На крыльях миражей

Жизнь казалась ему законченной и ненужной. Невольно мелькнула мысль отравиться, но проделав в воображении необходимые действия, парень ужаснулся, покрылся холодным липким потом.

Представить, что тебя совсем не будет, а мир в то же самое время продолжит жить как прежде, как сейчас, но без него.

Он долго не мог уснуть, провалился, в бессознательное состояние, неожиданно и вдруг, совсем незаметно. Ночью его мучили кошмары. Кто-то постоянно догонял, Юрка пытался убегать и не мог. Очнулся он с ощущением беспредельной радости.

Во сне они шли с Наташей, держась за руки  по берегу, вдоль бескрайней массы прозрачной зелёно-голубой воды. На них были шорты и лёгкие майки. В небе сновали во все стороны экзотические птицы, за кромкой песка цвели разноцветьем даже торчащие из земли палки.

Юрка позавтракал, потрогал разноцветный синяк и решительно пошёл к друзьям.

– Бейте, сколько хотите. Я на вас не обижаюсь. А сидеть всё равно буду с новенькой. И провожать буду.

– Мы сами хотели с тобой мириться. Хочешь, мы тоже с ней будем дружить?

– Спрашиваете. Конечно, хочу.

Конфликт был разрешён. Солнце опять начало светить, Наташа продолжила источать волшебные ароматы, а друзья стали ещё чуточку ближе.

То, что происходило с Юрой, назвать любовью нельзя даже приблизительно. Скорее, это было пробуждение чувственности. На это указывало многое. Например, он всегда отворачивался и краснел, когда девочка занималась в спортзале в трусиках и маечке, хотя во сне смотрел на неё во все глаза, даже позволял себе взять за талию.

Пройтись с Наташей, держа за руку, тоже было лишь несбыточной мечтой. И всё-таки это было. Сидя рядом с девочкой, от которой исходил жар, не только и не столько температурный, сколько чувственный, мальчик был по-настоящему счастлив.

Стоило ей поднести немного ближе руку, как кожу парня начинало покалывать. Он млел, а тело в это время пробивала мелкая дрожь, заставляющая напрягаться.

Теперь Юрка рассматривал одноклассницу сознательно, отмечая отдельные выразительные детали, сравнивая их с другими девчонками. Его манили малюсенькие бугорки, поднимающие на груди материю трикотажной одежды.

Перед сном он представлял её всю, изучая каждый изгиб. Делая это, мальчик извинялся тысячу и один раз, понимая, что это не совсем правильно, заглядывать в неведомое, трогать без спроса, но поделать с собой ничего не мог.

Руки сами тянулись в непреодолимом желании дотронуться тут и там до поверхности лёгкой облегающей ткани, чтобы почувствовать живую упругость того, что находится под ней. Становилось необычайно сладко, ноги сжимались, перекрывая дыхание, давая сигнал, подрасти маленькой радости между ног.

Однажды произошло ужасное событие, когда он проснулся от пульсаций внизу живота с влажными от слизи трусами. Было гадко и стыдно. Юрка заплакал, понимая, что перешёл в общении с девушкой, пусть и в воображении, допустимые границы.

В тот день он сказался больным, первый раз не пошёл в школу. Смотреть в глаза Наташи он бы не смог. Успокоился Юрка только тогда, когда Валерка и Сашка по секрету признались, что с ними происходит то же самое.

Наташа становилась привлекательнее день ото дня, меняла незаметно, но чувствительно для Юрки, формы тела. Теперь он разглядывал её с большим удивлением, обнаруживая то, чего раньше не замечал.

Они стали неразлучными друзьями, проводя вместе много времени. Четыре раза в неделю ходили в театральную студию, разучивали этюды, играли в маленьких спектаклях. В субботу проводили в студии весь день.

Несколько раз им доставалась роль влюблённых. Юрка разучивал монологи наизусть, но не мог произнести слова любви, глядя в глаза подруги. Она смеялась над ним, заставляла по дороге домой много раз повторять роль. Стеснительность друга приводила её в восторг.

– А поцеловать, поцеловать, если это нужно будет сделать в спектакле, ты сможешь?

– Кого поцеловать, – спрашивал Юрка, словно девушка беседовала не с ним.

– Возлюбленную, которую будешь играть. Ну же, ты ведь актёр. Должен уметь делать всё, если этого требует роль. Даже умереть правдоподобно, если понадобится.

– Уж лучше умереть, чем целоваться.

– Но ведь это всего лишь роль. Целуй немедленно. Признавайся в любви! Играй, так, чтобы я поверила, ну, – Наташа раскрыла влажные губки, приблизилась к парню на опасное расстояние, – вот как нужно, смотри. Это совсем просто. Раскрываешь губы и чмокаешь, глядя прямо в зрачки влюблёнными глазами, – девочка взяла одной рукой его за голову, притянула к себе и впилась в рот поцелуем. Юрка побледнел, начал оседать на колени, безвольно завалился набок.

– Юра, Юрочка, это же просто театр. Что с тобой? Только не умирай! Боже мой, что же мне делать?

Наташа сняла кофточку, положила ему под голову, начала проводить искусственное дыхание рот в рот, как учили на военном деле. Юрка очнулся, с ужасом и одновременно со страстью, потому, что почувствовал такое, что не укладывалось в привычное русло восхитительных эмоций. Он не мог признаться, что лишился сознания единственно из-за переполнения чувствами.

Юрка уставился на подругу, которая не просто целовала, делилась с ним своим дыханием, понимая, что она стала намного взрослее его. Это показалось ему печальным, несправедливым. Это он мужчина, а не она. Девчонки должны падать в обморок, а не их кавалеры. Стыд и боль пронзили его мозг, едва приходящий в себя.

– Что, что с тобой? Ты очень болен? Почему ни разу об этом не сказал?

– Всё хорошо. Даже слишком. Скажи, Наташа, ты целовала меня или его?

– Кого, Юрочка?

– Этого, персонажа, чью роль я должен был исполнять.

– Дурашка, конечно тебя. Ты же мой друг, а не он. Вот смотри, видишь, я целую тебя, моего Юрочку, это уже совсем не роль, – девочка покрыла его лицо поцелуями, а он не спешил приходить в себя.

Эта роль начала ему нравиться. Наташа долго отряхивала с него пыль, нечаянно задела чувствительную зону спереди, ничуть не смутившись. Это было до жути приятно, необъяснимо возбуждало. Юрка протянул дрожащую руку, дотронулся до её чудесного лица. Ощущение от прикосновения к бархатистой коже было волшебным, восхитительным наслаждением. Следом он провёл её по лицу и шее холодным носом, ощутив живое тепло, впервые в жизни, жадно вдыхая аромат девичьего тела.

Мальчику показалось, что Наташенька благоухает, как цветок гесперис, так называемая ночная фиалка, влажной летней ночью. Букет изысканных запахов, включающих в себя головокружительный коктейль из сладкого, терпкого и мускусного будоражил кровь, заставляя протянуть к жаркому телу подруги вторую руку, прижать её головку к груди, зарыться в заросли душистых волос и дрожать всем телом от своей безрассудной дерзости.

Дальше они шли, переживая случившееся беззвучно, каждый по-своему, но одинаково восторженно. Оба считали это хулиганством, шалостью, слишком приятной, но преждевременной.  Друзья старались не вспоминать о событиях того дивного, поистине сказочного вечера, лишь изредка напоминая о той близости взглядами и мимолётными прикосновениями, которые уже не вызывали потери сознания.

Их дружба продолжалась, даже крепла. Ребята теперь ходили, крепко держась за руки, обмениваясь, таким образом, теплом и нерастраченными чувствами, словно боялись, что когда-нибудь их могут разлучить.

Юрка всё так же восторженно смотрел на свою подружку, не смея опорочить её тело нескромными ласками. Они иногда разговаривали о возможном будущем, но отвлечённо, опосредованно,  ни в чём не клялись, ничего друг другу не обещали. Без того было ясно, насколько они дорожат своим союзом.

За четыре года их тесного знакомства утекло столько воды, пережито немыслимое число событий, хороших и разных. Ни разу никому из них не пришлось познать разочарования, негодования или чувства ревности.

Оба были красивые, молодые и привлекательные, не раз и не два вызывали у представителей противоположного пола пылкий интерес, пламенные страсти, что не смогло их разлучить.

Друзьям было интересно только вместе, хотя дружили со многими. У Наташи были подружки, у Юры неразлучные друзья, Саша и Валера. Ничего не происходило. На пороге окончания школы мальчик и девочка так и ходили, сцепившись руками, ведя нескончаемые беседы, даря друг другу эмоции и радость.

Одинокими ночами у Юры всё было иначе. Он мечтал о возлюбленной, считая дни до совершеннолетия. За два месяца до выпуска в школе ему исполнилось восемнадцать. Подруге остались до желанной даты считанные месяцы.

Юрка ничего не загадывал, никогда не заговаривал с Наташей о любви, о замужестве. Это подразумевалось фоном, как само собой разумеющееся событие. В мечтах, а у него было очень богатое воображение, всё, что должно случиться между любящим мужчиной и обожаемой им женщиной, происходило тысячи раз в полном объёме.

Юноша целовал, обнимал, ласкал подружку по всему периметру, дерзко проникал в запретные пределы. Конечно, он видел это лишь так, как позволяла фантазия, что никаким образом не согласовывалось с реальностью, к которой он никогда не прикасался. Он был наивен, робок, предан до последней клеточки тела единственной девушке на свете, которая этого заслуживала, принадлежал лишь ей, что считал естественным и правильным.

Доверие и верность, только эти качества могут принести счастье, думал он. В Наташе ему тоже не приходилось сомневаться. Завтра, на выпускном балу, он признается ей в любви, поклянётся в верности, попросит стать женой, подарит перстенёк с драгоценным камешком в честь знаменательного события.

У него даже мысли не возникало, что сюжет повествования может сложиться иначе. Он и она, это же одно неразделимое целое.

И вдруг эта проклятая повестка, отодвигающая долгожданный день, когда друзья могут с полным основанием объявить о том, что они взрослые, что они одна семья.

Сколько раз Юрка думал об этом тогда. Видение изменялось, раскрашивалось, приобретало объём, вкус, цвет и запах. Он чётко запланировал, что, когда и почему произойдёт, знал по именам своих с Наташей детей, видел интерьер общей квартиры, даже побывал на виртуальной свадьбе. А теперь, теперь придётся все менять на ходу, потому, что два года нужно будет носить сапоги, отдавать честь и петь строевые песни.

Юрка знал, что выдержит и это испытание. Он ждал, когда подрастёт единственная в мире женщина, которая сделает его счастливым до конца дней.

Что с того, что непредвиденные обстоятельства, изменить которые не в его власти, разворотили с таким трудом собранную головоломку? Это ещё одно испытание, одно из многих, скорее всего последнее, в ряду непреодолимых препятствий. Юрка сильный, а его любимая, разве он не заслужил право так её называть, будет ждать сколько угодно, до любого победного конца.