Бироновщина

– Я вамъ это, извольте, устрою.

– Ты, Гриша? Но какимъ образомъ?

Онъ загадочно усм?хнулся.

– Это ужъ мое д?ло.

Тутъ на ледяномъ крыльц? показалась опять Юлiана въ сопровожденiи своего путеводителя. Ледяныя дрова ея не согр?ли, и, вся продрогнувъ, она заторопилась домой. Такъ Лилли на этотъ разъ и не пришлось заглянуть внутрь Ледяного дома. Прощаясь съ Самсоновымъ, она усп?ла только спросить его, когда же онъ устроитъ ей об?щанное; на что получила отв?тъ:

– Потерпите ужъ до ледяной свадьбы!

III. П?вецъ поневол?

Съ 27-го января, когда вступили въ Петербургъ возвратившiяся изъ Турцiи поб?доносныя войска, общее настроенiе при Двор? было уже празднично-приподнятое. У многихъ царедворцевъ такому настроенiю, по правд? сказать, не мало способствовало ожиданiе предвидимыхъ, по случаю заключенiя мира, «царскихъ милостей», пожалованiе которыхъ должно было посл?довать, впрочемъ, только въ средин? февраля на масленой нед?л?.

Войска съ музыкой и распущенными знаменами продефилировали мимо Зимняго дворца, офицеры – съ лавровыми в?нками, солдаты – съ еловыми в?тками на шлемахъ и каскахъ. Всл?дъ зат?мъ состоялся прiемъ императрицею героевъ-офицеровъ, сановныхъ поздравителей и секретаря нашего посольства въ Константинопол? Неплюева, привезшаго ратификацiю мира. Несмолкающiе залпы съ Петропавловской кр?пости возв?стили населенiю столицы о прекращенiи войны.

Сл?дующiй день – день рожденiя Анны Іоанновyы – праздновался еще пышн?е. Утромъ – торжественное богослуженiе, прiемъ поздравленiй и пушечная пальба; въ полдень – банкетъ-gala съ итальянской музыкой инструментальной и вокальной и, во время тостовъ, опять пальба; вечеромъ – балъ, на которомъ сераскиръ Очакова Колчакъ-паша, во глав? пл?нныхъ турокъ, на турецкомъ язык? благодарилъ государыню за оказанное гостепрiимство; а посл? бала – "блестящая" иллюминацiя и фейерверкъ которые, по обыкновенiю, были ув?ков?чены зат?мъ "С-Петербургскими В?домостями" Особенно эффектнымъ на этомъ фейерверк? (по словамъ газеты) былъ главный шитъ, представлявшiй "высокое рожденiе Ея Императорскаго Величества въ образ? на колесниц? сидящей зари съ блистающей утреннею зв?здою на которую Россiя, подъ образомъ жены въ надлежащемъ убор? и радостнымъ видомъ взирая, гласно какъ бы надписанныя слова живыми р?чами говоритъ: – Коликое возв?щаетъ намъ благополучiе".

Все это было, однакожъ, только какъ бы предвкусiемъ къ невиданному еще зр?лищу – свадьб? карликовъ съ "нацiональной процессiей". Подробности держались пока еще въ тайн?. Изв?стно было только, что въ особой "камер?" Слоноваго двора усердно происходятъ репетицiи танцевъ, которые будутъ исполняться въ день свадьбы участниками процессiи; но допускались къ этимъ репетицiямъ исключительно только члены маскарадной коммиссiи и ближайшiе ихъ сотрудники. Въ числ? посл?днихъ, какъ уже упомянуто, былъ и Самсоновъ, который такимъ образомъ былъ свид?телемъ вс?хъ происходившихъ тамъ комическихъ и трагикомическихъ сценъ. Такъ присутствовалъ онъ и при одной подобной сцен?, оставившей въ немъ надолго очень тягостное впечатл?нiе.

Было то 4-го февраля, т.-е. за два дня до шутовской свадьбы. Прибывъ подъ вечеръ на Слоновый дворъ съ другими членами коммиссiи на "генеральную репетицiю", Волынскiй откомандировалъ состоявшаго также въ его распоряженiи кадета Криницына въ Академiю Наукъ за секретаремъ ея, Васильемъ Кирилловичемъ Тредiаковскимъ. Возвратился Криницынъ въ самый разгаръ танцевъ и впопыхахъ подб?жалъ къ Волынскому,

– Ваше высокопревосходительство… ваше высокопревосходительство…

Тотъ нахмурилъ брови.

– Эко запыхался, торопыга! А Тредiаковскаго такъ и не привезъ?

– Привезъ… уфъ! Онъ сейчасъ будетъ жаловаться вамъ на меня… Не слушайте его…

– Да что y тебя вышло съ нимъ?

– Я сказалъ ему, будто бы его вызываютъ въ Кабинетъ ея величества…

– Это зач?мъ?

– Да чтобы онъ не артачился ?хать: нравомъ онъ очень ужъ амбицiонный…

– Ну?

– А когда онъ тутъ по дорог? зам?тилъ, что везутъ его вовсе не въ Кабинетъ, то схватилъ меня за шиворотъ: "Ты куда везешь меня?" Да обозвалъ меня такимъ словомъ, что я не см?ю и выговорить…

– Ладно! дальше.

– Узнавши же отъ меня, что мы ?демъ на Слоновый дворъ по требованiю вашего высокопревосходительства, но для какой надобности – мн?, дескать, не в?домо, – онъ сталъ чертыхаться и об?щалъ принести на меня жалобу…

– Ладно, – повторилъ Артемiй Петровичъ и обратился къ показавшемуся въ это время въ дверяхъ Василью Кирилловичу:

– Поди-ка-сь сюда, сударь мой, поди.

Пiита нашъ, въ своемъ секретарскомъ мундир?, при шпаг? и съ треуголкой подъ мышкой, приблизился не безъ чувства собственнаго достоинства, но, при вид? пылающаго гн?вомъ взора перваго кабинетъ-министра, невольно растерялся. Путаясь въ словахъ, онъ сталъ объяснять, что вотъ этотъ самый юнецъ облыжно пригласилъ его въ Кабинетъ ея величества и привелъ т?мъ его, Тредiаковскаго, въ великiй страхъ, толь наипаче, что время уже позднее; что с?лъ онъ съ непутящимъ мальчишкой на извозца въ великомъ трепетанiи…

На этомъ, однако, объясненiе его было прервано Волынскимъ.

– Да какъ ты см?ешь называть моего посланца "непутящимъ мальчишкой"! Онъ исполнялъ только мое приказанiе, а понося его, ты отказываешь и мн? въ должномъ решпект?…

И неудовольствiе свое Артемiй Петровичъ подкр?пилъ двумя звонкими пощечинами, которыми (какъ заявлялъ впосл?дствiи самъ Тредiаковскiй въ своей челобитной) "правое ухо ему оглушилъ, а л?вый глазъ подбилъ". Хотя ручная расправа высшихъ съ низшими была тогда не въ такую ужъ р?дкость, т?мъ не мен?е, для секретаря "де ла сiянсъ Академiи", философа и стихотворца, такое обращенiе съ нимъ въ присутствiи вс?хъ членовъ коммиссiи и даже "подлыхъ людей" было нестерпимо; почему онъ и при дальн?йшемъ разговор? не выказывалъ требуемой субординацiи.

– Ну, а теперь къ д?лу, – заговорилъ снова Волынскiй. – Въ голов? y тебя хоть и сумятица неразборная, да есть все-таки н?кiй даръ слагать вирши.

– Сподобился божественной Иппокрены, – пробурчалъ съ н?которою уже гордостью Василiй Кирилловичъ, которому не могло не польстить признанiе за нимъ поэтическаго дара даже со стороны столь безпардоннаго государственнаго мужа.

– Ты это о чемъ? – спросилъ съ недоум?нiемъ Артемiй Петровичъ, бол?е св?дущiй въ ученiяхъ западныхъ политиковъ, ч?мъ въ ми?ологiи.

– Сподобился я, говорю, того животворнаго ключа, что забилъ изъ-подъ копыта парнасскаго коня, именуемаго Пегасомъ.

– Не при сей ли самой оказiи тебя и пришибло конскимъ копытомъ? Ну, да для дурацкой свадьбы, такъ и быть, можешь опять ос?длать своего Пегаса.

– Такъ ли я уразум?лъ ваше высокопревосходительство? Вамъ благоугодно, чтобы я сочинилъ стихи для дурацкой свадьбы?

– Ну да; на то ты сюда и вызванъ.

– Прошу отъ сего меня уволить, понеж? дурацкiя шутки благородному челов?ку непристойны!

– А злостные пасквили сочинять пристойно? Еще учить меня вздумалъ, что пристойно, что н?тъ!

И въ новомъ порыв? раздраженiя Волынскiй (какъ выражено въ той же челобитной злосчастнаго стихокропателя), "всячески браня, изволилъ вновь учинить битiе по об?имъ щекамъ въ три или четыре прiема".

– Говорить съ тобой, сквернавцемъ, я больше не стану, – сказалъ онъ. – Полковникъ Еропкинъ дастъ теб? краткую матерiю для твоихъ виршей. И чтобы на утрiе, слышишь, он? были готовы!

При своемъ благогов?нiи передъ Артемiемъ Петровичемъ за его заботы о благ? родного народа, Самсоновъ былъ т?мъ бол?е огорченъ его дикой выходкой. Чудака-учителя своего ему было искренно жаль; тотъ хотя и отказался давать ему уроки съ переходомъ его къ главному недругу Бирона, но все-таки продолжалъ снабжать его книгами. На сл?дующiй день его огорченiе и жалость получили еще новую пищу.

По словамъ самого Тредiаковскаго, онъ, по возвращенiи домой, зас?лъ тотчасъ за сочиненiе заказанныхъ ему "виршей". Тутъ, "размышляя о своемъ напрасномъ безчестiи и ув?чьи, онъ разсудилъ поутру пасть въ ноги его высокогерцогской св?тлости".

Однако, и на этотъ разъ ему не повезло. Не дождался онъ еще выхода Бирона въ "антикамеру", какъ вошелъ Волынскiй. При вид? Тредiаковскаго, явившагося, очевидно, искать противъ него защиты y временщика, Артемiй Петровичъ не могъ сдержать своего горячаго нрава, снова далъ волю своимъ рукамъ, посл? чего отправилъ б?днягу на Слоновый дворъ, гд? нижнiе служители сорвали съ него рубашку и "били его палкою безчелов?чно, такъ что спина, бока и лядвеи его вс? стали какъ уголь черный". Зат?мъ онъ былъ запертъ до утра на хл?бъ и на воду въ "холодную", служившую обыкновенно для вытрезвленiя подобранныхъ на улиц? въ пьяномъ вид? обитателей Слоноваго двора.

По счастью, въ описываемый день y Василья Кирилловича не оказалось тамъ товарищей, и потому никто не м?шалъ ему исполнять возложенную на него работу. Но работа не спорилась. Подперши голову об?ими руками, онъ бормоталъ про себя всевозможныя ри?мы; потомъ вдругъ схватывалъ свое гусиное перо и скрип?лъ имъ по бумаг?. Но, перечитавъ вполголоса написанное, онъ сулилъ кому-то сквозь зубы чорта, зачеркивалъ какое-нибудь слово, а то и ц?лую строку, и ожесточенно грызъ бородку пера, пока не находилъ наконецъ бол?е удачнаго слова или стиха.

Вдругъ дверь за нимъ скрипнула. Онъ оглянулся. При тускломъ св?т? нагор?вшаго сальнаго огарка онъ съ трудомъ разгляд?лъ вошедшаго,

– Самсоновъ! – проворчалъ онъ, и губы его отъ озлобленiя перекосились. – Тоже надъ скорбной главой поглумиться захот?лось?

– Господь съ вами, Василiй Кириллычъ! Когда же я-то глумился? – отв?чалъ Самсоновъ, ставя на столъ передъ нимъ кружку молока и тарелку съ двумя битками. – Раньше принесть, простите, не способно было: того гляди, кому-нибудь изъ господъ бы еще на глаза попался

– Такъ ты ко мн? самъ отъ себя?

– Да, на свой страхъ. Держать васъ зд?сь приказано в?дь неисходно безъ выпуску; а васъ, я чай, голодъ уже пронялъ. Кушайте на здоровье!