Превратности судьбы

– Использовать мировой опыт. Если результаты не устроят, настойчиво требовать перевыборов.

– И так до бесконечности? Нет, это не вариант, – огорчил сидящих за столом небритый.

– Так что же будем делать?

Возникла пауза, над тарелками и рюмками повис табачный дым. Я же тем временем пытался найти хоть какой-то смысл в происходящем. Если и в самом деле это был интеллектуальный штурм, то прежде я представлял его себе несколько иначе.

– Господа! Так уж случилось, что я раз десять был в Латинской Америке… – снова прорезался отставной министр.

– Ну вот опять. Снова наш самый долгоиграющий политик, – усмехнулся Степан.

– Не перебивайте! Я постараюсь кратко, тезисно. Так вот, что нас объединяет? Бедность, господа! И там, и здесь, в России, бедные люди не хотят работать. И верят они даже не в вождей, но, что совершенно поразительно, в чудо и в халяву.

– И что отсюда следует?

– А то, что надо поддержать в народе эту веру.

– Это вы к тому, что через двадцать лет весь мир будет жить при коммунизме? То есть, пардон, я говорю о всеобщем либеральном процветании – снова отличился артист.

– Ну, это уже какой-то оппортунизм! Тут даже не пахнет демократией. Нельзя обещать того, чего попросту нет или никогда не будет. Стыдно, господа! – возразил курчавый.

– А чего стесняться, когда борьба идёт за власть? – сказал болезненного вида гражданин, до этого, в основном, молчавший.

– Вот именно поэтому мы не хотим блокироваться с вашей партией. В том смысле, чтобы за единого кандидата голосовать, – попытался объяснить бывший министр.

– Тогда все проиграем.

– И пусть! Предпочитаю честно проиграть, но только чтобы потом не плевали на мою могилу, – вдруг воскликнула Раис.

– Да она бурьяном зарастёт. Никто и не вспомнит, что был когда-то такой совестливый политик, который ничего не решался людям обещать.

– Пусть так, лишь бы не плевались, – обиделась Раис. – Да и вообще, вам этого не понять. Недаром говорят, что управляют вами то ли с Лубянки, то ли из Кремля.

– Всё это враки! В этой сплетне нет ни на йоту логики.

– Ну, не совсем так! – возразил курчавый. – В существовании мелких партий есть для Кремля кое-какая выгода. Особенно, если их лидеры не в состоянии между собой договориться. Тогда работает принцип: разделяй и властвуй!

Судя по нескольким высказанным мыслям, этот курчавый журналист оказался не так уж глуп, как мне в начале показалось. Если бы ещё не был графоманом…

– А вот насколько это будет хорошо, если наш лидер окажется на нарах?

Этот неожиданный вопрос задал тот самый, с голым черепом и щетиной на лице, который за последние несколько минут не произнёс ни слова. Видимо, что-то там обдумывал, и вот, наконец, заговорил. А что, пожалуй, это мысль! Я уже догадывался, что он дальше скажет. Так, в общем-то, и произошло.

– Кого ты имеешь в виду? – спросил жизнерадостный артист, который явно для роли жертвы не годился.

– Да кого ещё? Только Леонида.

– Но он же не совсем наш.

– Он вообще ничей, вот как, к примеру, Влад, – добавила Раис, которой эта мысль тоже, видимо, понравилась.

– Послушайте, но так нельзя! – экс-министр был возмущён. – Тут столько времени тратишь на поддержание приемлемого имиджа, и вот является некто, причём ни с того и ни с сего, и ему вдруг такой почёт.

– Какой же почёт, когда он сидит? Вот если бы он был памятник… – попытался пошутить артист.

– Шура, вас такие шуточки не красят.

– Виноват, – заткнулся Шура, с опозданием что-то осознав.

– В общем, так, – подвёл итог небритый, – давайте это предложение проработаем к следующему заседанию. Ну а теперь, – он криво усмехнулся, – теперь Шура нам споёт. А ну-ка живо на эстраду!

Из того, что было дальше, остался только вкус скверного коньяка во рту, обрывки матерных анекдотов, да ржание Шурика, который предпочитал кривляться, а не петь. Надо полагать, в тот день он был просто не в ударе.

Глава 42. Он и она

Ну что это за сюжет! Прямо, как в плохом романе. С какой стати мне его спасать? Одно дело Лулу, но я же считал тогда, что это моя дочь. Да если и не так – ведь жалко было бы отдавать на растерзание девчонку. А что теперь? Серж – это совершенно посторонний человек. Сам за себя должен отвечать, так зачем же мне корячиться? Ах, если б не Катрин… Ну как я посмотрю в её глаза?

И вот ещё о чём подумал. Видно, уж так устроена моя судьба: сначала много чего надо в жизни испытать, затем случившееся переосмыслить, а после непременно описать – то ли в надежде на скорый результат, то ли в назидание потомкам. А дальше, что ж? Дальше, как получится.

Однако сейчас всё слишком уж запутано, и разобраться в этом не могу никак. Такое впечатление, что хожу вокруг да около, не в состоянии понять, что тут к чему, как это всё устроено. Надо бы посоветоваться, и вместе с тем, не хотелось бы никого в это дело вовлекать. А то, не дай бог, случится с ним беда, причём опять из-за меня, тогда и вовсе – хоть в петлю лезь, хоть снова уходи в запой, чтоб никогда уже не возвращаться.

Тут, словно бы по чьему-то повелению Он и возник из небытия, воскрес в тот самый момент, когда я на это даже не надеялся. Да после того, что мы тогда наговорили… Но что поделаешь, так получается, что теперь не до обид. Примерно это и сказал.

– Да я не обижаюсь. Как говорится, кто прошлое помянет… Вот только в твоих нынешних делах я не помощник, сразу хочу тебя предупредить.

– Но почему? Чего тебе бояться?

– Боязнь тут ни при чём. Всё гораздо глубже… Даже и не знаю, как сказать…

– Что-то я прежде такого за тобой не замечал.

– Видишь ли, за время нашей размолвки мои взгляды изменились.

– Какие ещё взгляды? У тебя всё должно быть так, как у меня.

– Эх, милай! Похоже, ты совсем переутомился. Даже забыл, что на то и существует «второе я», чтобы в принципиальных вопросах быть оппонентом, а вовсе не поддакивать. Я не желаю вечно быть в роли попугая!

– Да никто тебя не заставляет. Только помоги!

– Как я могу тебе помочь? Если бы ты согласился постоять в пикете у прокуратуры, я бы с радостью…

– Да ты пойми, я не могу участвовать в том, во что не верю. Ведь это же всё без толку!

– Ты извини, но эту твою подковёрную возню я не одобряю. Порядочный человек так не должен поступать.

– Что ты имеешь в виду?

– Да эти телефонные переговоры. Дошло уже до того, что пошёл к прокурору на поклон.