Время подонков: хроника луганской перестройки

– Этот негодяй не пропустит ни одной юбки! Соблазнил мою жену! Разрушил мою семейную жизнь. Теперь я вынужден уехать с родины… – и пьяная слеза жалости к самому себе покатилась из его глаз.

«Слабак!» – подумал про себя Милюк, но вслух сказал:

– Я тебя по-мужски понимаю. Обидно от знакомого, которому столько ты помогал, получить такое…

– Лена говорила мне, что у них когда-то была любовь… Вспомнила, когда у нее двое детей! И он, подлец, не мог ее по-быстрому бросить, как матрос – поматросил и бросил! И я бы не знал и жил бы с нею и детьми. – и снова потекли слезы потерянной любви из его глаз.

– Успокойся, Роман. Давай лучше еще выпьем.

Он разлил остатки коньяка из бутылки и сказал Семерчуку:

– Надо бы заказать еще коньяка…

– Давай.

Он вытер слезы и выпил.

– Так Матвеева отпустят? – вернулся к главному для себя вопросу Милюк.

– Его не отпустят. На него уже повесили дело об убийстве. Все свидетели против него. А женщина была из Черновиц, а это западная Украина. Ему дадут хороший срок.

Милюк с облегчением вздохнул – Матвееву дадут большой срок и если он выйдет из мест заключения, то уже не будет преподавателем, да и детали его судебного дела со временем сотрутся в памяти. Не времена делают плохими людей, а люди делают плохими времена. Семерчук явно расслабился. Таким пьяным Милюк его видел впервые. И он вернулся к старому разговору:

– Рома. Если надо будет помочь моим детям в Канаде, поможешь?

– Конечно, Витя. Ты ж мой лучший друг! А я сегодня позвоню своей бывшей жене и скажу ей, суке, все, что я о ней думаю. Я ей скажу о ее любовнике…

Семерчук рассчитался с официантом и бросил на стол миллион купонов.

– Гарсон! Вот тебе деньги! – развязно обратился он к официанту, – найди такси и помоги нам выйти из ресторана.

Официант, привыкший к подобному унизительному панибратству, подобострастностно схватил ассигнацию и прошептал:

– Будет сделано…

Все происходило, как в кино о царских временах! Такси сначала подъехало к дому Семерчука, где он дал таксисту бумажку в пятьсот тысяч купонов и распорядился:

– Довезешь его, куда он скажет… Витя, – пьяно выговаривал Семерчук, – ты мой друг и я все сделаю для тебя… А этой сволочи, – он имел в виду бывшую жену, – я сейчас позвоню. Все скажу, что я о ней думаю и ее хахале. – Снова, как в ресторане повторил Семерчук.

Хрыстя была дома. Увидев пьяного Романа, она всплеснула руками:

– Хде ты так нажравься, як цап?

– С другом, – заплетающимся языком по-русски ответил Семерчук. – Так скажем, последняя выпивка, – прощание с родиной называется.

– Пьяным ты говоришь по-русски?

– Это мой родной язык.

– Щас я тоби огрею, шоб забув ворожью мову!

– Кристина! Не забывай, что деньгами распоряжаюсь я.

Хрыстя сразу же притихла. Деньги имеют магическую силу для затыкания рта. А Хрыстя, вместе с Романом, уже определили, какой они откроют бизнес в Канаде. Но у Семерчука до сих пор имеются сомнения в целесообразности заниматься бизнесом – лучше положить деньги в банк и жить на проценты, без проблем, не чувствуя нужды.

Семерчук подтянул к себе телефон, стоящий на столе.

– А зараз я буду разговаривать с женой. Слушай!

Ему захотелось быть твердым человеком, – пусть Хрыстя видит настоящего мужчину. Он набрал номер телефона своей бывшей квартиры, и трубку взяла Лена. От ее спокойного голоса, у него замерло сердце в груди, в ожидании ласковых слов, которые она иногда раньше говорила ему. И у него вдруг дрогнул голос:

– Здравствуй! – он старался придать своему голосу больше твердости, но не получилось.

Словно чувствуя, что Роману нужна помощь, к его уху придвинулась Хрыстя и шепнула:

– Говорь – повия паскудная…

И Семерчук послушно повторил:

– Слухай, повия паскудная… – он вопросительно посмотрел на Хрыстю, – что говорить дальше? Но та молчала, и Семерчук продолжил, – твой хахаль убил женщину…

– Кто? – послышалось в трубке

– Матвеев, этот паскуда! Только и делает, что по бабам таскается. Он убил женщину и сейчас сидит в тюрьме.

– Ты пьян? Понимаешь, что городишь?

– Немного выпил. А говорю тебе правду,… – и он обозвал ее самым коротким народным словом, которым называют девиц легкого поведения.

Но Лена будто этого не слышала:

– Почему он в тюрьме?

– Потому что убил женщину. Поняла,… – и он опять употребил простонародное слово, точно выражающее сущность некоторых женщин.

– Ты пьян и я с тобой не хочу говорить!

– Не надо. Но он в тюрьме. Добегалась, сучка… А я на днях улетаю на Багамы и буду жить в Канаде… А ты сгнивай в паршивой Украине…

Он не успел договорить, когда ладонь Хрысти тяжелым шлепком прошла по его затылку. Он, аж икнул от неожиданности, но Лена уже положила трубку, чтобы не слышать его оскорбления. Семерчук повернулся к Хрысте:

– Ты шо робышь?

– Это я еще мягко, чтобы ты не говорил при мне по-русски. И надо было говорить с ней жестче. Но все равно, ты поговорил с ней хорошо. Иди ко мне… – она прижала его голову к своей груди и поцеловала в затылок, – пойдем спать…

– А можно ванну?

– Нет. Еще утонешь по пьянке. Я тебя люблю в любом состоянии, – и Хрыстя потянула его к кровати.