Мельница времени

– Девонька! Вот, кто нам поможет!

Звери снова разом загалдели, но теперь уже оживленно, с надеждой. Катя немного смутилась и сказала:

– Я готова помочь, но только если это недолго будет. У меня времени почти не осталось, самой спешить нужно. Так что у вас случилось?

Медведь с шумом вобрал полную грудь воздуха, чтобы поведать, и все тут же угомонились.

– Напасть страшная приключилась, – начал пояснять он. – Трескун неожиданно навалился. Мало того, что до времени. Еще и свирепствует, как никогда допрежь. Лютует, спасу нет!

И уставился на Катю, ожидая ответной реакции. Та, честно говоря, не все поняла до конца, поэтому спросила:

– А Трескун, это – кто?

Звери в изумлении охнули, а медведь, донельзя округлив глаза, выдохнул:

– О самом суровом повелителе стуж не слышала?! Дед Трескун – царь морозов, корень зимы, ее государь! Неужто не знаешь?!

– Я только Деда Мороза знаю, – несколько смутившись, ответила девочка.

– О! – воскликнул медведь. – Ежели в ваших краях Морозко Дедом величают, знать превзошел он там батюшку своего Трескуна по всем статьям!

Тут только Катя сообразила, что Трескун, не иначе как предшественником Деда Мороза является. И решила уточнить.

– Если он – повелитель зимы, с чего тогда среди лета явился? Не понятно.

– Вот и нам не понятно! – подхватил медведь. – Сами головы ломаем, с чего вдруг?! И сколько это продолжаться будет?!

– Так вы бы спросили у него, – предложила девочка, а затем добавила. – Я думала, вам и впрямь помощь нужна. А на поверку все простым советом обошлось, – и облегченно вздохнула.

– Что ты, что ты! – в испуге замахал лапами медведь. – Такое никак не возможно! К нему и в обычный год не подступиться, а сейчас и подавно! Я же говорю, лютует! Не успеешь подойти, проморозит насквозь! Вот если бы ты сходила …, – и он заискивающе склонил набок голову.

Катя огладила свою курточку, потом оглядела густую шерсть медведя и с сомнением сказала:

– Боюсь, он меня скорее заморозит, чем тебя. У меня ведь куртка легкая.

– Да не в плотности дело, – принялся убеждать собеседник, – а в силе духа! Он лишь тех разит, кто ему противостоять не смеет, кто его боится. А на храбрых чары Трескуна не действуют. Ты, сдается, как раз из таких. Махонькая, а сама, вон, по лесам и долам одна путешествуешь.

Девочка ненадолго задумалась, затем слегка пожала плечами и промолвила:

– Что ж, давайте попробуем. А куда идти надо?

– Тут недалеко! – оживился медведь. – Мы тебя даже немного проводим.

И все дружной гурьбой двинулись в чащу. Лапы и копыта беспорядочно застучали о мерзлую почву и наполнили воздух дробным топотом и цоканьем. Скованный холодом лес выглядел непривычно. Сочная зеленая трава, листья и ветви, сплошь усыпанные морозной порошей, напряженно топорщились, словно остекленевшие. А на прикосновение к ним отвечали позвякиванием, тихим и печальным.

Так они прошли некоторое расстояние, как вдруг стволы находящихся в отдалении деревьев стали утрачивать свои очертания. Шедшая впереди Катя остановилась и внимательно вгляделась вперед. Оттуда им навстречу по земле с угрожающим шуршанием и потрескиванием, клубясь и посверкивая колючими искорками, катилось морозное облако.

– Ох, – всполошился медведь, – кажется, мы Трескуна своим шумом разгневали! – И обратился к девочке: – Не взыщи, дальше нам хода нет!

И звери разом бросились наутек.

Катя осталась одна. Она с оторопью взирала на клокочущий, неумолимо надвигающийся вал. Он приблизился, окутал ее с ног до головы, пронизал насквозь стылым дыханием и потек дальше. Стало нестерпимо холодно.

Через недолгое время Катя почувствовала, что немного пришла в себя и продолжила путь. А что оставалось делать, коли пообещала? Взялась за гуж, как говорится. Она двигалась быстрым шагом, отчего постепенно начала согреваться. Но вскоре увидела, что из-за стволов принялась наползать следующая пелена. Та уже не клубилась, а завивалась разрозненными потоками, подобно вьюге. Налетела, закружила, стараясь свалить с ног, и промчалась мимо. Хорошо, что в последнее мгновение девочка успела зажмуриться, не то все глаза запорошило бы. После этого она с содроганием ощутила, что теперь ее проморозило так, как никогда в жизни.

Удивительно, но в этот момент вместо страха, который следовало бы ожидать, в ее груди начало зарождаться и крепнуть справедливое возмущение.

«Да что ж такое! – с негодованием подумала она. – Трескун этот! Не выслушал, а уже набрасывается, будто я ему гадостей каких наговорила! Совершенно безобразно себя ведет!».

Нахлынувшие эмоции так разгорячили ее, что она тут же согрелась, приободрилась и бросилась вперед во всю прыть. Поэтому, когда навстречу ей с воем разбушевавшейся пурги вылетел очередной шквал, намереваясь сбить и распластать, девочка даже не замедлила шаг. Только наклонила голову, выставила вперед руки, пробилась сквозь напор ледяного ветра и устремилась дальше. Даже холода в этот раз не почувствовала. Пробежав в запале с дюжину саженей, она вдруг в изумлении остановилась. И было от чего.

Прямо перед ней высилась могучая ель, упиравшаяся вершиной чуть ли не в самое поднебесье. Ее нижние ветви провисали под тяжестью густой темно-зеленой хвои и широко расстилались вокруг. Меж ними у основания ствола прямо на промерзлой земле сидел мрачный босой старик с длиннющей бородой. Он был невысок ростом, но необыкновенно широк в плечах. Даже на расстоянии от них и его жилистого тела исходила грозная неземная мощь.

На старике была белая рубаха и такого же цвета порты. И то, и другое сплошь усеивала магическая, выполненная серебряной нитью вышивка из восьмиконечных звезд, крестов и «гуськов», завитушек наподобие латинской буквы «S». На плечах – небрежно накинутый белый овчинный полушубок, изрядно поношенный, прореха на прорехе, который вряд ли мог согреть. Хотя судя по всему, это от него и не требовалось. Сквозь его бесчисленные дыры наружу в беспокойном ожидании со свистом вырывались потоки морозного воздуха, грозившие обернуться безжалостными леденящими ветрами.

Голова старика была непокрыта. Впрочем, даже при большом желании такое вряд ли бы удалось. Его длинные жесткие лохмы беспорядочно торчали широко в стороны и высоко вверх. У концов серебристые с проседью, у корней свинцово-серые, они напоминали тревожные снежные тучи, из которых в любой момент обильно повалят хлопья.

«Так вот он какой, оказывается, повелитель зимней стужи, предшественник Деда Мороза!», – подумала Катя.

Она сделала пару шагов вперед и промолвила:

– Здравствуйте, Дед Трескун!

Старик никак не отреагировал, а продолжил в молчании заниматься своим делом. У него на коленях покоился большой молот, который он тщательно натирал рукавом, доводя до зеркального блеска. Тот был с длинной и прозрачной, как хрусталь, витой ручкой, в углублениях отдающей цветом старого окисленного серебра. Его ударную часть венчала так называемая лунница – повернутый рожками вверх месяц, – особый знак принадлежности к высшим силам тьмы и холода.

«Так увлеченно молот полирует, что не слышит ничего», – решила девочка, подошла ближе и повторно приветствовала старика.

Тот лишь ниже склонил голову, насупился и стал тереть еще интенсивнее, будто ее совсем и не заметил. Катя отважилась, подступила еще на шаг и громко сказала:

– Дед Трескун, вы меня слышите?!

Старик задрожал, словно начал наполняться яростью, отложил свое орудие и уставился на девочку. Взгляд был совершенно жуткий! Из темных и глубоких впадин, прикрытых нависающими косматыми бровями в нее вперились ненавидящие глаза, похожие на мутные безжизненные льдинки. Его уста медленно разомкнулись и испустили облачко морозной измороси. Оно ненадолго зависло в воздухе, слегка поколебалось из стороны в сторону и неожиданно изошло звуками.

– Добралась-таки, человеческое отродье! Унизить меня решила! – прозвучал глухой, будто рвущийся из глубокого мрачного колодца голос.

– Вовсе нет! – воскликнула Катя. – Я просто поговорить пришла.

Старик злобно скривился и исторг изо рта очередную партию инея.

– Пришла?! Поговорить?! Да ко мне испокон века на брюхе подползти страшились, лицо от земли на мизинец приподнять!

– Ползком до вас добираться очень долго получится, – ответила девочка, – времени на это совсем нет. Я только спросить хотела и дальше собиралась идти.

– Ах, ты, нечестивая! – в гневе затрясся Трескун. – Мало того, что перед всеми унизила, чарам моим не поддалась, будто я бессильный какой! Еще и на посмешище выставляешь! Времени у нее, видишь ли, на меня нет!

– Да вы неправильно поняли …, – попыталась объяснить Катя.

Но старик не дал ей договорить. Он вскочил и так затопал ногами, что по лесу покатился дробный гул, как от горного камнепада. От этого ближние к ним деревья зашлись крупной дрожью, словно от обуявшего их ужаса. А из-под ступней Трескуна в сторону девочки веером полетели острые, как лезвия, льдинки. Та успела вовремя отпрянуть и с возмущением выкрикнула: