В это время процессия через распахнувшиеся ворота въехала внутрь. Катя проворно откинула полы кафтана, которыми она была укрыта и собралась, было, соскочить с коня, как ее остановил оклик.
– Ты куда?! – ахнул Клык.
– Не до празднеств мне сейчас, спешить надо, времени совсем нет! – скороговоркой выпалила девочка.
– Э-э, не дело это, – возразил собеседник. – Псарю уж, поди, доложили, какая гостья к нам пожаловала. Уйдешь, не поклонившись, неуважение выкажешь. Он, как от Берендеев весть получил, все познакомиться с тобой мечтает. Хоть на минутку загляни. Порядок соблюдешь, поздороваешься, тогда и идти можешь.
Понимая, что своим неожиданным уходом она и вправду кого-то обидит, Катя согласилась.
– Хорошо, – кивнула она, – только недолго, пожалуйста. – И, желая уточнить, спросила: – А как ты правителя вашего назвал?
– Псарь, – повторил Клык. – Тот, кто псами управляет, как царь – людьми.
Несмотря на царящее в душе беспокойство, девочка, пока ехали, с любопытством поглядывала по сторонам. Они пересекали довольно просторную площадь, вокруг которой сгрудились аккуратные двухэтажные домики, сложенные из крепких сосновых бревен. В каждом приветливым светом мерцали зажженные лучины, которые через оконца окрашивали пышные сугробы теплыми отблесками пылающего пламени. В воздухе витал густой дух только что вынутой из печей свежей сдобы. Внутренние подоконники домиков и впрямь утопали в изобилии разложенной на них румяной праздничной выпечки. Чего там только не было! На аппетитные кружки блинков и оладьев набегали извилистые кудели пряженцев, больше известных нам под названием «хворост». Меж них пыхали жаром присканцы, маленькие лепешечки, тесто для которых набиралось размером «в одну ложку». То тут, то там пышными боками круглились вертуны, пухленики, бабки и битки.
Перехватив взгляд Кати Клык пояснил:
– Вишь, следуя традиции, разложили Трескуна задобрить, чтобы мороз поубавил.
– Ага, дождешься от этого вредины, как же! – сварливо пробормотала девочка.
Тут путники достигли большого терема, по стенам и окнам украшенного богатой резьбой. У крыльца они спешились и по широким ступеням поднялись к парадному входу. Сразу за дверью им предстала просторная зала, гридница. Вся она была уставлена столами, ломившимися от яств. Однако пока трапезная была пуста. Наверное, гости ожидались к более позднему времени. Лишь в ее дальнем от двери краю за главным столом виднелась одинокая слегка ссутулившаяся фигура, голова которой очень напоминала любимого Домара.
– Вовеки здравствовать тебе, псарь! – громко произнес Клык. – Гляди, кого я с собой привел! Та самая, которая детей Берендеев спасла!
И, тихо рассмеявшись, шепотом обратился к девочке со словами:
– Вот ведь правильно говорят, что нет худа без добра. Если б тогда тебя Ягини у нас не отбили, ты бы к Берендеям не попала и их бы не выручила.
«Если бы не попала, Яжа с Оземом наверняка там не появились», – подумала Катя, но решила не возражать.
Псарь поднялся и гостеприимно распахнул руки.
– Ах, ты ж, радость какая! – воскликнул он. – Ну, проходи, проходи, присаживайся. Поведай подробно, как все было. Послушаю с удовольствием.
Девочка вопросительно взглянула на воина. Тот смутился, но потом все же выдавил:
– Не взыщи, псарь, что беседа не получится. Гостья наша торопится больно. Только и зашла, чтобы дань уважения тебе отдать. Следующим разом, когда у нас будет, тогда уж непременно погостит и все расскажет.
– Эх, вы, молодежь! – покачал головой псарь. – Все вам «в другой раз» да «после». Того не ведаете, что ничего не бывает потом. Бывает либо сейчас, либо никогда. Ну, да ладно. Понимаю, дело – прежде всего. Я и сам такой.
Судя по ласковому, почти отеческому тону его голоса он, к радости Кати, не обиделся. Тем не менее, она все же чувствовала некоторую неловкость, поэтому сказала:
– Я с удовольствием побуду с вами, но, если можно, совсем немножечко. А то мне действительно бежать надо.
– Вот и ладно! – с довольным видом произнес хозяин. – Проходи, угощайся. Только близко не садись. Я себя чувствую неважно, неровен час заразишься.
– Простудились? – сочувственно спросила девочка, усаживаясь поодаль.
– Хуже, – отвечал собеседник. – Лишь зима наступила, одна из трясавиц, Гнетуха, в покои проникла. Как, ума не приложу. Уж и окна не отворяем, и двери не распахиваем. А вот ведь протекла-таки. И повадилась каждую ночь в одрицу мою, опочивальню, значит, являться. Как навалится, как придавит! Да при этом еще лохмотьями своими неистово трясет. А они у нее сплошь в каких-то звездах тягостных и полосах удушливых. После этого грудь ломит, кашель колотит, из жара в холод бросает. Не сплю совсем, измаялся! Одна надежда, что весна придет. Морозы спадут, она и уберется восвояси. Вот только хватит ли сил до оттепели дотянуть? Стар я уже.
Он тяжело вздохнул, еще больше сгорбился и умолк.
– Неужели на нее управы никакой нет?! – воскликнула Катя.
– Да чего только не пробовали, – покачал головой псарь. – И травы всяческие по стенам развешивали, и дымами редчайших кореньев постель окуривали, и заговоры во множестве произносили. Ничего не помогло!
– Да-а, – задумчиво протянула девочка и машинально забарабанила пальцами по столу, – вот незадача-то.
Тут ее взгляд упал на собственное запястье, и она сразу оживилась. Поднявшись, девочка проворно подошла к псарю и протянула снятую с руки витую нить.
– Вот, наденьте, – произнесла она. – Вдруг поможет?
– Человеческий науз?! – удивленно округлил глаза собеседник. – А разве можно передавать его другим, да еще тем, кто из чужого народа?!
– Думаю, что можно, – заверила Катя. – Если от чистого сердца это делать. Тогда оберегающие силы, которые человек для себя в него собирал сразу другому служить начнут.
Будто в подтверждение ее слов науз тут же обвился вокруг руки псаря и затянулся надежным узелком. Лишь только это произошло, как сверху из одрицы понеслись жуткие звуки. Там что-то загрохотало, точно некто, охваченный безумством, опрокинул мебель, заскрежетало зубами, протяжно завыло и принялось шарахаться, сотрясая стены. Псарь от неожиданности вздрогнул, а Клык предупредительно выхватил из ножен саблю.
– Быстро наверх! – скомандовал псарь. – Окна – нараспашку!
Воин подхватился и, гулко стуча сапогами, опрометью бросился по лестнице на второй этаж. Вскоре в опочивальне протяжно заскрипели петли, часто захлопали створки окон, и вой, постепенно удаляясь, пропал.
– Все в порядке, государь! – раздался бодрый голос вновь появившегося в гриднице Клыка. – Убралась Гнетуха!
Псарь с облегчением откинулся на высокую спинку своего стула. Казалось, что ему стало значительно лучше: расправились плечи, восстановилось ровное дыхание.
– Вот это, да! – только и мог вымолвить он. – Не ожидал, что так получится! – И, обратившись к Кате, произнес: – Даже не знаю, как благодарить тебя, спасительница!
– Да никак не надо, не беспокойтесь, – ответила девочка, а потом добавила: – Если можно, я побегу тогда, ладно?
– Что ж у тебя за дело такое неотложное, коли до утра остаться не позволяет? – всплеснул руками хозяин. – Ну, да ладно, неволить не могу. Решила идти, иди. Только, чур, уговор: возьмешь с собой провожатых. Одну не отпущу – ночь на дворе скоро.
Катя решила не тратить драгоценные остатки времени на споры и возражения, поэтому согласилась.
– Только пусть они на расстоянии идут, – попросила она. – А то у них доспехи громко бряцают, мне помешать могут.
– Хорошо, хорошо, – закивал головой псарь, – как прикажешь. Коли надо, беззвучными тенями за тобой следовать будут. – И обратился к Клыку: – Ну-ка, покличь свой разъезд!
Тот развернулся и поспешил к парадной двери, за которой и скрылся. Пока ожидали его возвращения хозяин, не в силах унять радостное волнение, расхаживал по зале взад и вперед, с довольным видом потирал руки и неустанно повторял:
– Нет, ну это надо же! Как получилось-то, а?! Ни заговоры не помогли, ни травы, ни коренья! Разве что вода из верховий чудодейственного течения принесенная Гнетуху немного угомонила. Да и то ненадолго, пока не высохла. Но чтобы так разом, да еще через стены …! До сих пор поверить не могу!
Заслышав про воду, Катя насторожилась.
– А вы ее что, из реки взяли, не из источника? – спросила она.
– Н-ну да, – чуть запнувшись, неохотно ответил псарь.