На крыльях миражей

В тот день Жанна заболела. У сестры поднялась температура,  её лихорадило, знобило, лицо покрылось каплями холодного пота. Даже по внешнему виду было понятно, что в училище ей идти нельзя.

Дождаться скорую Бэлла не успевала. Прогуливать нельзя – лишат стипендии. Вспомнила, что у мамы должен быть выходной. Растворила в стакане таблетку аспирина, заставила сестру выпить, уложила её в постель и побежала.

Довольно быстро удалось поймать попутку. Деньги в кармане были, экономить не стала. Назвала адрес, услышала согласие, села, не глядя, в машину и поехала.

– Извини, ты Бэлла или Жанна, – спросил водитель.

– Бэлла. Разве мы знакомы?

– Ты училась в восьмом “Б”, я в десятом “А”. Ромка я, Куркаев. Вспомни. Мы с тобой танцевали несколько раз. Я до сих пор под впечатлением. Ничего приятнее у меня не было. Сколько раз хотел к тебе подойти, всё стеснялся. Потом меня в армию забрали. Два года только о тебе и думал. Я тебя с сестрой всё время путаю. Помню только, что Бэлла добрая, а Жанна колючка. Я искал тебя, даже домой заходил, только твоя мама разговаривать со мной не стала. Сказала, что ты мала ещё с мальчиками знакомиться.

– Правильно сказала. Знаешь, Рома, не до тебя, извини. У меня сестра заболела, а мне кровь из носа нужно на занятия. Еду к мамке и психую: вдруг её дома нет, что тогда делать, ума не приложу.

– Хочешь, могу скорую вызвать. Врача дождусь. Могу даже посидеть с ней. Мне не трудно.

– Не знаю, что тебе сказать. Думаю, это не очень удачная идея. Ты мужчина, она несовершеннолетняя девочка. Мало ли чего тебе может на ум взбрести?

– Бэлла, я же тебя люблю, неужели ещё не поняла? Не представляешь, как обрадовался, когда увидел. Чуть сердце изо рта не выпрыгнуло.

– Как не понять? Конечно, любишь. Все мальчишки только о том и думают, как бы девчоночку одурачить. Наплетут с три короба невообразимых нежностей про любовь и переживания, а сами совсем про другие сладости думают. Я же девочка. Подруги между собой делятся печальным опытом, вызревшим из любовных откровений. Не нужно, Рома, лапшу мне на уши вешать. Между прочим, в восьмом классе мы с Жанкой выглядели, как бомжихи. В нас невозможно было влюбиться. Я хоть и маленькая, но сообразительная.

– Напрасно ты мне не веришь. А выглядели вы с сестрой и тогда на все сто. Одевались не очень, но смотрелись потрясающе. В каком училище ты учишься? Разреши, я тебя после занятий встречу, а? Насчёт того, чтобы с Жанной посидеть, даже не сомневайся. Иди к маме, я тебя подожду.

– Жди. Вернусь, договорим. Всё равно мне до училища теперь нужно, иначе не успею. Сколько с меня?

– Неужели я со своей девушки буду деньги брать?

– Э, я тебе повода не давала! Как хочешь.

Мамки дома, как назло, не оказалось. Делать нечего – пришлось довериться непонятному Ромке. Он всю дорогу болтал, изображая влюблённого. Это напрягало, хотя, если честно, очень хотелось верить в его искренность. Невозможно же так убедительно и эмоционально врать. Хотя, вдруг он готовится поступать в театральное училище?

Подумав так, Бэлла прыснула в кулак. На артиста Ромка как-то не тянул. Пришлось написать ему адрес, дать ключ и взять с него клятву, что ни-ни. На всякий случай Бэлла показала ему кулак.

– Не сомневайся. Если что – мы тебя из-под земли достанем.

– Туда мне ещё рано, Бэллочка. Во сколько тебя встречать?

– Подъезжай к четырём. Или ты пешком?

– На транспорте. С ветерком доставлю, – Ромка отважился и поцеловал девушку в щёку. Неловко, вскользь.

Девушка удивилась неожиданному ощущению. Отчего-то захотелось, чтобы он повторил эту шалость.

За Жанну она совсем не волновалась, зато разволновалась из-за поцелуя. Весь день припоминала разговор с Ромкой, трогала щёку. Фразы, произнесённые Ромкой, теперь выглядели иначе. Если сначала они представлялись назойливой болтовнёй, изощрённым способом “закадрить чувиху”, как Бэлла не раз и не два слышала от мальчишек, то теперь звучали убедительно и красиво.

Девушка перекатывала во рту, словно сладкий шарик слово Рома, намеренно растягивая до невероятных размеров букву “О”. Этот процесс не просто забавлял, он вызывал в груди прилив тепла и весьма приятные ощущения, заставляющие дотрагиваться с улыбкой до того места на щеке, которое юноша облизал столь неловко.

Бэлла думала и думала о Ромке, не желая прогонять чудесным образом создающие солнечное настроение мысли, загадывая, встретит или нет? Даже не так, – пусть только попробует не встретить! Так вероломно предать её доверие? Нет, нет и нет. Он не такой, этот замечательный Ромка!

Господи, что она себе нафантазировала? Да кто он такой? Откуда ей знать, ну не помнит она, чтобы танцевали, к тому же несколько раз. Врёт наверно, а она в любовь поверила. Ну, какая любовь? Наверняка что-нибудь задумал, насмехается. Сейчас ограбит квартиру и смоется с ключами.

Ромка, смоется? Какие глупости. Ты его глаза видела? Ну! Разве такие глаза могут врать, тем более про любовь? А какие у него были глаза? Тёмно-серые, зелёные? Надо попробовать нарисовать портрет? А занятия? Ладно, потом у кого-нибудь прочитаю конспект.

Так. Лицо. Слегка вытянутое. Симметричное. Влюблённое. Значит, малость глуповатое. Во-от такое… кажется, похоже. Тёмные волнистые волосы. Прямой нос. Нет, не такой, короче. Глаза. Бездонные, яркие, блестящие. Открытые. Вот с таким прищуром. Взгляд наивный. Брови, почти сросшиеся. Ресницы густые, девичьи. Поцелуйные губы. С чего это я так решила? Самые обыкновенные, просто  припухшие и яркие. Щёки с ямочками. Немного щетины. Острые мужественные скулы. Уши небольшие, прижатые. Добродушная улыбка.

Он, не он? Если себя узнает, значит, точно влюбился. А я, влюбилась или нет? Вот ещё! Это он два года страдал, а не я. Интересно, какой он на самом деле, Ромка Куркаев? Если он на мне женится, то я уже не Мартынова буду? Бэлла Анатольевна Куркаева. Офигеть. Жанка Мартынова, а я Куркаева. Да она меня со свету сживёт!

Вот ведь навязалась на мою голову, сестричка. Влюбиться из-за неё по-человечески нельзя. Сиди тут и думай, как бы Жанку своей любовью не обидеть. Пусть свою ищет. Ромка мой. Ё-мое, а если они сейчас…  убью, точно убью! Обоих. Да нет, быть такого не может. Он же мне, а не ей только что в любви признавался.

Велика важность, три слова сказать. Мамка папке сколько раз в любви признавалась. Сама рассказывала. И он ей. И что с того? Как любой нормальный хозяин: как дал слово, так и обратно забрал. Аля-улю – ручки-то вот они. Ловкость языка и никакого мошенничества. Любил и разлюбил.

Какая только дребедень в голову не взбредёт. Скорее бы занятия закончились. Если не приедет, может ни на что не рассчитывать. Мне и Мартыновой неплохо живётся. Интересно, а жить где будем? У нас же кровати узкие. И Жанка со своей завистью.

Представляю, я вся такая, в белом платье, взбитом как морская пена, с газовой фатой чуть не до пола, румяная, счастливая. Гости кричат горько! Офигеть! А я даже целоваться не умею. Ну, приедет он, что дальше? Пригласит на свидание, не пригласит? А если приставать начнёт?

С кашей в голове, полным хаосом в ощущениях, Бэлла бегом припустилась на выход, не успев даже застегнуться. Ромка, словно часовой на посту, рысачил по самой короткой амплитуде, словно медведь в тесной клетке, поглядывая на часы. Увидев его, Бэлла притормозила, приосанилась, надела на лицо маску надменного равнодушия и не торопясь взяла курс на потенциально любимого.

– Вот, – протянула она тетрадь, – там смотри, внутри. Узнаёшь?

– Это я что ли? Надо же. Откуда у тебя? Ты что, по памяти? Ого-го!

– Докладываю. У Жанны ангина. Весь день делаем полоскания, пьём таблетки. Влажную уборку сделал, ужин готов. Разреши приступить к транспортировке любимой.

– Так уж и любимой?

– Не извольте сомневаться, Бэлла Анатольевна. Изольде Игоревне доложил. Обещала заехать. На ужин у нас, то есть у вас, жареная картошка и куриный бульон с яйцом. Разрешите присутствовать при приёме пищи.

– Да, Ромочка, окучиваешь ты девушек с размахом. Чувствуется армейская подготовка и романтический опыт. Такой стремительной осады ни одна крепость не выдержит. Я уже не знаю, что и думать. Ты, случайно, мамочку мою, нечаянно, впопыхах, тёщенькой не называл?

– Если только ты не против такой фамильярности. Но я не настаиваю. Ни в коем случае. Хотя, надежда есть, говорю прямо.

– Два месяца назад мне семнадцать исполнилось. Увы, надежды твои напрасны. Если только дождёшься, пока ягодка поспеет. Поехали?

– С тобой, хоть на край света. А ждать, какие-то несчастные десять месяце – тьфу! Два года ждал – не упарился. Можно ручку поцеловать?

– В щёчку не понравилось?

– Больно уж взгляд у тебя, чаровница, строгий. Заробел. Думаю, нам торопиться некуда. Я теперь от тебя ни на шаг.

– Вот обрадовал. А спать будешь в прихожей, на коврике?

– Спать дома буду. Регламент романтической влюблённости на данном этапе совместные ночёвки не предусматривает.

– Ну, если только так. Выходит, мы с тобой почти всё обговорили. Осталось только спросить, а с Жанной меня не перепутаешь?

– Этот вопрос я уже выяснил. У тебя есть тайный знак на правой щеке.

– Так, что ещё она обо мне выболтала?