Озябший ангел

– Молодец, – похвалил его Вовка. – Сейчас сходишь в туалет, кстати, запомни: у нас в постель не писают. А то подмочишь мне репутацию, как я потом в милиции появлюсь? Да, так вот. Затем мы с тобой умоемся, попьём чаю с хлебушком и поедем по своим делам. Ну как, согласен?

Ребёнок несколько раз кивнул.

Вовка поднялся, подошёл к малышу, погладил его по мягким темным волосёнкам и сказал:

– Ну и славно. Пойдём-ка, Ладо, я тебе помогу.

Потом они пили чай, заваренный на травках, ели слегка обжаренный на печке хлеб, разговаривали. Разговор шёл о книгах.

– У вас есть дома детские книжки?

Малыш кивнул.

– Хорошо, – сказал Вовка. – Тогда мы сегодня же привезём несколько книжек сюда. Я буду тебе читать их, а ты станешь слушать, хорошо?

Глаза у мальчика потеплели. Он дважды кивнул.

– Вот и умница, – похвалил его Вовка. – А когда твой папа вернётся, ты ему расскажешь обо всём, что узнаешь из книжек. Договорились?

Ребёнок кивнул.

В кабинет начальника Вовка вошёл с малышом.

– Здравствуйте, Юрий Иванович.

– Здравствуйте, молодые люди.

– Тёти дома нет, так я с Ладо пришёл, извините, – сказал Вовка.

– И правильно сделал. Я хоть посмотрю на этого джигита.

Набатов вышел из-за стола, взял малыша на руки.

– А лёгонький, как воробышек! – удивлённо воскликнул он. – Ничего-ничего, всё это поправимо. Главное у мужчины – характер, правда, Ладо? А твоего папку мы уже нашли. В Челябинске он. Вот когда он приедет за тобой, тогда и приведёт тебя в норму. Ну а пока у меня для вас есть пакетик настоящих сухарей. Их, конечно, немного, но зато дарю вам их от чистого сердца. С Новым годом вас, мужики!

Этот день окончился для Митрофановых неплохо. Тётя получила хлеб и карточки на январь, в том числе и на Ладо. А Вовка, побывав вместе с малышом на их квартире, привёз некоторые его вещи.

Новый год встречали втроём. Сварили уху, чай, обжарили по кусочку хлеба. Но гвоздём праздника было появление на столе трёх плиток шоколада. Тётя Мария, увидев это богатство, изменилась в лице.

– Вова, что всё это значит? – спросила она.

– Тётя, помните те две картошки, что я принёс в самом конце ноября?

– Конечно, – напряжённо ответила она. – Ты тогда ещё сказал, что тебя угостила какая-то женщина.

– Да, Людмила Григорьевна. Тогда же я принёс и этот шоколад…

И Вовка рассказал обстоятельства, при которых ему досталось это богатство. Тётя с сомнением посмотрела на него и спросила:

– И ты хочешь сказать, что выдержал целый месяц ожидания?

– Выдержал, – просто ответил Вовка. – Но больше не могу. Так что распоряжайтесь им как угодно.

– Ну что ж… Тогда поступим так. Одну плитку мы сразу отложим для Ладо. Надо поддержать ребёнка, он уже на грани дистрофии. По квадратику шоколадки в день – это будет неплохо. Одну – нам. А одну, если, конечно, ты согласен, раздарим соседям. Новый год всё-таки…

– Всё правильно, тётя. Порадуй малышей.

Одиннадцатого января к Митрофановым постучали. Вовка пошёл к двери. На пороге возник молодой черноусый мужчина с чёрными, как чернослив, печальными глазами. Он был в шапке-ушанке, сером измятом пальто и валенках.

– Здравствуйте, – сказал он.

И тут подоспел увязавшийся за Вовкой Ладо.

Съёжившиеся усы гостя тотчас растянулись, он протянул к малышу руки и дрогнувшим голосом произнёс:

– Ладо, оленёночек мой…

– Па-па? – прошептал ошеломлённый, задыхающийся от радости Ладо.

Глава 17. Рынок убитых надежд

Жить в темноте прескверно, а если к тому же ты ещё и подросток, то просто невыносимо. У взрослых есть терпение, есть о чём вспомнить, есть знание того, что всё рано или поздно кончается. Вовка в свои четырнадцать был лишён этих преимуществ. Ему нужен был свет. Он взял санки, топорик и поплёлся искать дрова.

Немало времени ушло у него на то, чтобы из-под развалин разрушенного дома, засыпанного толстым слоем снега, извлечь и нарубить вязанку деревянных обломков. Он привязал её к санкам и потащил их на рынок. За дорогу ему встретились пять запорошённых снегом тел, все без шапок и валенок. Очевидно, убирать умерших уже было некому.

Блокадный рынок даже отдалённо не напоминал довоенный. Здесь довлели над всеми уныние и безысходность. Мальчик остановился рядом со статной, экзотично одетой женщиной. На ней были длинная чёрная фуфайка, подпоясанная синим махровым пояском, коричневые шаровары из толстой портьерной ткани, бурки на войлочной подошве и белый вязаный шарф. Её острое лицо напоминало мраморное ваяние великого мастера. В нём не было ни сеточки оживляющих его морщинок, ни матового глянца. Но, несмотря на кажущуюся незавершённость работы, это лицо было фантастически красивым. В нём как будто только-только просыпалась жизнь, хотя на самом деле умирала.

Эта женщина держала на руке отличное зимнее пальто изумрудного цвета с роскошным песцовым воротником. К петлице пальто булавкой была приколота записка: «Меняю на продукты». Вовка спросил женщину:

– И давно стоите?

Та печально посмотрела на него и слабым надтреснутым голосом ответила:

– Уже больше часа.

– Так, если не получается обмен, может, лучше сначала продать пальто, а уж потом на те деньги купить продуктов? – спросил Вовка.

– Деньги сейчас никому не нужны, да и где ты продукты видишь?

– Но я пока не ходил по рынку… – ответил мальчик.

– А ты пройди, я пригляжу за твоими санками. Только сначала напиши на бумажке, что ты за эти дрова хочешь, и иди, – сказала женщина и подала ему желтоватый клочок квитанции и химический карандаш.

Он взял их и, приложив бумагу к обломку половицы, написал: «Меняю на керосин». Карандаш вернул владелице, а край бумажки зажал в одну из трещин щепы.

– Так я схожу? – спросил он. – Заодно и керосин поищу.

– Сходи-сходи, мальчик, – сказала женщина. – И, если уж доведётся тебе увидеть кого-нибудь, кто продаёт хлеб, пшёнку или что ещё, спроси его: в какую всё это цену?