На крыльях миражей

Однако Жанна упрямо и дерзко стояла на своём, не желая уступить в единственном, но таком важном отличии между ними, не уставая высокомерно внушать Бэлле, что старших нужно уважать и непременно слушаться.

Младшая в такие моменты вставала вполоборота, скрещивала на груди руки, высоко задирала остренький носик, надувала губки, всем своим видом выказывая непримиримый протест.

Внешним видом сёстры практически не различались, во всяком случае, до школы. Вынужденно сменив в семь лет замкнутое пространство квартиры на школьный и уличный простор, уникальные особенности, позволяющие их различать, девочки приобрели довольно быстро.

Жанна, споткнувшись во время игры, отколола половинку переднего зуба, оставив тоненький, но всё же заметный шрам на нижней губе, который светлел, когда она злилась. Бэлла, пытаясь поймать бельчонка, залезла на дерево, откуда не совсем удачно свалилась, получив чувствительный укус, когда сунула руку в дупло. На память остался рубец в форме галочки на правой щеке, оставленный острой веткой. Рану, памятуя о том, что она девочка, устраняли косметическим швом, но след остался.

Люди внимательные и близкие видели и другие различия. Жанна обладала изяществом, грацией и пластичностью, ходила, пританцовывая, легко запоминала стихи, много читала. Она нередко грустила, злилась, легко выходила из себя, часто ленилась, долго и часто болела, испытывала затруднения с точными предметами и естествознанием, предпочитая гуманитарные знания.

Бэлла оказалась намного сильнее и выносливее сестры, занималась спортом, особенно гимнастикой, фонтанировала энергией, не умея долго находиться без движения. Ей без труда давались естествознание, физика, математика, нравилось петь, рисовать, играть на музыкальных инструментах.

Доброжелательный и лёгкий характер Бэллы, выраженная способность к эмпатии, подталкивали её к реальному лидерству в классе, что вызывало протест и противодействие старшей сестры, которая запросто находила ключики к её отзывчивому сердцу, вынуждая действовать вопреки своим интересам.

Жанна с малых лет коллекционировала кнопочки, нажимая на которые можно легко заставлять Бэллу делать не то, что хочется, а то, что нужно сестре.

Родители к тому времени развелись, окончательно утратив взаимный интерес, когда сёстрам было по тринадцать лет. Они совсем забыли про приличия, громко и злобно выясняли отношения, яростно предъявляли массированными списками претензии и обвинения, пытаясь при этом не продешевить с условиями капитуляции.

Баталии и противостояние длились почти год. Папенька после скандалов громко хлопал дверью, маменька незамедлительно открывала бутылку коньяка.

Денежный достаток сдуло ураганом протестов и сопутствующих им депрессивных психозов, словно чудом сохранившиеся листы, которые порывистый ветер жёстко срывает с предзимних деревьев. Кормили девочек теперь только в ужин, макаронами без подливы и кашами на воде. Даже чай пили без сахара, а сама Изольда Игоревна научилась лечиться самопальным самогоном.

Оба родителя довольно скоро утратили шарм. Мама стала носить ужасные кримпленовые костюмы, которые нет необходимости гладить. Папа ходил в мятом пиджаке и нестиранных рубашках.

Изысканная домашняя обстановка незаметными штрихами изменяла облик, превращаясь из дизайнерского шедевра в жилище одиноких холостяков, отличительной особенностью которых являлся кричащий беспорядок, состояние разрушительного хаоса.

Для девочек это был очень тяжёлый год. Скрыть происходящее в семье было невозможно, тем более, что из шикарно одетых девочек они превратились в бесцветных неопрятных заморышей, не смеющих смотреть в глаза сверстникам на равных.

Природа и возраст преподнесли дополнительный, весьма неожиданный для них физиологический сюрприз, дав старт цепочке внутренних изменений, превращающих голенастых девчонок в миленьких девушек, на глазах меняющих осанку, привычки и формы тела.

Если раньше сёстры были неразлучны по причине совместного проживания и родства, то теперь их объединяли общие проблемы. Неспешная прежде благополучная жизнь полетела под откос, лишая надежды на будущее.

Девочки никак не могли понять, что происходит и почему. Ведь родители фактически не жили семьёй довольно давно, но домашняя обстановка, достаток и быт от этого нисколько не страдали. Всем всего хватало, все были счастливы.

Родители тоже выглядели жизнерадостными, хотя мама частенько упрекала папу в изменах.

Папа улыбался, отнекивался с неизменным юмором, целовал её, клялся в вечной любви. Иногда сам предъявлял претензии, правда, менее агрессивно, чем мама. Причины для этого были. Сколько раз сёстры видели, как утром из квартиры уходили незнакомые дяди. Выдавали Изольду Игоревну и дикие ночные крики.

Взрослые вообще ведут себя непредсказуемо, странно: говорят и требуют одно, а поступают совсем по-другому. И всегда обманывают. Но почему, ни с того, ни с сего вдруг все стали несчастными, сразу после того, как родители решили развестись? Неужели так сложно договориться, чтобы все опять стало хорошо?

Отец первый пришёл в себя. Видимо на него оказал влияние музыкальный коллектив. Он перестал скандалить, забрал личные вещи, перецеловал сестрёнок и надолго пропал из их жизни.

Мама стала злая и нервная. Если раньше просто не обращала на девочек внимания, то теперь стала задирать их по любому поводу, всё чаще раздавая звонкие оплеухи.

Зарплаты учительницы на жизнь не хватало. Изольда Игоревна попыталась снова брать заказы на шитьё, но теперь у неё дрожали руки. Она безобразно испортила несколько дорогих вечерних платьев и свадебный наряд, после чего сарафанное радио людской молвы поставило жирный крест на дизайнерском промысле.

Некоторое время она шила по вечерам постельное бельё и ночные рубашки, зарабатывая на этом копейки, но и на это у неё перестало хватать энергии. Зато появилось непреодолимое желание выпивать ежедневно.

С работой учителя тоже пришлось распрощаться. Теперь мама во всём винила девочек, укоряя тем, что они разрушили единственную в её жизни любовь своим никому не нужным рождением, памятуя о том, что лечила свои периодические депрессии в компании приходящих мужчин и именно этим обусловила кризис отношений.

Сёстры быстро взрослели, чему способствовали убогость быта и скудное питание. Пришлось уговаривать мать оформиться мыть подъезды на нескольких участках. Убирались, понятное дело, они. Зарплату тоже получали сами, чему посодействовали работницы жилконторы, осведомлённые о сложной материальной обстановке в этой семье.

Закончив восьмой класс, девочки пошли учиться на поваров. Изольда Игоревна к тому времени сменила трёх гражданских мужей, упорно выбирая в спутники жизни состоятельных по меркам этого рода граждан собутыльников, которые спустя малый срок начинали распускать руки, пытаясь параллельно добраться до девичьих прелестей, которые становились чересчур аппетитными, чего невозможно стало скрыть.

Много раз девочек спасала от домогательств физическая сила и характер Бэллы, которая, несмотря на малый вес и хрупкость умела себя защитить. В дверь своей комнаты сёстры врезали замок, закрываясь на ночь.

Им пришлось жить и питаться раздельно от матери. Правда, Бэлла её жалела. Подкармливала тайком от Жанны, которая  испытывала к этой женщине, как она её называла, поистине дьявольскую неприязнь.

Неожиданно опять объявился папочка, выглядящий вполне респектабельно. Он сумел пережить развод с меньшими издержками, сохранив человеческое достоинство. Даже попытался выдернуть из цейтнота бывшую жену. Увы, из этого ничего не вышло: отсутствие ответственности и ощущение полной свободы пришлись Изольде Игоревне по вкусу, несмотря на скудость самой жизни.

Виталий Анатольевич сильно изменился. Теперь он подолгу разговаривал с дочками, чувственно прижимал их к груди, целовал, изредка вымаливал прощение, иногда даже пускал слезу. Сёстры не противились общению, но не могли поверить в его искренность.

– Простите меня, родные! Не ведал, что творю. Скоро, скоро, миленькие, всё изменится. Будете жить как принцессы.

– Ладно, пап, мы на тебя не обижаемся. Теперь уже ничего не изменить. Выкарабкаемся. Вот выучимся на поваров и заживём. Мамку закодируем. Ты же знаешь, какая она мастерица.

– Мамка… разве была причина так опуститься? Она думает, я не знаю, как по ночам любовников принимала. Не ей меня винить. Признаюсь, гулял. Издержки профессии. У меня же поклонниц – воз и маленькая тележка. Меня и теперь все любят. Не было у нас настоящей любви. Это я теперь понял. Я ведь опять женился. Скоро к жене перееду жить. Вам свою квартиру отдам. Хотел сюрприз сделать, но не удержался. Готовьтесь к переезду. Нечего вам с её пьяными дружками под одной крышей жить. Нужно свою судьбу устраивать. Совсем невестами стали. Там у вас две комнаты будет. Деньжат вот возьмите. Немного, но приодеться хватит. Ходите оборванками, словно отца у вас нет. Каюсь. Долго думал. Нет у меня роднее вас никого.

– Ладно тебе, папка. Не выдавливай слезу. Просто не пропадай и всё. Сами справимся.

– Ну, уж нет! Понимаю, что веры не достоин. Стыдно-то как. Ничего, буду выправлять доверие. Как обустроитесь, я вас со своей Аннушкой, с Анной Сергеевной познакомлю.

Через месяц отец прописал их в двухкомнатной квартире, куда девочки вскоре переехали. Обстановка была не новая, но добротная. Ремонт не требовался. Заходи и живи.

Шестнадцатилетие сёстры справляли в кругу семьи у себя в квартире. За столом сидели папа с Анной Сергеевной, мама и они, виновницы торжества. Всё, что стояло на столе, было приготовлено собственными руками. Алкоголя не было. Не захотели провоцировать мамку.

Изольда Игоревна сидела, сжавшись, словно пружина, не поднимала глаз. Они с Анной Сергеевной ровесницы, но мама выглядела чуть не вдвое старше. Чувство неловкости не покидало всех присутствующих. Виталий Анатольевич поздравил именинниц, рассказал несколько смешных до слёз анекдотов, отдал подарки. Ели молча. Мама ни к чему не притронулась. Плакала без заметных для глаз эмоций. По неподвижному лицу сами собой текли и текли слёзы.

Вскоре папа с новой женой уехал. Маму девочки решили оставить ночевать у себя. Она безропотно выполняла всё, что от требовали сёстры: дала себя раздеть, вымыть в горячей ванной, вытереть, расчесать, уложить в постель.

Спала она или нет, но лежала беззвучно, неподвижно, с закрытыми глазами. По лицу без мимики текли и текли потоки слёз.

Девочки выстирали, высушили, выгладили её одежду, долго обсуждали на кухне как жить дальше. Принять  единогласное решение не получилось. Мамку было смертельно жалко, однако, возвращаться в тот ад, из которого девочки с таким трудом выкарабкались, желания не было.

Одно дело помочь, подать руку и совсем другое – позволить обстоятельствам ещё раз разрушить с таким трудом выправленную судьбу. Решили просто поговорить с мамкой по душам.

Какое обстоятельство смогло стать переломным моментом, не понятно, но пить Изольда Игоревна бросила. Собутыльников, провоцирующих пьяные посиделки, отвадила. Вместе с девочками наводила она порядок в её квартире, сделали лёгкий косметический ремонт. Оборудование маминой мастерской осталось нетронутым. Восстанавливалась она тяжело и долго. Три года непрерывного пьянства давали о себе знать.

Навыки дизайнера, закройщицы, швеи, пришлось нарабатывать заново. Вскоре Изольда Игоревна устроилась работать портным в небольшое ателье, начала вновь изобретать необычные фасоны женской одежды.

К следующему дню рождения, Жанна и Бэлла были одеты с иголочки в самое стильное, что предлагала современная мода. Мама опять стала родной и близкой.

Самое удивительное, что она помирилась с папой, почти подружилась с Анной Сергеевной, которая оказалось мировой тёткой. Иногда все вместе встречались у девочек дома, только теперь уже никто не плакал. Мама с нескрываемой любовью поглядывала на папу.

До получения диплома повара оставалось меньше половины года, когда Бэлла неожиданно влюбилась. Девочка сама от себя не ожидала такой страсти.

Ужаснее всего то, что сестра отчего-то почувствовала себя предательницей по отношению к Жанне. Несмотря на это всё глубже погружалась в новые для себя ощущения, думая о Ромке днём и ночью, даже когда работала, проваливаясь в нирвану, теряя при этом чувство времени.

Она и сама не поняла, как познакомилась, когда успела заразиться любовью.