Путь кочевника

Так и обменялись памятными вещами, англичанка и русский, англичанка даже порозовела малость – непонятно было, то ли приятен был ей подарок, то ли, наоборот, неприятен, ведь Ленин все-таки представлял другую компанию, – не ту, в которой она находилась, был противником капитализма. На том и разошлись.

7

На следующий день на причале появилась большая, черная ярко начищенная машина с бульдожьим носом, украшенным золотой статуэткой. Появилась машина рано – корабль проснуться не успел, – видимо, у англичан было с этим строго: подавать машину на место задолго до той поры, когда она понадобится. Самое интересное было, что особист включил себя в число тех, кто собрался поехать в замок. И, надо полагать, не пожалел – поездка была интересной. Да не просто, а очень, – вот таким интересным оказался тот день.

Замок был старинный, с замшелыми, поросшими мхом, но очень уж обихоженными, убранными стенами – древний мох играл декоративную роль, это была часть убранства замка. Залы в замке были огромные, гулкие, тщательно вычищенные, теплые, с большим количеством портретов, на которых были изображены прежние хозяева замка – люди, которые жили здесь, – важные, с официальными лицами, решившие запечатлеть себя на века.

Увидели гости и камин, каких никогда ранее не видели, гигантских размеров, внутрь могла войти лошадь с телегой, а на толстых смолистых поленьях, установив вертел, можно было зажарить хорошего быка. Наверное, в старые времена так это и делалось. Побывали моряки и в винном подвале, где попробовали редкий напиток – виски особого сорта, воспитанный, доведенный до ума в коньячной бочке, это также было в новинку морякам, которые в большинстве своем к виски относились, как к обычной самогонке.

– Ну как? – спросила их англичанка, наряженная на этот раз в элегантный бархатный пиджачок, на лацкане которого красовался значок с изображением Ленина.

Особист посмотрел на Яско, он, похоже, решил признать за ним роль ведущего, на которого должны равняться ведомые. Это было занятно. Яско сделалось весело.

– Великолепно, – с запозданием отозвался на вопрос он. – Как говорят немцы – вундербар.

– Вы знаете немецкий?

– Не очень.

Впрочем, это не играло никакой роли – у них был переводчик. Если честно, старший мичман Яско похода в замок побаивался даже с особистом, вдруг – провокация, вдруг на голову накинут сетку, руки скрутят веревкой и поволокут в какой-нибудь бункер – ведь это же англичане, вероломная нация. На всякий случай Яско, еще на корабле, сунул в карман нож. Нормальный складень, без которого человек на севере никак не может обходиться, все время он оказывался нужен, потому нож и оказался с мичманом в походе и соответственно в замке, хлопал тяжело по пятой точке, находясь в заднем кармане брюк… Ну, будто пистолет в кобуре. Как бы там ни было, а с этим домашним ножиком он ощущал себя увереннее.

Самое интересное, он подружился с особистом, капитаном третьего ранга – тот вечером, прихватив с собой бутылку водки и свежие пирожки, оперативно спроворенные коком, появился в четырехместной каюте Яско.

– Ну, Геннадьич, ты молодец! Тебе бы в Министерстве иностранных дел работать, наши успехи были бы много весомее… Посуда у тебя есть?

– А как же, товарищ капитан третьего ранга!

– Ты умеешь завязывать такие контакты, такие контакты… тебе верят! Это очень важно, – особист разлил водку по мерзавчикам – стограммовым граненым стаканам. – Вон в какое доверие ты этой принцессе вошел… Молодец!

– Ваша наука, товарищ капитан третьего ранга. Пока мы в Англию шли, я регулярно слушал ваши лекции. О семейных ценностях, например… Слушал более чем внимательно. Вот я и завел разговор про семью. Получилась беседа.

– Ты будь поаккуратнее, Геннадьич, следи, как говорят, за местностью, оглядывайся почаще. Англичане, службы их секретные на тебя обратили внимание, понял?

– Как не понять, товарищ капитан третьего ранга! Понял, чем кот кошку донял.

– Вот и хорошо.

Сказать честно, что мичман Яско за своей спиной засек какого-нибудь рыцаря плаща и кинжала, нельзя, мичман не засек этих людей, но ощущение, что они находятся где-то рядом, совсем рядом, дышат в затылок, было сильное. Яско вообще обладал хорошим чутьем, это было проверено много раз, промахов не замечалось, поэтому особисту он поверил и о его наказе помнил до самого отплытия из Англии.

Перед тем как эсминец отчалил от берегов Туманного Альбиона, машина привезла подарки от англичанки, подружившейся с мичманом, приезжала и сама англичанка, но Яско не застала. Подарки свои – телевизор и еще полтора десятка коробок, перевязанных парадными шёлковыми лентами, она вручила командиру эсминца. Командир взял этот богатый воз под свое крыло и распределил среди своих… У себя же в капитанской каюте, как только англичанка уехала.

Об этом мичману сообщил приятель Саня Иванцов, который в тот день нес дежурство на корабельной палубе.

– В общем, кипиш на нашей посудине был серьезный, пока ты Лондон из окна автомобиля рассматривал… Принцесса уехала очень огорченная. Но забудь об этом приключении, Толя, как и о подарках, – о них также забудь, вот тебе мой совет. Не наживай врагов среди командования.

Этот совет мичман Яско принял, наживать врагов среди командиров ему не хотелось.

8

Перед отплытием команда эсминца побывала в гостях на английском авианосце.

Авианосец одиночно стоял в порту и был совершенно пустынен. Собственно, люди на нем присутствовали и, надо полагать, немало, но они были спрятаны броней, работали в закрытых помещениях, суетились там и бегали, а на открытых пространствах, на палубах и площадках, не было никого. Пусто. Но тем не менее командир авианосца решил пригласить к себе в гости команду советского эсминца. Предложение было принято, и вскоре начищенная до блеска, надраенная и нафабренная команда советских моряков прибыла на авианосец.

Командир авианосца имел чин адмирала – невысокий, строгий, с неприступным лицом большого начальника, он лично встречал гостей, каждому козырнул, а потом ещё в довесок пожал руку. Хоть и строгий он был, но на англичанина, честно говоря, походил мало, – скорее, смахивал на испанца или итальянца.

Английский корабль был опрятен, чист, как квартира у хорошей хозяйки, – видать, адмирал следил за этим строго, давал хорошие накачки тем, кто ведает швабрами, тряпками и прочим протирочным имуществом на этой коробке. Хоть и говорят, что холодная война закончилась, лидер, возглавлявший Советский Союз в последние годы, постарался на этот счет очень (как потом выяснилось, сделал много лишних движений и даже противоправных поступков, за что его вообще надо было бы привлечь к уголовной ответственности), но показали гостям на авианосце лишь то, что находилось на поверхности и было им хорошо ведомо по собственным, советским, кораблям – там это тоже есть. Мичман Яско даже усмехнулся про себя, – это мы считаем, что война с проклятым капитализмом закончилась, пора зачехлять орудия, но англичане так не считают.

«Ладно, поживем – увидим», – решил мысленно и стал с интересом разглядывать то, что им показывали. А показывали им все, вплоть до губчатых тряпок, в которые на авианосце сморкаются вахтенные, и серебряных боцманских дудок, помогающих справляться с разбойной палубной командой.

После тряпок и боцманских дудок последовал громкий клич:

– К столу!

Работа с вилками и ложечками за столами, застеленными накрахмаленными обеденными скатертями, была лучшей из всех, существовавших на этом корабле. Адмирал попросил представить ему «веселого русского» – такая слава уже пошла на авианосце о мичмане Яско, тут его называли только так, просьба была немедленно исполнена, и мичмана, к сожалению, мигом отсадили от команды, поместили в офицерскую среду.

Вот уж чего не ожидал он, так столь резкого поворота событий. Досадно было, – среди своих матросов он чувствовал себя лучше, чем среди английских офицеров. Но делать было нечего. Когда одолел пару порций виски, почувствовал, что настроение у него улучшилось, воздух сделался светлее, дышать стало легче… Яско взял свою фуражку, сдул с нее пылинки и, поднявшись со стула, переселился к адмиралу. Там жестами, знаками предложил сделать ченч, адмирал возражать не стал, отдал мичману свою фуражку с тяжелым золотым шитьем, взамен взял его, простую морскую (фураньку) с начавшим выгорать верхом. Обмен не был полноценным, но Яско так не считал и был прав.

Народ за столом уже начал нагружаться, сделалось шумно, Яско нахлобучил на голову адмиральскую фуражку и пошел прогуляться по авианосцу. Очень скоро он оказался у некой артиллерийской установки – надо полагать, ракетной, – с несколькими стальными направляющими – рельсами для сброса ракет. Дежурил у установки долговязый белобрысый англичанин с красной, обожженной ветром и соленой морской водой физиономией. Увидев русского мичмана в английской адмиральской фуражке, он довольно лихо вытянулся и, звонко щелкнув каблуками, приложил ладонь к голове.

«А почему бы не снять установочку на фотоаппарат?» – подумал Яско и коснулся пальцами «фэда», висевшего у него на шее.

Англичанин все понял, замахал протестующе руками:

– Но! Но! Но!

– Это почему же «но»? – благодушно проговорил Яско. – Что есть у вас, дорогой друг, должно быть теперь и у нас… А как же иначе? Хинди-руси бхай-бхай!

Несмотря на протесты дежурного, он расчехлил «фэд» и на глазах у обалдевшего англичанина отснял всю пленку, находившуюся в фотоаппарате. При этом ни на секунду не прерывал своего добродушного бормотания. Речь его словно бы заколдовывала английского матроса, лишала возможности что-либо сделать, – он не мог остановить русского мичмана. Отщелкав последний кадр, мичман перекрутил пленку, загоняя ее в кожух, показал так и не пришедшему в себя англичанину разбойно вздернутый большой палец правой руки, похмыкал под нос и произнес одобрительно:

– Гут!

На следующий день мичман встретился с особистом и отдал ему пленку. Пояснил:

– Здесь – отснятая со всех ракурсов новейшая ракетная установка с английского авианосца.

У особиста даже зачесалась пятая точка, он придвинул к себе табуретку и сел на нее.

– Как удалось?

– Да одного англичанина уговорил… Можно сказать, завербовал. Он стоял на дежурстве поддавший, – видимо, за нашим столом хлебанул, и ему было все равно, что мне показывать – новейшую ракету или секретную турбину в машинном отделении.

Особист не выдержал, изумленно покачал головой:

– Ну, ты даешь, Анатолий! Может, после похода пойдешь служить к нам, я походатайствую, а? Опер из тебя хороший получится, это точно.

Мичман в ответ лишь покачал головой: поздно переучиваться, годы уже не те, голова к старости начала соображать хуже, чем раньше…

– Нет, это не годится, товарищ капитан третьего ранга.