Потусторонняя одиссея

– Давайте, ребятки, выгружайте нашего «пассажира»: его остановка конечная и дальше он не поедет.

Два здоровенных парня, одетых почти так же, как и их предводитель, неспешно вытащили из объемного багажника внедорожника целлофановый сверток, напоминающий большую сигару и весь перепачканный кровью. Бросив его небрежно на землю, они принялись энергично отряхиваться, словно боясь подцепить на себя опасный смертельный вирус. По их поведению можно было, без особых сомнений, предположить, что загрузку осуществляли другие, менее брезгливые, личности.

– Ну, вроде бы все, Кречет, и мы с тобой в полном расчете, – проговорил местный представитель преступного мира, направляясь к заднему пассажирскому сиденью своей иностранной машины, – не забудьте спрятать «тело», да при этом как можно надежней.

На этих словах он запрыгнул в салон, закрыл за собою дверь, и машина тронулась, покидая это жуткое место. Бывший военный пнул ногой этот перекрученный полиэтиленом предмет и командирским громким голосом крикнул:

– Бродяга, быстро ко мне!

Приказание отдавалось только одному человеку, и именно он и явился по требованию своего недовольного командира. Уханов Петр Иванович заслужил свое «авторитетное» прозвище, не «вылезая» из мест лишения свободы. Он «мотал» один срок за другим, накопив общий «послужной» список, равный тридцати четырем годам тюремного заключения. Принимая во внимание, что он достиг шестидесятиоднолетнего возраста, то большую часть своей жизни он находился под надежной охранной правоохранительных органов. Несмотря на свой пожилой возраст, этот человек выглядел довольно внушительно, не растеряв за долгую незавидную жизнь данной природой физической силы; при среднем росте, равным ста шестидесяти девяти сантиметрам, он обладал широкоплечей фигурой и выглядел среди остальных довольно внушительно – вот как раз за такие качества он и «полюбился» бывшему офицеру, и тот сделал его своим неотъемлемым заместителем, сопровождавшим своего командира во всех сомнительных предприятиях; еще одной отличительной особенностью этого внешне угрюмого человека была его безграничная преданность, легко угадывавшаяся в его прямолинейном характере и отражавшаяся на выражении неприглядной злобной физиономии, которая, вопреки почтенному возрасту, никогда не зная тяжелой работы, не утратила эластичности своей кожи и горячности зоркого взгляда; хотя на дворе и стояло теплое время года, одевался мужчина всегда в теплые вещи, состоящие из утепленной болоньевой куртки, синих толстых джинсов и военных кроссовок. На голове красовалась молодежная кепка-бейсболка. Едва услышав свое «прилипшее» прозвище, верный своему предводителю, он заспешил на громкий крик его голоса.

– Чего, Кречет, зовешь? – отозвался он меньше чем через пару минут, приближаясь к бывшему военачальнику. – Я уже здесь. Говори: чего надо?

– Ничего нового, – отозвался отставной офицер, ткнув носком своего ботинка в оставленный на земле завернутый «груз», – то же, что и всегда: нам придется спрятать этого скоропостижно скончавшегося покойника. Тело еще свежее, кровью не истекло, так что, смотри, Бродяга, неси аккуратнее.

– Чего мне бояться? – промолвил Уханов, всегда готовый заниматься привычной работой и хватая сверток руками за ту его часть, где располагались более легкие ноги. – Даже если немного запачкаюсь, то кто мне это «предъявит»? Здесь «ментов» нет, а остальным это без разницы, тем более что на близлежащих дачах столько одежды, что я легко поменяю свое одеяние, причем сегодня же ночью.

– Ладно, – согласился Кречетов, подключаясь к преданному приспешнику и ухватив своими руками тот же конец, что и бывший «сиделец», – хватит зря трепать языком – потащили его к свежей могиле. Правда, это далеко – на той стороне этого кладбища, – но делать нечего: я об этом заранее не подумал, машина уже уехала, так что придется нам справиться с этим делом самим.

Лишь только закончив этот непродолжительный монолог, Михаил Александрович потянул за собой целлофан, одновременно увлекая и своего преступного подопечного. Около часа у них ушло на то, чтобы обогнуть кругом территорию городского погоста и приблизиться наконец к месту захоронения, был погребен покойник этим же днем. Полиэтилен за долгое время пути значительно поистрепался, обнажив истерзанное пытками мертвое тело. Выглядело оно столь ужасно, что у любого нормального человека вызвало бы чувства определенного отвращения, но только не у этих двоих, привычных к таким ужасным видам, людей.

– Раскидывай пока венки, – скомандовал отставной офицер, отпуская свой конец потерявшего целостность сверстка, – только делай это по возможности аккуратней, чтобы можно было их затем составить обратно. Дело это ответственное, особое, требующее абсолютно четкого исполнения. Все, давай пока занимайся, а я же вернусь за лопатой.

Закончив это нехитрое приказание, офицер пошел обратной дорогой, а Уханов остался четко исполнять порученное задание. Он отнял венки от могилы и, не торопясь, составил их у соседних захоронений, после чего приступил к снятию изодранной упаковки. Зачем он это делал – сказать трудно… очевидно, он и сам бы не ответил на этот вопрос. Скорее всего, этому человеку необходимо было хоть как-то скоротать время своего ожидания – вот он и занялся этим, в принципе, ненужным и бездейственным делом. Естественно, за время этого бесцельного действия он весь перепачкался кровью и уже начинающими разлагаться останками, но, как он уже и сказал, его такое обстоятельство совсем не заботило.

Кречетов отсутствовал не более получаса и вернулся с вновь предоставленным копающим инструментом. Увидев снятые полиэтиленовые ошметки, он неприлично выругался, не забыв разбавить свои ругательства неприличными, «крутыми» словечками.

– Ты чего это, Бродяга, «…твою маму», наделал?! Ты зачем распеленал мертвое тело, чем, прости Господи, оно тебе помешало?! Теперь что, сам весь в дерьме извозился и меня хочешь заставить?! Так, что ли, по твоему получается?! Так я тебе, дружок, скажу категоричное нет! Капать я, конечно, тебе помогу, а закидывать в яму будешь один.

Последнюю фразу «смотрящий» за кладбищем говорил намного спокойней, кидая напарнику инструмент и заставляя его работать:

– Давай копай! В наказание будешь первым.

Уханов стал недовольно бурчать что-то из разряда «как будто было бы как-нибудь по-другому» либо же «да и ладно, словно впервой», однако послушно поднял копающее ручное устройство и принялся энергично откидывать в строну землю. Пройдя в глубину один штык, он немного устал и по всему было видно, что копал уже много медленней. Июньские ночи славятся тем, что являются в году самыми непродолжительными, поэтому отставной офицер, чтобы не затягивать время, вырвал инструмент из натруженных рук бывшего заключенного и принялся углублять яму дальше, предоставив напарнику возможность для отдыха. Рыхлая земля перекидывалась довольно легко, и через каких-нибудь полтора часа металлический штык ударился в верхнюю крышку гроба. Дальше можно было не углубляться, тем более что высота боковой стенки давно уже превысила полтора с лишним метра.

– Все, – сделал свое заключение Михаил Александрович, не забыв незадачливо пошутить, – можно заканчивать: все равно ему из этой ямы не выбраться.

Закончив свой непродолжительный монолог, он, располагая старой военной выправкой, даже без помощи второго напарника, довольно легко покинул это значительное уже углубление, поставив на угол ямы лопату и используя ее в качестве турника, не осыпав ни грамма свежего грунта.

– Теперь твое дело, Бродяга, – распорядился он, указывая на мертвое тело покойника, – скидывай его вниз и не забудь про пакет: он снаружи не нужен. Не пойму: зачем его было снимать?

– Да кто его знает? – попытался разъяснить свои невольные действия подчиненный и, в то же время, товарищ. – Наверное, черт попутал. Сам не знаю, что на меня в тот момент нашло, сидел бы да ждал, набираясь сил, так нет же – стал копошиться с кровоточащими, загнивающими останками.

Бормоча эти не совсем довольные речи, Уханов тем не менее исправно переворачивал по земле бездыханное туловище, приближая его все ближе к последнему, уготованному ему пристанищу. Наконец истерзанный труп был уже у самого края и оставался только один легкий толчок, чтобы тот оказался внизу. В этот момент ночной воздух кладбища разорвал оглушительный многоголосый крик перепуганных от страха бомжей, от которого у обоих людей, занятых отвратительным «подчищающим» за бандитами делом, сковало тела холодеющим ужасом и, словно змеи, зашевелились их волосы. Невольно они оба привстали, уставившись в сторону будоражащего кровь жуткого звука, распространявшегося по кладбищу.

Что же явилось причиной такого необычного поведения жителей этого близкого к загробному миру пристанища. Как уже сказано, на этом погосте «квартировало» в общей сложности не более девятнадцати человек. Они жили в небольшом вековом склепе, расположенном в самом центре этого огромного, не везде огороженного места общедоступных захоронений. Он имел внушительные размеры и был оборудован очень удобными травянистыми лежаками, согревавшими в ночную прохладу. Сейчас еще не было достаточно поздно и люди, только недавно отужинав, сидели возле небольшого костра, устраиваемого каждый вечер на улице, и общались между собой всей этой небольшой ячейкой своеобразного общества. За день много на кладбище не наберешь, поэтому многим приходилось уходить на промысел в город, откуда они возвращались только лишь к вечеру и делились последними новостями и принесенными с собою припасами. Вот и сегодня, внимание всех было обращено к одному неприятному человеку, изображавшему из себя ветерана чеченской войны, якобы получившего там большое увечье и ставшего в результате этого инвалидом. Он зарабатывал попрошайничеством, сидя на площадях и привлекая к себе внимание своим убожеством и отвратительным грязным видом. Подавали немного, но на пропитание этого небольшого сообщества, с учетом других похожих ему поступлений, все же хватало.

– В городе творится что-то ужасное, – рассказывал тридцатидевятилетний мужчина, одетый в камуфляжную форму, – всюду согнаны танковые войска, на каждом углу стоят патрули и проверяют у всех документы – совершенно невозможно стало «работать». Подавать практически перестали: все заняты тем, что обсуждают захлестнувшие Владимир многочисленные убийства. Еле набрал на сегодняшний вечер.

Остальные собравшиеся ему посочувствовали, а те, что также вернулись вместе с этим отвратительным человеком, подтвердили правдивость его удручающей повести.

– Меня даже хотели доставить в полицейский участок, – продолжал между тем Хромой (такое он носил в этом обществе прозвище), – еле-еле удалось «отбодаться». Вот теперь и не знаю: стоит ли завтра идти на промысел или же ну его на «хер»? Все равно вояки лютуют и не дают спокойно просить подаяния…

Присвоивший себе несуществующую военную славу мужчина не успел развить дальше свою мысль, как внезапно замер на месте, уставив наполненный ужасом взгляд во что-то, что находилось за спинами остальных, слушавших его, членов этого кладбищенского сообщества. В его взоре было столько суеверного страха, что невольно и другие бомжи, «заразившись» его отрицательными эмоциями, не торопясь стали поворачиваться назад, чтобы лично улицезреть то, что могло так испугало их говорливого соплеменника. Волосы зашевелились на голове этих, и так нестойких, трусливых людей от представшего перед ними необычного зрелища. В нескольких метрах, находясь чуть сзади и сбоку от них, в воздухе, на расстоянии полуметра от почвы, словно привидение, зависло Нечто, покрытое сверху то ли простыней, то ли большим балахоном. Оно словно бы было удивленно скоплением этих людей в таком необычном месте и никак не могло решиться на какие-то активные действия.

Вдруг! Словно что-то почуяв, мрачная Сущность растворилась в уже начинающей сгущаться над кладбищем темноте, наполнив округу еще большей кошмарной таинственностью. Никто из собравшихся не мог молвить ни слова из-за пересохшего горла, скованного спазмом, вызванным предчувствием надвигающейся смертельной опасности. Наконец минуло десять минут, но ничего ужасного пока не случилось. Бомжеватые люди постепенно начали отходить от жуткого страха и, более или менее оправившись, стали вертеть вокруг головами и перешептываться, обсуждая это впервые представшее перед ними явление.

Отщепенцы мирового прогресса, выброшенные за «борт» современной цивилизации, совсем уже хотели расслабиться и списать все увиденное на длительную тягу к спиртному, как внезапно Хромой, привставший со своего места и крутивший вокруг своей головой, вдруг неестественно крякнул и застыл на одном месте, расширив от боли и ужаса свои и без того большие глаза. Сзади над ним нависла святящаяся белизной одеяния темная Личность, запустившая худощавую ладонь прямо внутрь его головы, пробив теменную область. Не обращая на остальных, собственно, никакого внимания, она стала копошиться внутри, раз за разом извлекая наружу уже давно утратившее свое назначение серое вещество. Именно в этот момент все остальные собравшиеся издали громогласный, слившийся воедино, наполненный ужасом крик, отголоски которого долетели до невольных могильщиков, и тут же бросились врассыпную.

– Как думаешь, Кречет, – обратился с вопросом его кладбищенский подчиненный, – что это может быть: какая облава или еще чего-то похуже?

Конечно, хоть они давно обжили загородный погост и были далеко от сверхъестественных предрассудков, но все же волей или неволей окружающая их обстановка всегда тяготила их отрешенные от всего человеческого и «прогнившие» души.

– Да кто его знает? – отозвался бывший военный, даже не вздрогнув. – Нам сейчас не до этого. Давай заканчивай дело, а потом сходим посмотрим.

В этот момент более боязливому компаньону вдруг показалось, что рука покойника, которого он только что подвигал к выкопанному для него углублению, еле заметно дернулась. С неожидаемой для пожилого человека живостью он отскочил в сторону, как делают это люди, едва не наступившие на змею, и, указывая рукой на мертвое тело, дрожащим голосом произнес:

– Ты это видел?

– Что, это? – не понял Кречетов того, что так могло испугать его верного подчиненного, смотревший в это время совершенно в ином направлении.

Однако, вперив свой внимательный взгляд по направлению, указываемому его подручным, тут же распознал причину охватившего того страха. Истерзанный труп покойника начинал шевелиться. Абсолютно не веря в такую возможность, Михаил Александрович стал энергично тереть свои глаза кулаками с такой энергичностью, как обычно происходит у людей внезапно уснувших и желающих побыстрее проснуться, но тем не менее необычные для покойника шевеления нисколько не прекращались.

– Они что же его не добили? – промолвил он удивлено, беря в руки лопату и собираясь ударить ею по голове ожившего мертвого человека. – Неправильно будет закапывать в могилу живых.

Отставной офицер совсем уже было собирался нанести удар по начинающей отрываться от почвы омерзительной, окровавленной голове, как внизу выкопанной ими чуть ранее ямы раздался уверенный стук, произведенный по верхней крышке еще нового гроба. От неожиданности Кречетов выронил инструмент из своих рук, так и не ударив по выбранной цели. Изуродованный же покойник не замедлил воспользоваться предоставленной ему возможностью и резко вскочил на свои избитые ноги. Одна из них была сломана, но тот словно бы ничего этого не замечал и уверенно стал двигаться в сторону человека, пытавшегося недавно скинуть его в могильное углубление. Уханов, не ожидавший от жизни такого каверзного подвоха, упал на заднюю часть своего тела и, не спешно перебирая своими конечностями, стал пятиться назад, пытаясь отдалиться от этого ужасного монстра. Такое поведение внезапно ожившего мертвеца дало второму участнику этих несостоявшихся похорон возможность вновь вооружиться лопатой, твердой рукой подхватив ее с рыхлой почвы. Однако и в этот раз ударить он не успел, так как с оглушительным треском из ямы вырвалась оббитая красным сукном «свежая» крышка гроба и, взметнувшись высоко в воздух, высвободила наружу еще одного недавно умершего человека. Им оказался престарелый мужчина, несмотря на свой внушительный возраст, ловко выскочивший из могилы наружу и застывший прямо напротив отставного военного, готовый вот-вот перейти в наступление. Тем не менее неизвестно, но то ли плохие расчеты, то ли благосклонность судьбы не дали ему возможности сразу же броситься на врага, накрыв его в одночасье возвратившейся сверху деревянной конструкцией, удачно сломавшей его шейные позвонки. Хруст ломавшегося костного основания был столь оглушительным, что не ускользнул от обостренного страхом внимания находившихся рядом людей.

В любой другой ситуации для пострадавшего человека, после перелома верхнего отдела его позвоночника, все было бы кончено, но только не в этом случае. Одним мощным движением отбросив в сторону крышку, склонив набок голову и вытянув вперед руки, недавний покойник стал приближаться к бывшему офицеру.

– Что, черт возьми, здесь такое творится?! – выругался он, не забывая обильно разбавить ругательство нецензурными выражениями. – Никогда такого не видел.

Уханов в это же время продолжал отползать назад, разглядывая приближающееся чудовище ошарашенным, широко расширенным от ужаса, взглядом. Вот уже оживший покойник приблизился к человеку настолько, что только наклонись и протяни руку, как шея живого врага окажется в твоих цепких ладонях, и Петр Иванович даже зажмурил от страха глаза, замерев в ожидании неминуемой гибели, но тут звонкий свист, характерный для рассекающей воздух лопаты, с последующим плюхающим ударом, вернули его к суровой действительности. Опытный военный, легко расправившись со своим недавно мертвым потусторонним врагом, поспешил на помощь верному подчиненному.

– Без головы они перестают быть опасными, – внес он определенные разъяснения, указывая на два обезглавленных тела.

Они лежали на земле и активно шевелили своими конечностями, но подняться и двигаться дальше больше уже не могли.

– Что, «бэть нах», – выражаясь по старой армейской привычке, промолвил бывший военный, – у нас такое сейчас происходит?

Вопрос был поистине справедливый и совершенно уместный. Занимаясь обезвреживанием своих мертвецов, оба завсегдатая этого и без того мрачного места совсем упустили из вида разворачивающуюся вокруг обстановку. Они находились в той стороне городского погоста, отведенной для новых захоронений. За последнее время число похороненных людей значительно увеличилось и теперь все недавние захоронения вдруг «оживились», выпуская из себя недавно погребенные трупы. Словно по велению какой-то неведомой силы, они устремлялись в самый центр кладбища, спеша к выполнению какой-то особенной миссии. Уханову и его суровому командиру удалось рассмотреть только спины последних бойцов этого необычного загробного легиона, постепенно скрывающиеся за многочисленными ветвистыми насаждениями.

– Что будем делать? – поинтересовался он у более опытного товарища. – Я так понимаю – наше кладбище полностью оживает. Не думаю, что нам следует вступать в поединок с нечистой силой: в таком случае победителей не бывает.

Рассуждение опытного «сидельца» было вполне здравомыслящим, и Кречетов замер в неподвижной позе, обдумывая перспективы складывающейся вокруг обстановки. «Если я не приму этот бой, – размышлял он, не выказывая, однако, своих мыслей, – значит, я брошу своих верных солдат, – коими считал весь скопившейся возле него сброд, – и будет вечный позор мне, как презренному командиру, но, с другой стороны, чего в итоге мы вдвоем сможем сделать против восставшей из ада бесчисленной армии? Нет кто-то должен обязательно выжить, чтобы потом было кому отомстить за смерть моих верных солдат». Все более крепнувшее убеждение этого, в принципе, уже безумного человека стало дополнительно подкрепляться доносившимися с территории огромного кладбища умопомрачительными, страдальческими и надсадными криками.

Мрачная Сущность, одетая в белоснежный саван, очевидно решила не гоняться по бескрайнему городскому погосту за каждой очередной своей жертвой, призвав себе на подмогу недавно умершие и еще не растленные трупы, возложив именно на них миссию по отлову и представлению ему для безжалостной экзекуции еще живых, но трепещущих от ужаса личностей. Вызванное из подземного мира войско было настолько огромным, что за какой-нибудь час все уцелевшие люди были схвачены и, находясь в цепких объятиях кошмарных чудовищ, дожидались своей жуткой участи. Между тем белое привидение методично облетало все кладбище, поочередно умерщвляя каждого человека и вычищая его черепную коробку от полусгнившего мозга, заливая округу кровью, остатками серого вещества и раздробленными черепными костями. Над городским погостом стоял протяжный, холодящий в жилах кровь, ужасающий и душещипательный вой, где со страдальческими отголосками живых перемешивался рычащий рев мертвых, в результате чего колыхавшийся вокруг воздух невольно стал наполняться флюидами страха и бесконечного суеверного ужаса, распространявшегося так далеко, что непременно «накрыл» и окраинную черту огромного города.

Дежурившие в ту ночь войска предусмотрительно стали стягиваться к тому жуткому месту, занимая позиции на самых подступах к густонаселенному, где-то даже прославленному, Владимиру. Уже перед самым рассветом на них вышли с ошарашенными физиономиями и расширенными от сверхъестественного страха глазами отставной полоумный военный и многократный заправский «сиделец». Все-таки в последний момент разумно предположив, что бой против огромного количества нечисти заведомо будет проигран, командир решил выводить с поля безжалостного истребления своего единственного уцелевшего подчиненного. Их лица настолько были перекошены ужасом, что ни у кого не вызвало сомнений об истинном положении происходящих на погосте событий.