Путь кочевника

Дыхание Яско привел в норму довольно быстро – умел это делать, но вот что надо сделать, чтобы девушка смотрела на него не на как обычного покупателя, пришедшего полакомиться сметаной, да заодно и сладкого острогожского масла прихватить, а обратила самое серьезное внимание.

Что надо предпринять? Спросить: «Девушка, вы из какой сказки взялись?» Вряд ли удобно задавать такой вопрос, хоть и тонкий, но грубый. Или такое сымпровизировать: «Девушка, вы помните, в прошлом году мы с вами в городском саду дважды танцевали под песню Ободзинского?»

А вдруг она вообще не умеет танцевать? Обошелся мичман самым простым, он сказал:

– В городе объявились хулиганы, я об этом слышал – это точно. Позвольте я после работы провожу вас домой?

В ответ не прозвучало ни «да», ни «нет». Но это была уже победа. Так решил мичман Яско. Крохотная, в полногтя всего величиной, но победа. Достаточно сделать еще пару-тройку шагов, и он будет уже знать ее имя с отчеством, и фамилию, и даже дату рождения.

Яско вернулся домой с бидоном разливного молока, большим свертком, в котором был упакован рассыпчатый сладкий творог, и литровой банкой сметаны, на которой сохранилась старая цветная этикетка «Огурцы нежинские».

Дома основательно подкрепился, отдохнул и вечером, когда солнце потихоньку покатилось вниз, оказался у дверей молочной лавки.

Когда девушка, которую, как выяснилось, звали Надей, вышла на улицу, нарядно одетая, она была неотразима. С легкой, летящей походкой, с улыбкой и тихим светом, которым был наполнен ее взгляд, таких девушек на севере не было, а на Мурманской земле – тем более, поскольку там обитает в основном народ мужского пола, военные мужики. В большинстве своем – при погонах. У мичмана снова перехватило дыхание.

Он вежливо наклонил голову. О чем говорить с этой красивой девушкой? О погоде? Яско невольно усмехнулся, – над самим собой усмехнулся. Когда не о чем говорить, рассуждают обычно о приятности тихого ветра и диковинных очертаниях кучевых облаков, либо рассказывают анекдоты, а это, как известно, юмор, взятый напрокат… Нет, ни погода, ни климат, ни шелест листьев на деревьях в разговоре с девушкой – не помощники.

Тут нужны совсем иные темы, и слова, естественно, иные.

– Вы, конечно же, казачьего роду-племени, – утвердительно произнес он.

– Конечно же!

– Значит, вполне возможно, корни вашей фамилии уходят во времена царя Алексея Тишайшего…

– Возможно, – спутница взглянула на мичмана с неожиданным интересом. С ней еще никто никогда не начинал так разговор.

– Город-то наш был образован по личному указанию царя Алексея Михайловича в тысяча шестьсот пятьдесят втором году… Место тут стратегически выгодное, река Тихая Сосна, меловые холмы, недалеко протекает Дон. Есть леса, в которых легко можно спрятать хорошо вооруженную дружину, и степь, где можно разместить все татаро-монгольское нашествие… Все, до последнего кобыльего хвоста.

Надежде стало интересно с этим человеком. Ни она сама, ни спутник ее не заметили, как пришли к дому Надежды.

– Завтра я приду снова, чтобы проводить вас после работы домой, – сказал мичман и потянулся к руке Надежды, чтобы чмокнуть ее, но девушка поспешно убрала ее – не была знакома со светскими правилами Северного военно-морского флота.

Мичман все понял и улыбнулся широко – эта девушка ему нравилась все больше.

На третий день знакомства Яско предложил Надежде руку и сердце – и дело покатилось к свадьбе. Яско потом много раз вспоминал то благословенное время и счастливый поход в небольшой молочный магазин, где он нашел свою судьбу.

Вспоминал и другое – как приехал к родителям жены – надо было познакомиться, подружиться с ними и вообще полюбопытствовать, чем народ дышит в деревне.

Там-то и столкнулся с несколькими интересными персонажами, да и сюжетами тоже, мичман даже не ожидал, что такое вообще может возникнуть. Но возникло ведь…

Народ в деревне жил в основном блондинистый, белесый, а Яско на прическу – чернявый. Причем непонятно, почему такой, в его роду большинство мужиков было блондинами с голубыми глазами, а Яско – темноволосый с карими глазами… Наверняка через века в нынешние дни пролезла какая-нибудь татарская или скифско-сарматская кровь, проявилась очень броско, ярко. На это обратили внимание местные мужики, у которых волосы имели цвет зрелой пшеницы.

По деревне пошел шепоток, который вызвал у Яско улыбку:

– Гляньте-ка, а Надюха вышла замуж за нерусского. Кавказец ее муж, точно кавказец!

Соседом у родителей жены был суровый мужик дядя Ваня по прозвищу Пушкин. Яско фамилию его так и не узнал, зато кличка у него была знатная. При таком прозвище даже паспорт иметь не надо.

Был Пушкин мужиком скрытным, недоверчивым, молчаливым, – редко кто мог похвастаться тем, что поговорил с дядей Ваней Пушкиным. Яско думал, что и с ним так будет, ан нет. Как-то он выглянул на солнышко погреться, а к нему через загородку Пушкин тянется… С вопросом:

– Ну, как там у вас в Грузии народ поживает? Нормально или не очень?

– Нормально, еще как нормально, – едва совладав с собою, чтобы не рассмеяться, сказал Яско. – Только вот такая штука – при нашей нынешней расхристанности Грузии Сталина не хватает…

– Да-а? – удивленно протянул Пушкин и неожиданно засуетился – видать, замечание мичмана на счет Сталина задело его за живое. – Ну-ка, ну-ка, сосед, переползай-ка ко мне, в мой курень, мы это дело сейчас обкашляем.

Такое поведение Пушкина удивило односельчан: дедок этот своенравный, никогда ни с кем не заговаривал первым и уж никогда никого не приглашал к себе.

Вообще-то он был заслуженным человеком, ветераном, морщинист был, как перезрелый осенний гриб, с горбом на спине и большим любителем выпить. Особенно когда бабка забывалась со своими ухватами, рогачами, печными делами, готовкой и так далее…

Для Пушкина это время было самое желанное. Он потихоньку, полегоньку втайне от властей и милиции гнал очень недурной самогон и использовал его для личных нужд. Очень успешно использовал.

В компаньоны никого не приглашал, пил один и закусывал сладкими огурцами, сорванными прямо с грядки. Выпив пару стаканчиков, дед Пушкин садился перед домом на поленницу, где несколько чурбаков были сложены у него в виде кресла, вытягивал из кармана жестянку с табаком и скручивал себе «козью ногу» – лихую папироску, похожую на маленькую остроугольную трубку… насыпал в нее крошеный табак и дымил со складной миной на лице.

Мимо проходили люди, дед ворчал на них, пыхтел, окутывал едкими дымными клубами, разговаривал сам с собою – ему не хватало собеседников, а брать кое-кого в свою «компанию» он не хотел.

Мичман Яско был первым, до кого он снизошел. Во всяком случае, дед Пушкин проявил к нему интерес.

Сидя перед поленницей, как директор перед своим большим, почти промышленным хозяйством, дед потихоньку дозревал и вскоре заводил песню. Поначалу пел негромко, даже интеллигентно, можно сказать, но потом алкоголь брал свое, и Пушкин начинал реветь. Рев этот был слышен далеко – сразу было понятно (слышно же хорошо), что поет фронтовик. И песни у него были фронтовые.

Песни в конце концов доходили и до бабки, которая привычно возилась в доме и за стуком рогачей и ухватов мало чего слышала. Но рев деда был сильнее звука инструментов, которыми бабка двигала кастрюли и горшки, и результат оказывался один – разъяренная бабуля выметывалась на крыльцо, хватала деда за воротник и тащила в дом.

Поскольку дед Пушкин конструкцию имел совсем не богатырскую, то бабка без особых усилий справлялась с ним, и рёв старика исчезал за дверью, будто в сундуке, у которого захлопнули крышку.

Надо заметить, что биография у деда была героическая – он прошел войну, в Сталинграде был тяжело ранен, но военную службу не оставил – остался в действующей армии. Конец войны он провел в похоронной команде – опытные солдаты нужны были и в таких второразрядных частях, ибо иногда даже врачи не могли отличить мертвого солдата от живого, а дед Пушкин отличал всегда – чутье на живых людей имел. Оно его не обмануло ни разу – ни разу, вот ведь как.

Вместе с мичманом они тогда неплохо полакомились дедовой самогонкой, и дед Пушкин признал Яско своим, назвал его близким другом. Ни с кем в селе дедок не здоровался, а с Яско теперь здоровался всегда. Уважительно, за руку.

Остальных же односельчан своих продолжал не замечать. Вот такой оказался дед Пушкин. Хотя по натуре был добрый, даже очень добрый. И общительный, если найти к нему подход. Расскажет все и о жизни своей, и о прошлом, которое было до него, и об истории с географией. По засечной казачьей полосе.

Вот так мичман обзавелся своей второй половиной и обжился в ее деревне. Вскоре у него родился сын. Назвали его Валерием. Маленький, в детстве кричал много, даже не верилось, что он вырастет большим и будет уважаемым человеком.

Он вырос, стал большим, пошел по стопам отца – надел погоны. Ныне уже имеет звание, очень приличное для своего возраста – майор. Командир роты. Защитник Отечества.

5

А жизнь продолжала двигаться дальше. Не останавливалась ни на минуту. На флоте мода новая появилась, раньше она тоже была, но не в таком количестве – наносить дружественные визиты в разные страны, иногда даже совсем недружественные, а скорее напротив – настороженно к нам относившиеся. Попасть за границу, повидать мир, побывать в разных портах – это было мечтой для каждого моряка, а военного особенно, поскольку возможностей у флота, состоявшего на службе у Министерства обороны, было меньше, чем у флота, обслуживавшего Министерство торговли, или у ведомства, занимавшегося добычей и продажей, скажем, нефти и вообще всяких природных ископаемых, являющихся у нас национальным богатством.

Так, эсминцу, на котором служил мичман Яско, выпала почетная миссия – нанести визит в Англию – страну, которая когда-то считалась морской владычицей нашей матушки Земли. Яско был доволен, ему повезло – мир повидает, с новыми людьми познакомится, себя покажет…Это же прекрасное дело. Очень прекрасное. Даже более, чем просто прекрасное.

6

Лондон показался мичману угрюмым тяжелым городом, каким-то невеселым – то ли в пору такую невеселую их корабль совершает дружественный визит, то ли русским морякам не везет (жизнь-то из полос состоит, черных и белых, это известно всем, недаром существование людское сравнивают со шкурой зебры, все в полосочку)… А с другой стороны, во всем может быть виновата история взаимоотношений Туманного Альбиона и России.

Время от времени они были дружескими, англичане и русские улыбались друг другу, поклоны отвешивали, а потом становились, что называется, врагами; были и времена совсем наоборот: цари российские хорошо понимали, что англичане, блистая белозубыми улыбками, похлопывая по-братски русских по плечу, всегда держали в кармане фигу или что-нибудь еще круче фиги. Такое случалось много раз. В военной среде дружеских отношений между англичанами и русскими, судя по всему, не было никогда. Очень уж часто они сталкивались в разных узких водах в морях и на тесных тропках где-нибудь в горах, интересы людей в погонах пересекались, а вместе с ними пересекались и государственные интересы. То в Индии, то в Китае, то на Балканах, то в Африке…

Мир широк, неохватен, но очень часто оказывалось: весьма и весьма охватен и тесен. В нем много узких мест и тропок, где вдвоем никак не разойтись. Приходилось стрелять, другого пути не было. Побеждал тот, кто был сноровистее и стрелял первым. Так было всегда.