Бироновщина

Св?тл?йшiй, вм?сто отв?та, повернулся къ господину и слуг? спиной. Такъ сд?лка и не состоялась.

Между т?мъ императрицу обступили три кабинетъ-министра, умоляя выслушать н?сколько наисп?шн?йшихъ д?лъ. Анна Іоанновна поморщилась, но уступила.

– Тебя, Андрей Иванычъ, я третiй годъ совс?мъ уже не вижу, – зам?тила она графу Остерману, тяжело опиравшемуся на свой костыль. – Все еще страдаешь своей подагрой?

– И подагрой, ваше величество, и хирагрой, – отв?чалъ со вздохомъ Остерманъ, въ подкр?пленiе своихъ словъ закатывая подъ лобъ глаза и корча плачевную гримасу. – Только необходимость личной аудiенцiи заставила меня вы?хать въ этакую погоду.

– Въ такомъ раз? я приму тебя раньше другихъ. Ужъ не взыщи, Артемiй Петровичъ, – извинилась государыня передъ первымъ министромъ Волынскимъ.

– Но посл? меня, ваше величество, посл? меня, – безаппеляцiонно вм?шался тутъ, подходя, Биронъ.

– А y васъ что, любезный герцогъ?

– У меня готовый уже указъ о той важной реформ?, коею вы столь интересовались.

– Коли такъ, то первая аудiенцiя, конечно, принадлежитъ вамъ.

– Изв?стно вамъ, господа, что это за важная реформа? – спросилъ Волынскiй своихъ двухъ со товарищей по кабинету.

Т? отозвались нев?д?нiемъ.

На сл?дующiй день недоум?нiе ихъ разъяснилось. Высочайшимъ указомъ, распубликованнымъ въ "С.-Петербургскихъ В?домостяхъ": y рейтъ-пажей, лейбъ-кучера, лейбъ-форейтора и бол?е мелкихъ служителей конюшеннаго в?домства зеленые кафтаны съ красными обшлагами и красныя епанчи зам?нялись кафтанами и епанчами изъ желтаго сукна, а красные камзолы черными.

VIII. Азартъ

Пока высшiя сферы Петербурга проводили время въ разнообразныхъ развлеченiяхъ, русская армiя, подъ начальствомъ фельдмаршала графа Миниха, переносила всякiя лишенiя и проливала потоки крови въ войн? съ Турцiей. Р?шительный поворотъ въ этой кампанiи произвело взятiе русскими, 19-го августа 1739 г., турецкой кр?пости Хотина; почему, по полученiи, спустя три нед?ли, изв?стiя о томъ въ Петербург?, во вс?хъ столичныхъ церквахъ, 12-го сентября, было благодарственное молебствiе, а вечеромъ въ Зимнемъ дворц? – балъ. Къ немалой досад? придворныхъ модницъ, однако, танцы на этотъ разъ происходили въ «закрытыхъ» платьяхъ и продолжались всего до 11-ти часовъ вечера, такъ какъ, по случаю кончины герцога голштинскаго, при Двор? былъ наложенъ трауръ. Н?которымъ, впрочемъ, ут?шенiемъ служило имъ ожидаемое вскор? полное замиренiе турокъ, которое не могло не сопровождаться соотв?тственными празднествами.

Всл?дъ за донесенiемъ Миниха пришла въ Петербургъ изъ Фрейберга и торжественная ода на взятiе Хотина, сочиненная молодымъ студентомъ Михайлой Ломоносовымъ, отправленнымъ нашей Академiей Наукъ за границу для подготовленiя къ академической д?ятельности. Ода эта, впрочемъ, была оц?нена при Двор? не столько н?мецкой партiей, сколько русской, – приверженцами цесаревны Елисаветы. Списокъ съ нея досталъ себ? и Петръ Ивановичъ Шуваловъ, который прочелъ ее зат?мъ также своему юному камердинеру. Тотъ пришелъ въ неописанный восторгъ и выпросилъ себ? оду, чтобы списать ее и выучить наизусть.

– Изволь, – сказалъ Шуваловъ. – Только смотри, не заикайся объ ней Тредiаковскому.

– Почему же н?тъ, сударь? Стихи Василью Кириллычу, нав?рное, тоже очень понравятся.

– Ни, Боже мой! Ему было предложено в?дь отъ Академiи восп?ть ту же самую преславную викторiю. Но покудова онъ очинивалъ свое перо, какой-то, вишь, студентъ изъ-за тридевять земель прислалъ уже готовую оду; вотъ теперь онъ и имени Ломоносова слышать не можетъ.

Ломоносовская ода состояла не бол?е, не мен?е, какъ изъ 280-ти стиховъ; но Самсоновъ, благодаря счастливой памяти, черезъ н?сколько дней, д?йствительно, зналъ ее всю наизусть.

При Двор? т?мъ временемъ и Ломоносовъ, и самъ герой Хотина были уже забыты. Увеселенiя зимняго сезона: балы, банкеты, концерты, спектакли оперные, драматическiе и балетные, см?нялись одни другими; но самымъ обычнымъ, а для очень многихъ и любимымъ препровожденiемъ времени (какъ мы уже говорили) была карточная игра и притомъ азартная. Однимъ изъ самыхъ ярыхъ игроковъ былъ герцогъ курляндскiй; а такъ какъ основная ц?ль всякаго азарта – благовиднымъ манеромъ обобрать своего ближняго, обобрать же недруга все-таки не такъ зазорно, какъ добраго прiятеля, – то Биронъ ни мало не чуждался партнеровъ враждебнаго лагеря, а, напротивъ, разсылалъ имъ прелюбезныя приглашенiя на свои картежные вечера; дамъ же, какъ принимающихъ всякiй проигрышъ черезчуръ близко къ сердцу, вообще не приглашалъ.

Такимъ-то образомъ, однимъ ненастнымъ октябрьскимъ вечеромъ, въ числ? явившихся въ бироновскiй дворецъ на маленькiй "фараончикъ", оказались также сторонники цесаревны Елисаветы: первый министръ Волынскiй, лейбъ-хирургъ цесаревны Лестокъ и двое ея камеръ-юнкеровъ, братья Шуваловы.

Игра происходила въ двухъ гостиныхъ: въ одной очень просторной – за н?сколькими столами и въ другой поменьше – за однимъ. Воздуху въ начал? и тамъ и зд?сь было вполн? достаточно. Но отъ св?чей, лампъ и множества гостей понемногу стало тепло и даже жарко, а отъ табачнаго дыма и душно. Играющiе, впрочемъ, этого какъ-будто не зам?чали. Взоры вс?хъ были прикованы къ рукамъ своего "банкомета", который привычнымъ жестомъ металъ карты направо – для себя, нал?во – для "понтеровъ". Каждый изъ понтеровъ, выбравъ себ? изъ другой колоды одну или н?сколько "счастливыхъ" картъ, клалъ ихъ на столъ и накрывалъ своимъ "кушемъ" – ассигнацiей или звонкой монетой, при проигрыш? увеличивалъ ставку или м?нялъ карту, а при выигрыш? загибалъ на "счастливой" одинъ или н?сколько угловъ разнообразнымъ манеромъ, что им?ло свое, хорошо изв?стное вс?мъ игрокамъ, каббалистическое значенiе. У одной ст?ны на особомъ стол? была приготовлена ц?лая батарея бутылокъ, графинчиковъ, стакановъ и рюмокъ, чтобы играющiе могли временами "укр?пляться". Лица y вс?хъ были сильно разгорячены – не столько, однако, отъ возвышенной температуры и выпитаго вина, сколько отъ игорной лихорадки, выражавшейся также въ неестественномъ блеск? глазъ, въ нервныхъ движенiяхъ и въ радостныхъ или бранныхъ восклицанiяхъ,

Братья Шуваловы играли въ большой гостиной, но, по взаимному уговору, за разными столами. Петръ Ивановичъ, игравшiй съ перем?ннымъ счастьемъ, перенялъ наконецъ "талью" и высыпалъ на столъ всю бывшую y него въ карманахъ наличность, какъ "фондъ" для своего банка. Заложилъ онъ банкъ какъ разъ во-время: онъ "билъ" карту за картой, и вскор? передъ нимъ наросла ц?лая груда червонцевъ и ассигнацiй.

– Передаю талью, – объявилъ онъ. – Надо отдышаться…

Разсовавъ весь свой выигрышъ по карманамъ, онъ отошелъ къ столу съ винами и опорожнилъ залпомъ полный стаканъ; зат?мъ прошелся н?сколько разъ взадъ и впередъ, обмахиваясь платкомъ. Въ ушахъ y него звучало только "бита", "дана", "pli?", долетавшiе къ нему какъ отъ окружающихъ столовъ, такъ и изъ меньшей гостиной, гд? игралъ самъ св?тл?йшiй хозяинъ съ важн?йшими сановниками.

"Неужели вс? мы тутъ поголовно р?хнулись? – подумалъ Шуваловъ. – Все, кажется, люди неглупые, а безсмысленн?е занятiя, право, не выдумаешь. Можетъ-быть, есть еще здравомыслящiе въ кабинет??"

Онъ заглянулъ въ сос?днiй хозяйскiй кабинетъ. Зд?сь, д?йствительно, оказались трое неиграющихъ: австрiйскiй посланникъ маркизъ Ботта, Волынскiй и Лестокъ, мирно бес?довавшiе о текущихъ политическихъ и общественныхъ д?лахъ.

Кстати скажемъ тутъ н?сколько словъ о Лесток?. Происходя изъ семьи французовъ-реформатовъ, съ отм?ной нантскаго эдикта эмигрировавшихъ изъ родной своей Шампаньи въ Германiю, Іоганнъ-Германъ Лестокъ родился въ 1692 г. въ небольшомъ люнебургскомъ городк? Целле (въ 35-ти верстахъ отъ Ганновера). Перенявъ первые прiемы хирургiи отъ своего отца, не то бородобрея и мозольнаго оператора герцога люнебургскаго, не то его лейбъ-хирурга, онъ собрался окончить свое образованiе въ Париж?, но за что-то угодилъ тамъ въ тюрьму, а когда отсид?лъ свой срокъ, то поступилъ л?каремъ во французскую армiю. Слухи о карьер?, которую д?лали иностранцы при русскомъ Двор?, соблазнили его вскор? попытать также счастiя въ Россiи. Сум?въ понравиться царю Петру, онъ сд?лался его лейбъ-хирургомъ, а по смерти Петра – лейбъ-хирургомъ же его любимой дочери, цесаревны Елисаветы. Въ данное время y него за плечами было уже 47 л?тъ; т?мъ не мен?е, онъ од?вался по посл?дней парижской мод?, носилъ парикъ съ самонов?йшимъ "тупеемъ" – "en aile de pigeon", и врожденныя французамъ живость и невозмутимая веселость д?лали его везд? желаннымъ гостемъ.

– Ah, m-r Shouwaloff! – обратился онъ къ входящему камеръ-юнкеру цесаревны на родномъ своемъ язык? (русской р?чи онъ за вс? 25 л?тъ своего пребыванiя въ Россiи не далъ себ? труда научиться). – Колесо фортуны вамъ, видно, изм?нило?

Петръ Ивановичъ, вм?сто отв?та, забрянчалъ звонкой монетой, наполнявшей его карманы.

– О! Кого жъ вы это ограбили?

– Прежде всего, кажется, васъ самихъ, любезный докторъ, Вы что-то очень уже скоро исчезли отъ нашего стола.

– Исчезъ, потому что отдалъ вамъ свою дань: пять золотыхъ.

– Не больше?

– Н?тъ, y меня ассигнуется всегда одна и та же цифра, ни больше, ни меньше. Проиграю – и забастую; а улыбнется разъ мадамъ Фортуна, такъ я обезпечу себя уже на н?сколько вечеровъ.

– Да, вы, докторъ, выдерживаете характеръ, какъ настоящiй европеецъ, – зам?тилъ маркизъ Ботта. – Русскiй челов?къ отъ природы уже азартный игрокъ и во-время никогда не остановится. Карманъ азартнаго игрока – р?шето, бочка Данаидъ: сколько туда не наливай – все утечетъ до капли.

– Вашъ покорный слуга, г-нъ маркизъ, какъ видите, составляетъ блестящее исключенiе, улыбнулся Шуваловъ. – А y васъ въ В?н?, скажите, разв? играютъ меньше, ч?мъ y насъ въ Петербург??

– Въ азартныя игры – куда р?же. Мы предпочитаемъ игры коммерческiя, бол?е разумныя и спокойныя.

– Что бостонъ и вистъ бол?е разумны – я не спорю. Но чтобы они были и бол?е спокойны, – простите, маркизъ, я не согласенъ: в?дь какъ бы хорошо вы сами ни играли, плохой партнеръ безпрестанно портитъ вамъ кровь, особенно, если онъ воображаетъ себя еще хорошимъ игрокомъ. Какъ бы вы ни сыграли, – вы всегда виноваты. А попробуйте-ка оправдываться, что сыграли по правиламъ, "По правиламъ! Точно не бываетъ и исключенiй! Лучше бы, право, и за столъ не садиться, если играешь какъ сапожникъ".

– Да, русскiе вообще очень экспансивны, – тонко усм?хнулся Лестокъ. – Вы отнюдь не дипломаты.

– Есть между нами и дипломаты, которые ведутъ себя дипломатами и за картами. Но такой дипломатъ, если и не станетъ бранить васъ въ лицо, зато взглянетъ на васъ съ такимъ изумленiемъ, такъ снисходительно пожметъ плечами, испуститъ такой выразительный вздохъ, – что васъ въ жаръ броситъ, вы растеряетесь и невольно уже сд?лаете явную ошибку, которая зачтется вамъ потомъ, конечно, на весь вечеръ. Н?тъ, ужъ Господь съ ними, съ этими коммерческими играми! То ли д?ло банкъ, гд? бой на жизнь и смерть.

– La bourse ou la vie? Грабежъ среди б?лаго дня, – виноватъ: среди б?лой ночи.

– Н?тъ, докторъ, это не простой грабежъ, а благородный бой съ равнымъ противникомъ, въ своемъ род? турниръ.

– Такъ что же вы не побьете главнаго борца?

– Кого, герцога? То-то, что онъ не равный борецъ: самъ онъ терп?ть не можетъ проигрывать и какъ бы требуетъ, чтобы вс? слагали передъ нимъ оружiе.

– А было бы вовсе не вредно хоть разъ пустить ему кровь, – зам?тилъ молчавшiй до сихъ поръ Волынскiй. – Вы, Петръ Иванычъ, нынче в?дь въ изрядномъ, кажется, выигрыш?? Что бы вамъ сорвать y него банкъ?

– А ваше высокопревосходительство меня благословляете?

– Благословляю отъ всей души. На всякiй случай, впрочемъ, докторъ, не возьметесь ли вы быть секундантомъ молодого челов?ка. Почемъ знать? Можетъ-быть, ему понадобится и хирургическая помощь.

– Будемъ над?яться, что не понадобится, – улыбнулся въ отв?тъ Лестокъ и своей легкой, эластичной походкой посл?довалъ за Шуваловымъ во вторую гостиную, гд? игралъ герцогъ съ избранными партнерами.

IX. Челов?къ на карт?