Мельница времени

Не успела она толком ничего придумать, как за ее спиной снова раздались ужасающие, холодящие сердце звуки бьющего молота. С каждым ударом они становились все ближе и ближе. Катя не на шутку всполошилась, потому что вдруг ощутила себя будто загнанной в западню: впереди – толпа нечисти, сзади – Трескун! Стоит лишь податься в сторону, обязательно кто-нибудь обнаружит! Тогда никакой надежды на спасение не будет! А уж о том, чтобы к Истоку прикоснуться и речь идти не может! Как же быть?!

Девочка в отчаянии ухватилась за одну из досок стены и резко потянула на себя. На удивление та без сопротивления и треска послушно подалась, и Катя проворно скользнула внутрь мельницы. Сначала, резко попав из освещенной местности в замкнутое, без окон пространство она не могла ничего разглядеть. Но постепенно глаза привыкли, и девочка начала различать окружающие предметы.

Прежде всего, она увидела мельничный постав, конструкцию, состоящую из двух массивных каменных жерновов. Верхний подвижный, звавшийся «бегун», устало лежал на нижнем, который крепили наглухо. От этого жернова, «нижняка», шел еще уцелевший наклонный желоб, по которому раньше двигалась готовая мука. За ним угадывались обрывки какой-то ветоши. Девочка сообразила, что это не иначе как пеклевальный рукав, служивший своеобразным ситом для просеивания муки и изготовлявшийся из шерстяной ткани.

Неожиданно со стороны колеса послышался натужный скрип, и оно едва заметно содрогнулось. Катя оторвала взор от жерновов и взглянула в ту сторону. Было впечатление, что мельница, вибрируя от внутреннего напряжения, пытается, во что бы то ни стало, противостоять навалившемуся лютому холоду, из последних сил заставить колесо двинуться и не замереть окончательно. Девочка поспешно приблизилась к стене, отделявшей внутреннее помещение от колеса и начала внимательно ощупывать доски в надежде обнаружить хоть какую-нибудь щель. Неожиданно от прикосновения ее теплых ладоней поверхность досок стала колыхаться и перетекать подобно водной глади, потом сделалась прозрачной и, наконец, пропала совсем. В это время луна вдруг сместилась, протиснула кусочек своего сияния сквозь зазор между мельницей и колесом и узенькой полоской пала на мерзлую поверхность реки. Там, точно спасаясь от трескучего мороза, из-под нижней лопасти блеснула небольшая лужица. Катя присела на корточки, склонилась и вгляделась в нее.

Сначала показалось, что это – просто не застывшая еще вода. Но тут от нее пахнуло какой-то необыкновенной неземной свежестью. Та, оставаясь вроде бы неизменной, тем не менее, с каждым мигом веяла чем-то новым и доселе неведомым.

«Как время, – мелькнуло в голове девочки. – Вот оно вроде бы всегда и везде во всем сущем царит, а постоянно меняется. Каждой секундой из прошлого в настоящее бежит, потом в будущее перескакивает, жизнь движением наполняет».

Словно в ответ ее мыслям водная гладь потемнела, углубилась до бесконечности, а затем разлилась бескрайним простором. Глазам девочки явилось нечто невообразимое. Было впечатление, что она смотрит в ночное небо, только не запрокинув голову, а сверху вниз. Сначала в нем замерцали одиночные робкие звездочки, которые постепенно принялись выстраиваться в созвездия. Потом появились туманности и галактики. Меж ними, то тут, то там периодически вибрировали пульсары, посылая волны во все концы вселенной и будоража скользящие в разных направлениях астероиды, метеориты и кометы.

Представшая изумительная картина Мироздания все больше раздавалась вширь, обволакивала девочку со всех сторон, словно доверительно допускала ее к своим тайнам. И чем больше та продвигалась внутрь, тем явственнее в ней зрела уверенность, что вот сейчас, сейчас возникнут долгожданные звуки, знакомое переливчатое журчание. Но услышать его Катя так и не успела, потому что уже совсем рядом с мельницей снова ухнуло с необычайной силой: бум-м-м-м!

Ветхое строение заходило ходуном, кое-где затрещало и в некоторых местах осыпалось трухлявой пылью. Вселенная мгновенно свернулась, будто канула в черную дыру, и заменилась лужицей. Ее поверхность, приняв сотрясение земли, пошла мелкой рябью, точно от ужаса и холода покрылась мелкими мурашками и начала стремительно уменьшаться в размерах – от краев к центру пополз кровожадный ледок. Катя бросилась ничком, буквально припала губами к водной глади и часто задышала, пытаясь отогреть ее своим дыханием. Это немного помогло. Лед дрогнул и замер, не в силах продвинуться более, оставив в середине крохотное величиной с пятирублевую монетку молчаливое окошечко.

«Так это Исток или нет?!», – судорожной мыслью металась девочка.

Тут снаружи, заглушая вопли и визг нечисти, раздался обращенный к Трескуну голос Озема:

– А ну-ка вдарь еще разок! Наверняка чтоб было!

– Ага! – с готовностью отозвался тот. – Это мы враз уладим!

Судя по раздавшемуся натужному вздоху, Трескун, было, взметнул свой молот, как вдруг замер.

– Ну, ты чего там?! – окликнул его Озем.

– Постой, – отозвалось в ответ. – Изнутри будто человеческим теплом тянет. Сейчас проверю.

Понимая, что с его приходом в мельнице воцарится нестерпимый холод, девочка вновь принялась отогревать не затянутую льдом поверхность. Дышала и прислушивалась, дышала и прислушивалась. Вдруг зазвучит?! Благодаря ее стараниям водное пятнышко несколько расширилось.

За стеной послышался приближающийся в такт шагам скрип снега. Затем раздался сокрушительный удар, дверь разлетелась в щепы, и в проеме возникла мрачная косматая тень. На ее фоне проступали лишь жуткие, отливающие ледяным блеском глаза, которые вращались из стороны в сторону и внимательно обследовали пространство. Наконец, они уперлись в распластавшуюся девочку. Рот Трескуна искривился злобной усмешкой, а руки крепче ухватили рукоять молота. Катя проворно вскочила на ноги и, сама не зная, почему инстинктивно заслонила собой лужицу. Старик вгляделся в нее и невольно попятился.

– Опять ты?! – в испуге пробормотал он.

Мгновенно сообразив, за кого ее приняли, девочка запрыгала на одной ножке, закружилась и звонко запела:

– Ла-ла-ла, ла-ла-ла, начинаем рассказ …

Трескун опрометью ринулся наружу. Пользуясь моментом, Катя вернулась к не затянувшемуся пятачку и снова принялась дышать на него. Пока она отвлекалась на грозного старика, окошечко снова сузилось от холода.

«Ну, давай, миленькое, оттаивай, расширяйся! – мысленно молила его девочка. – Наберись сил, подай знак, зазвучи! Чтобы я точно знала, Исток ли ты!».

– А-а-а! – раздался жуткий вопль.

Внутрь мельницы снова вломился Трескун и громко захохотал:

– Я понял, ты – не она!

– Это почему же? – удивленно воскликнула Катя, все еще пытавшаяся держаться браво.

– Потому! – рявкнул старик. – Посмотри на себя!

Девочка окинула взором свою одежду и только тут поняла, что сейчас она на Снежевиночку никак не походила. Спортивная короткая куртка вряд ли могла напоминать пышную шубку, а от меховой оторочки по рукавам и подолу не осталось и следа – все до последнего клочка сорвали безжалостные ветры.

– Ну, держись! Сейчас за все поплатишься! – закричал Трескун, схватил ее за руку и поволок наружу.

Как девочка ни сопротивлялась, ни упиралась ногами, но такой мощи противостоять не могла. Уже находясь в дверном проеме, она вцепилась в косяк, что позволило ей на миг задержаться и окинуть прощальным взором таившуюся под лопастью, но так и не зазвучавшую проталинку. И в это самое мгновение вдруг … раздалось! Оно, знакомое переливчатое журчание! Печальное, просящее защиты и помощи. И едва различимое. Словно докатившись из глубин Мироздания, потратило последние силы, чтобы с трудом протиснуться в копеечное отверстие и дать о себе знать.

«Эх, была бы уверена, – промелькнуло в голове Кати, – раньше коснулась бы! Теперь-то как быть?!».

Тут последовал резкий рывок, и вместе со своей стремительной мыслью девочка пулей вылетела наружу. Толпа отвратительных образин замерла и удивленно воззрилась на пленницу.

– Это такое чего?! – озвучивая общий вопрос, подскочил к Трескуну один из Хухликов, выделявшийся из всех вызывающе развязными манерами.

– Шпионка, – прогудел тот. – Что-то удумала, коли так тщательно скрывалась. Вот только, что, уразуметь не могу.

– Пытать ее, пытать нещадно! – в остервенении завопило сборище. – Пусть Святочницы ею займутся, сразу заговорит!

Жуткие бессловесные старухи, потрясая острыми когтями, с угрожающим рычанием двинулись к жертве. Девочка, понимая свое критическое положение, попыталась вырваться. Но не тут-то было – запястье безжалостно сжимала чудовищная ледяная хватка. Вдруг ее отчаявшееся сознание пронизала неожиданная мысль! Катя изловчилась и вцепилась зубами в руку Трескуна! Раздался громкий хруст. Точь-в-точь такой, который обычно возникает, когда опьяненный до головокружения, до истомы во всем теле весенним теплом стоишь у прогретой стены дома и с вожделением надкусываешь упавшую с крыши сосульку. Грызешь ее малюсенькими кусочками, но не глотаешь, а выплевываешь, чтобы не застудить горло перед долгожданными каникулами.

Трескун от неожиданности шарахнулся в сторону. Он высоко вскинул поврежденную руку, и оторопело воззрился на нее.

– Она …, она …, она меня укусила, – растерянно бормотал он. – Она! Меня!

Толпа возмущенно зароптала.

– Хватит время впустую тратить! Его и так не осталось! – перекрывая общий гул, ухнул разъяренный голос невидимого Озема.

«Ишь, ты, хитрец! – подумала Катя, шаг за шагом отступая в сторону мельницы. – Так и не появляется! Чтобы потом с него за все безобразия спросить было нельзя».

– Принимайтесь за дело! – снова прокричал он. – А эту казнить, не медля!

Святочницы подхватились и бросились на девочку. Та увернулась и так резко отпрыгнула назад, что из ее кармана со звоном выскользнула мелочь, полученная на сдачу перед посещением катка: новенькие, блестящие монетки. Поднимать их было некогда. Девочка, не отрывая настороженного взгляда от надвигающихся старух, продолжала пятиться.

Лишь только сияющие кругляшки оказались на льду, как Святочницы с алчным урчанием бросились к ним. Каждая, яростно отталкивая, царапая и таская за космы других, стремилась первой заполучить вожделенную добычу. Завязалась беспощадная драка. Да оно и понятно. Эти кровожадные существа всегда питали слабость к украшениям и разным блестящим штучкам. Только их завидят, сразу обо всем на свете забывают. В прежние времена, поговаривают, многие столкнувшиеся с ними только тем и спасались: кинут им под ноги что-нибудь яркое и дёру.

Пользуясь моментом, Катя развернулась и бросилась к мельнице, понимая: она, во что бы то ни стало, должна прикоснуться к Истоку. Правда, Хухлики и Кулешата пытались помешать ей. Они истошно визжали, подпрыгивали и висли на ее брючинах. Но девочке каждый раз удавалось стряхивать их резкими движениями ног и бежать дальше. До мельницы оставалось буквально несколько шагов, как вдруг откуда-то сверху прямо ей в лицо ударил сноп света. Луна моментально поблекла, а звезды исчезли. Он был таким нестерпимо ярким, что у девочки сразу перехватило дыхание. Она резко зажмурилась и встала, как вкопанная. Осознавая свою полную беспомощность, Катя с горечью подумала:

«Ну, надо же! Опять этот Озем со своими коварными выходками!».

Поток не унимался и ослеплял даже через плотно сомкнутые веки. Девочка, не в силах больше терпеть, прикрылась рукой и отвернулась. Когда она немного пришла в себя и вновь открыла глаза, то вздрогнула от неожиданности и изумления.

Все окрест залило бушующим золотистым сиянием, словно это была не густая зимняя полночь, а торжествующий разгар весеннего дня. Русло реки сплошь усеивала нечисть, застывшая в самых невообразимых позах, в которых их застал неожиданно павший свет. Хотя иные наиболее стойкие все же пытались шевелиться. Но двигались они, будто в оцепенении, вслепую, постоянно натыкаясь друг на друга.

Постепенно сияние начало сжиматься. Сначала оно сузилось до размеров ширины русла, затем сдвинулось на его середину, словно обозначило фарватер и, наконец, приобрело форму остро отточенного клинка. Его обжигающее острие напряженно уперлось в лед. Тот зашипел, начал исходить горячим паром, истончаться и таять без следа. Скоро по центру реки пролегла широкая и длинная промоина. С небес тут же повеяло ветром. Воздушные потоки заколыхали раскинувшиеся снега и погнали их легкой поземкой. Катя вскинула голову. Меж вновь возгоревшихся звезд в вернувшейся темноте кружили непонятные тени. С каждой секундой они все более приближались, пока не достигли земли. Девочка пригляделась и не поверила своим глазам – на берега с небес опускались звери и птицы. Кого здесь только не было! Медведи, волки, лисы, барсуки, гуси, утки, цапли, аисты. Даже мыши с бурундуками были, не говоря уж о синицах, соловьях и пеночках. Да всех и не перечислить. Потому что это явились пребывавшие в благодати Вырия Старые, основатели всех видов и родов обитавшей на земле живности. Как и подобает настоящим пращурам, все они были невероятных размеров.