Озябший ангел

Дежурная поднялась, пошла им навстречу.

– Сейчас-сейчас. О-о! Да ты уж обледенела вся! – воскликнула она и подхватила её под руку. – Проходи к теплу, я помогу раздеться. Проходи-проходи. Вижу, устала очень. Потерпи маленько, сейчас тебе тепло станет.

Дежурная усадила пострадавшую на табурет, сняла с неё хрустящую плюшевую куртку и подала её Вовке.

– Мальчик, повесь-ка пока её на спинку стула, а как обмякнет, я её на бойлер брошу сушиться. А ты, миленькая, – продолжала она распоряжаться, – кофту свою снимай, и всё остальное с себя стаскивай. Всё, что мокрое. У меня здесь всякого тряпья полно. И даже шуба есть.

Женщина стала послушно раздеваться.

– Ну-ка, на вот глотни пока чаю горячего, – дежурная сунула ей в руки алюминиевую кружку. – Сейчас отогреешься. Перцовой водичкой ноги тебе разотрём. Хорошо греет, хоть и не на спирту.

Вовка почувствовал себя лишним.

– Я… я за санками пока схожу, – сказал он. – Здесь недалеко.

– Хорошо, сынок, сходи, – ответила дежурная.

Когда мальчик вернулся с санками, женщина уже была переодета в халат, шубу и валенки. Она крепко прижимала к груди пол-литровую банку с зеленоватым чаем. И, несмотря на внешнее благополучие, её безудержно сотрясал озноб, а каждый глоток чая сопровождался мелким стеклянным стуком её зубов о края банки.

Дежурная спросила Вовку:

– Ну как, санки-то притащил?

– Да, – ответил мальчик. – У входа стоят.

– Молодец. Попей и ты чайку, сынок, – протянула она ему алюминиевую кружку с чаем. – Да, зовут-то тебя как?

– Вовкой, – ответил мальчик.

– Как и мужа моего, – впервые улыбнулась дежурная. – Ну а я – Ольга.

– А меня Тоней зовут, – с дрожью в голосе сказала приведённая им женщина. – Спасибо тебе, Вова, что не оставил меня замерзать. Сил и так не было. А тут ещё эта беда приключилась. Я совсем растерялась. Спасибо.

– Да не за что, – по привычке ответил мальчик.

– Было бы не за что – она б не благодарила, – заметила тётя Оля. – Ты, может быть, оцениваешь свою помощь тем расстоянием, которое отделяло Антонину от спасения, а вот она оценивает её – тремя спасёнными тобою жизнями. Её и сейчас-то лихорадит. А постояла бы она в мокром ещё несколько минут… что тогда? Так что не скромничай. В эту лихую пору любое участие может стать спасением для человека.

Мальчик выпил кружку чая, поблагодарил. И вдруг спросил Антонину:

– А, может быть, я и вашим ребятам чайку отнесу?

– Это хорошо бы, – ответила она. – Дома-то у нас ужасно холодно.

– Правильно, Вова, – подхватила идею тётя Оля. – Я сейчас налью в банку чаю погорячее, да укутаю хорошо. Ты деткам скажи, что мамка обсушится и придёт.

– А где вы живёте? – спросил он.

– В общем-то, не так далеко. Я сейчас расскажу. Главное, успокой их. И скажи, чтоб на улицу не выскакивали. Я, когда ухожу из дому, двери не запираю. Мало ли что.

Вовка записал адрес Чарских – такая их фамилия, расспросил о дороге к дому и стал застёгиваться.

– А как зовут ваших ребят? – спросил он.

– Санька и Аня.

– Ну, я понял. А книги-то, зачем везёте?

– Топить нечем. Замерзаем.

– Понятно. Тогда я санки захвачу и печку затоплю.

– Да, пожалуйста, только не больше трёх книжек.

Тётя Оля шумно вздохнула и сказала:

– Какое там тепло с бумаги? Вова, возьми-ка у печи два полена. Пусть детки тоже погреются сегодня.

Уходя, мальчик сказал Антонине:

– Ну, я пойду. А вы грейтесь и за ребят не волнуйтесь.

– Спасибо тебе за всё, Вова, – сказала она.

– Пожалуйста. До свиданья.

Найти Чарских было не трудно. Сначала Вовка поднял на третий этаж дрова и банку с чаем. Толкнул дверь тридцать второй квартиры, включил свет в прихожей. Оставил поленья, сверху поставил укутанную банку с чаем. И спустился за санками. Поднимался с грузом медленно, устал уже. Во рту с самого утра ни крошки. Казалось бы, хлеб вот он, рядом, в кармане, отщипни и съешь. Но этого делать нельзя. Ни в коем случае. Во-первых, в этом кусочке триста граммов выдано на рабочую карточку тёти Марии и всего сто пятьдесят – на его, иждивенческую. И поэтому разделить хлеб пополам имеет право только она. Ну и, во-вторых, когда видишь хлеб, а тем более ешь его, овладевает такое искушение съесть весь кусок без остатка, что в животе появляются спазмы. Нет, хлеб до времени лучше не видеть.

Мальчишка во второй раз распахнул дверь. На этот раз в комнатном дверном проёме стояли два лысых человечка, примерно трёх и шести лет. Оба в пальто. Стояли и наблюдали за тем, как Вовка втаскивает в прихожую санки, распутывает верёвку, стягивающую книги.

– Привет, малыши. Узнаете санки?

– Это наши санки, – сказал ребёнок постарше. – А где мама?

– Скоро придёт. Меня зовут Вова, тебя – Санька, да?

– Да, – ответил мальчик. – А это Анечка.

– Понятно. Вы эти книжки в комнату перенесите, а я печкой займусь.

– А это что? – девочка указала пальчиком на закутанную в тряпицу банку.

– Ой, забыл! – воскликнул Вовка. – Это же ваша мама передала вам горячего чая. Айда на кухню. Где ваши стаканы?

Санька и Анюта сели за стол, подождали, пока Вовка нальёт им чаю, и стали греть свои ладошки о запотевшие стаканы. Оба белоголовые, худенькие, глазастые. И тут девочка тихим, как журчащий ручеёк, голоском виновато сказала:

– Я хочу кушать.

Санька нахмурился.