубию и Ливию, Митаннию и выходил к Ефрату, когда реки из караванов с золотом, чёрным деревом, благовониями и другой данью становились менее полноводными.

Её же муж, похоже, был сыном богини мира и гармонии Маат.

Аанен прав: за миролюбием крадётся кровожадность.

И пусть лев разорвёт человека, и поставит лапу на его грудь. И гордо посмотрит вокруг. И каждый увидит, что похож он на фараона. И ужаснётся. И возрадуется, что их владыка силён и победоносен. Так будет! – наполняла словами мысли, как тестом чаны, чтобы испечь хлеб будущего, царица Тэйе.

Когда ряды деревянного Колизея стали заполняться, никто не обратил внимания на то, что арена была огорожена зиявшим дырами камышовым забором.

Не привыкать! Не зря же первые ряды предназначены рабам. Нет ничего надёжнее живого щита…

Глаза зрителей ещё до боя налились кровью.

Первыми на арену выпустили трёх гладиаторов. Их лица были скрыты за кожаными масками, а грудь защищена медными пластинами и ремнями из кож.

Из груди монстра по имени «зрители» вырвался боевой клич.

Ворота загона, скрытого от любопытных глаз под шатром из воловьих шкур, распахнулись, и три льва, один за другим, чинно пожаловали на сцену.

То ли они не были голодны, то ли набивали себе цену, вкрадчиво ступая по золотистому песку, не обращая внимания ни на зрителей, ни на гладиаторов, ведомые духом состязания, кто знает?

Но страсть искусной танцовщицей пронеслась по рядам, разжигая костры тёмных, неподвластных людям сил.

Рёв в стане зрителей нарастал. Казалось, они сами готовы были выбежать на арену и разорвать друг друга…

Война в миниатюре.

Победить себя?

Или остаться самим собой?

А, может, раствориться в безумном гоне обезумевшего стада?!

Что может победить ленивость львов? Запах крови? Так ею пахло!

Наконец, винный перегар трибун достиг арены.

Львы потянули ноздрями. И стали пьяны.