Мельница времени

Стол был заставлен глиняными расписными мисками и горшками, полными немудрящей, но вкусной и сытной снеди. Здесь была и рыба, жаренная и вареная, и каша, и пареная репа, и, конечно же, свежевыпеченный хлеб, мед и всевозможные ягоды. Ели, не спеша и в полной тишине, как и подобает добропорядочному семейству. Правда, однажды мальчишки ни с того, ни с сего принялись, было, шутливо подталкивать друг друга и хихикать. Но стоило отцу взглянуть на них, как они тут же угомонились, и ужин вернулся в свое благопристойное русло.

После трапезы вышли наружу. Михайло Потапыч проверил, вдоволь ли дали овса Яру и рыбы Баюну, а потом присел на ступенях крыльца. Катя заняла место рядом.

Закатное солнце, скрывшись за горизонт, прощально вскинуло в небо алую ладонь своих лучей. В воздухе радостно подрагивали облачка мошкары. С реки доносился плеск разыгравшейся рыбы. От леса наползали прозрачные сумерки.

– Хорошо тут у вас! – любуясь окружающим пейзажем, произнесла девочка.

– Да, места замечательные, – согласился Михайло. – Их наши далекие предки облюбовали, когда сюда пришли. Так народ Берендеев здесь и обосновался. А до того, сказывают, веками в лесах жил, с медведями в родстве состоял.

«Ну, понятно, – улыбнулась про себя Катя. – В древности почти все народы мира верили, что с кем-нибудь в родстве состоят. С растениями, рыбами, птицами, животными. Такое, кажется, тотемизм называется. Эти тоже верят. И пусть. Медведь – хороший зверь».

– А ты как сюда забрела? – поинтересовался хозяин.

– Речку одну ищу, – ответила девочка. – Она журчит по-особенному.

– Да? – вскинул брови Михайло. – Тогда тебе нашу послушать надо. Она, будто переливчатыми колокольчиками позванивает. Мелодично так. Правда, в последнее время все реже и глуше почему-то, точно в трясине какой вязнет. Вот все улягутся, тишина наступит, ты и прислушайся. Может, повезет сегодня, услышишь и сравнишь с тем, что разыскиваешь.

С этими словами он поднялся и вошел в дом. Катя же, снедаемая нетерпением, уселась поудобнее, прислонилась к точеному столбу крыльца и принялась ждать.

Время неспешно текло. Темнота постепенно сгущалась, все шире расстилая свое уютное сонное покрывало. Девочка осоловело поглядывала по сторонам, стараясь не уснуть. Вдруг трава рядом с рукомойником будто зашевелилась. Катя, насколько было возможно, вгляделась. Как показалось, что-то маленькое, лохматое и черное, прячась под стебельками, стремительно засеменило к околице в сторону леса. Девочка затрясла головой, чтобы придти в себя и вновь посмотрела на то место.

«Да нет, все вроде нормально, – подумала она. – Привиделось, наверное».

Ночь перевалила за половину. В воздухе не возникало никаких звуков, и Катя не заметила, как начала задремывать. Неожиданно откуда-то сверху раздался громкий скрип. Девочка распахнула глаза и вскинула голову. Деревянное изображение медвежьей головы на коньке крыши, напряженно всматриваясь вдаль, натужно ворочалось из стороны в сторону. От этого охлупень подобно позвоночнику кривился из стороны в сторону, а покрывавшие скаты тесины набегали одна на другую, терлись и издавали бередящий сухой скрежет.

Окно светелки тут же со стуком распахнулось, и в него выглянул Михайло. Он слегка повернул голову, чуть приподнял один край шапки и начал внимательно вслушиваться. Потом, словно проверяя себя, вытянул голову вперед и стал принюхиваться. Это выглядело более чем странно. Как и шапка на его голове.

«Он что ли ее тут же надел, когда с кровати вскакивал? Или не снимал вовсе?», – мелькнула у девочки удивленная мысль.

Но дальше пуститься в размышления по поводу уместности хозяйского головного убора не представилось возможным, поскольку Михайло высунулся из окна по пояс и громко закричал:

– Ворота – настежь! Борону – наружу! Быстрее, быстрее!

С этими словами он отпрянул от окна и ринулся вниз.

Селение вмиг пришло в движение. Захлопали двери, заскрипели под тяжестью шагов ступени. Народ высыпал на улицу от мала до велика. Дуняша стояла посреди двора, терла заспанные глаза кулачками и растерянно озиралась по сторонам. Наверное, видела такой переполох впервые.

Михайло со Степаном и еще несколькими сородичами вбежали в поветь, подхватили борону и устремились в распахнутые ворота околицы. Отбежав с пару десятков сажень, они опустили ее на землю, ухватились за прикрепленные толстые веревки и натужно потащили вкруг деревеньки. Тяжелая конструкция длинными зубьями глубоко вгрызалась в землю, вынуждая мужчин прилагать неимоверные усилия, чтобы ее двигать.

Старшина, напрягая могучие мышцы, принялся напевно выкрикивать что-то похожее на заклинание. Сначала к нему присоединись соратники, а потом и другие сельчане, плотно обступившие изгородь с внутренней стороны. Дело пошло более сноровисто. Борона, оставляя в земле широкий взрыхленный след, ползла все быстрее.

Катя, ровным счетом ничего не понимая, глядела на происходящее широко раскрытыми глазами. Обнаружив рядом с собой кота, она недоуменно спросила:

– Что это они среди ночи такое придумали?!

– Когда борону волокут, значит, свое жилье обороняют. От бед, врагов, напастей всяческих. Так испокон веков заведено. Главное, с надлежащими приговорами полный круг успеть сделать. Иные, правда, борону на руках вокруг поселений носят. Но волочь по земле надежнее.

К этому времени мужчины благополучно управились с обрядом обороны. Истекая ручьями пота и шумно дыша, они торопливо вошли внутрь и прочно замкнули засовы на главных воротах. Остальные наблюдали за ними, храня полное молчание. Вдруг напряженную тишину нарушил голосок Дуняши.

– Тятенька, – робко спросила она, – а когда домой пойдем? Я спать хочу.

Михайло подхватил дочь на руки, трепетно прижал к себе и произнес:

– Потерпи, милая. Потерпи, хорошая. До первого лучика недолго осталось. Может, все и обойдется. Тогда и пойдем. Ладно?

Она, не совсем понимая, что должно произойти, а что миновать, согласно кивнула и доверчиво прижалась щекой к надежной отцовской груди. Тот же, нежно поглаживая любимицу, обратился к сельчанам:

– Давно нас никто не беспокоил, с бедой к нам не приходил. Но, видно, что-то изменилось. Внутри леса, там, за чертой, где ничего не выживает, что-то недоброе появилось, в нашу сторону рвется. Может, до рассвета и не успеет. Но всем быть начеку.

Люди плотно столпились на центральной улице и замерли в томительном ожидании. Несмотря на поздний час, никто и не думал расходиться.

Вдруг в воздухе возник повторный, рвущийся сверху тревожный скрип. Деревянная голова медведя заходила ходуном. Дуняша громко заплакала:

– Тятенька, скажи ей, чтобы не ворочалась! Мне страшно!

Сельчане подхватились и поспешили к изгороди. В сиянии отливавшей алым цветом луны было видно, как из леса стремительно потекла темная масса. С каждой минутой угрожающий поток становился все ближе, тускло отблескивая бугрящимся металлом. Постепенно он стал приобретать более явственные очертания. Катя пригляделась и обмерла. На селение, сопровождаемые дробным топотом, надвигались … Ягини! Правда, их было существенно меньше, чем тогда, когда они напали на Полканов.

«Наверное, те их в бою здорово потрепали, – предположила девочка. – А вот все равно им неймется! Опять в драку лезут. И с чего это вдруг?».

Обернувшись, она поделилась своими предположениями с котом. Тот чуть насупил брови, ненадолго задумался, а потом сказал:

– Странно получается. Только ты где появляешься, они – тут, как тут. Не ты ли им понадобилась?

– Я-то им зачем? – пожала плечами Катя. – Никого другого, что ли пленить нельзя да к работам приставить?

– Ну-у, – неопределенно протянул Баюн. – Вдруг хотят схватить тебя и возить по долам. Пока ты журчание нужное не распознаешь, которое ищешь. Может, наняты кем? Кроме Яги они никого в грош не ценят. Значит, она? Сама или попросил кто? Не знаю.

– Кажется, я знаю, кто, – начала догадываться девочка. – Озем.

Но продолжить разговор собеседники не успели. Ягини во весь опор скакали к околице и через миг были готовы сходу перемахнуть ограждение. Неожиданно кони передней шеренги разом встали на дыбы. А потом в замешательстве закружились вдоль внешней стороны борозды, не смея ее пересечь. Та же участь постигла и остальных. Строй смешался и превратился в беспорядочно снующую массу. Наездницы остервенело дергали за поводья, колотили лошадей по бокам и нервно кричали, подавая команды. Но все было тщетно, войско не продвинулось ни на пядь.

Краем глаза Катя заметила, как Михайло с надеждой поглядывает на небо.

– Все назад! – раздался преисполненный ярости голос Яжи.

Когда суматошная масса отхлынула, она в одиночку ринулась вперед. Но как ни понукала, ни теребила коня, он только в ужасе всхрапывал и шарахался в сторону. Тогда она обернулась к лесу и в отчаянии прокричала:

– Праматерь наша Яга! На помощь твою уповаем! Тело твое ослаблено боем с Кощеем, но голос все так же силен! Вразуми! Мы тебя услышим!

Лишь только последний звук ее призыва отлетел, как перед деревенькой воцарилась полная тишина. Наездницы застыли, как изваяния, затаили дыхание, а кони будто окаменели. Скоро из чащи послышалось какое-то неразборчивое гнетущее бормотание, которое постепенно начало набирать силу.

– Ух, ты! – сморщился кот. – Боюсь, с таким заклятьем они оборону точно прорвут!

Яжа, очевидно, уловив в голосе Яги нечто нужное, поспешно соскочила с коня и заскользила к воротам. Пружинисто покачиваясь на хвосте в нескольких шагах от борозды она понатужилась и начала изрыгать струи яда. Сначала они бились о невидимую преграду, стекали с нее и не причиняли никакого вреда. Но постепенно, подкрепленные доносившимися из леса мощными заклинаниями, стали прилипать к ней, набегать тяжелыми сгустками и пучиться зловонной желто-зеленой пеной. Наконец, многочисленные образующие ее пузырьки разом лопнули. Раздалось режущее слух шипение, и в магическом заслоне образовалась узкая, словно прожженная щель. Сначала Яжа, а за ней и остальные Ягини, спешившись, начали протискиваться через нее и устремляться к изгороди.

Михайло вновь с надеждой взглянул на восточную часть неба. Но она продолжала оставаться все такой же безысходно темной.

– Старшина! – раздался встревоженный голос Степана. – Медлить больше нельзя! По-другому не сдюжим! Подавай пример!