Воспоминания и рассказы

Через два года Галя стала и мне намекать на женитьбу, она уже училась на выпускном курсе и впереди было распределение. Я учился на четвертом курсе, впереди еще полтора года учебы, денежное довольствие всего 87 рублей, которого с трудом на одного хватало, поэтому жениться еще не собирался, и этих намеков «не понимал». Кроме того, если мы и после свадьбы будем так же ругаться как сейчас, то больше чем полгода мы вместе не проживем, такая перспектива пугала.

– Вот уеду я по распределению в какую ни будь деревню, – спрашивала меня Галя, – что потом делать будешь?

– Буду к тебе приезжать по выходным, – отвечал я. – Поженимся, когда закончу училище.

– Потом я не смогу поехать с тобой по твоему распределению пока три года не отработаю там, куда меня пошлют, – нагоняла на меня страху Галя.

– Ничего страшного, – успокаивал я ее, – подождем пока ты отработаешь.

– Мне не нужно, чтобы ты ко мне туда приезжал и меня компрометировал, – переходила в новое наступление Галя, – или женись сейчас, чтобы мне выдали свободный диплом, или мы расстаемся.

Пришлось пообещать, что женюсь до окончания ею училища. Залез в кассу взаимопомощи и купил кольца, не по размеру, какие были в продаже, золото дорожало на глазах, и кольца раскупали моментально. Потом отдали их на переплавку для изготовления колец нужного размера. Купил также пригласительные открытки на свадьбу. Галя решила познакомить меня со своей теткой Дусей, и осенью мы поехали к ней в гости. Тетка была очень разговорчивой, выдавала информацию, нужную и ненужную, со скоростью сто слов в минуту. Через десять минут общения, мы уже знали все и о ее жизни, и о жизни ее семьи, в том числе и то, что к ее дочери Наде ходит молодой человек, который у них ночует, и кто знает, чем они там по ночам занимаются. Поскольку свободной у нее была только одна кровать, то положила она нас спать вместе, хотя Галя и возражала. Но Галя была исключительно целомудренной девушкой, до свадьбы никаких постельных отношений.

О предстоящей свадьбе родители Гали ничего не знали, да и мои тоже. На зимние каникулы я уехал домой. Мама собралась постирать мои грязные вещи, залезла в мой чемодан и увидела пригласительные свадебные открытки. Галина мать также узнала о предстоящей свадьбе случайно, когда Галина двоюродная сестра привезла ей отрез гипюра на платье, и, в отсутствие Гали, вручила его матери. Заявление мы подали в феврале, но желающих пожениться было очень много, ближайшее свободное для росписи время было только 22 апреля, четверг, на этот день мы и записались. Нам выдали пригласительный билет в салон для новобрачных, мы в него несколько раз сходили, посмотрели на изобилие дефицитных товаров, которые мы теперь могли купить, но покупать было не на что, так как жених был гол как сокол. Купили только какую-то мелочевку, типа дамской сумочки, точно уже на помню.

В марте Галя пригласила меня к себе в село на день рождения, чтобы познакомить с родителями, ей исполнялось 18 лет. Заодно познакомился с ее двоюродной сестрой Галей и ее мужем Женей, которому в ближайшее время нужно было идти в армию служить срочную службу. Знакомство с родителями прошло нормально, только баба Настя сказала, что свадьбу нельзя играть, поскольку она попадает на пост. Я их успокоил, сказав, что ничего страшного, мы без них обойдемся, сыграем свадьбу в Харькове, как уже сыграли многие из моих товарищей. Бабка еще раз что-то посчитала, и сказала, что она ошиблась, поста нет, можно играть. Принципиально вопрос со свадьбой был решен. При получении паспорта выяснилось, что Галя вовсе не Галя, а Анна, раньше на это никто не обратил внимания, но в свидетельстве о рождении на украинском языке было записано Ганна, а не Галя, а на русском – Анна, поэтому паспорт, естественно, получила Анна.

22-го апреля, в четверг, мы расписались и чисто молодежной компанией поехали на квартиру к Степановне, где был накрыт скромный стол с шампанским, вином, салатами и бутербродами, основная свадьба была назначена на субботу и воскресенье в Шелудьковке, человек на сто, хотя с моей стороны должны были быть только отец с матерью, крестная, двое родственников и десяток ребят. В комнате у Степановны было очень тесно, стол поставили между кроватью и топчаном, прохода практически не было, девушкам пришлось сидеть на коленях у парней, так как мест всем не хватило, но они, по-моему, из-за этого не обиделись. Так и отметили роспись. Для первой брачной ночи, сосед Степановны, Асеев, уступил нам свою комнату. Когда мы с Галей остались одни, видя, что я не знаю, как себя вести, она сказала: «Ты может хоть фату с меня снимешь?». Я снял фату и помог ей раздеться. Первая брачная ночь у нас действительно была первой.

Свадьба в Шелудьковке моим ребятам понравилась, они еще ни на одной свадьбе не видели такого изобилия выпивки и закусок. Гуляли два дня, а не один вечер, как на всех предыдущих свадьбах в училище.

Медовый месяц после свадьбы мы прожили врозь, встречаясь, как и раньше, в парке им. Т.Г Шевченко, или на подоконнике в подъезде у Степановны. Через месяц у сестры Асеева дети уехали на летние каникулы и на лето освободилась крошечная комната, размером в шесть квадратных метров, эту комнату мы и сняли. В ней стоял раскладывающийся вперед диванчик, стол-книжка, который раскладывался только при сложенном диване, и один стул. Дверь комнаты открывалась вовнутрь и разложенный диванчик ее перекрывал, чтобы ночью выйти в туалет, нужно было сначала сложить диванчик. Но мы и этому были рады, у нас была отдельная комната и мы жили вместе. Галя закончила училище и работала в поликлинике. Как-то в пятницу, она не пришла домой с работы. Я прождал ее до вечера, а потом поехал искать эту ее поликлинику, нашел быстро, но она была закрыта. Ночью глаз не сомкнул, а утром поехал туда опять, но там про Галю ничего не знали, дали только адрес врача, с которой она работала, и которая жила далеко в деревне под Харьковом. Сел в автобус и поехал в эту деревню, нашел дом, но там никого не было, соседи сказали, что хозяин ушел на озеро на рыбалку. Там я и нашел хозяина, ловившего прекрасных крупных карасей, весом не менее 300 грамм, я даже позавидовал такому улову. Изложил ему суть моей проблемы, он сказал, что жена ушла к подруге, быстренько свернулся, и мы пошли искать его жену, которая и была тем врачом, с которым Галя работала на приеме. Выяснилось, что вчера Галю отправили в пионерлагерь с группой диабетиков, которым никак нельзя оставаться без присмотра медицинского работника. Где находится пионерлагерь и почему Галя мне ничего не сообщила, она не знала. Я был рад уже тому, что она жива и здорова, с остальным будем потом разбираться. Целую неделю от Гали не было никаких известий, и только вечером в следующую субботу она приехала домой. Я был страшно зол и набросился на нее с упреками. Оказалось, что она передавала мне записку с водителем, который их отвозил в пионерлагерь, но он не стал с ней заморачиваться, наверно просто выбросил. Ночью мы помирились, и утром я поехал провожать ее в пионерлагерь, куда она должна была срочно вернуться, теперь я уже узнал туда дорогу и мог ее там навещать. Домой она вернулась недели через три, лето к этому времени уже заканчивалось, скоро должны были вернуться дети хозяев, и нужно было искать новую квартиру.

Выход подсказал Толя Винокуров, который женился раньше меня и жил в коммунальной квартире на Павловом Поле, сказав, что в одной из таких комнат в соседнем доме не горит свет, следовательно, она не занята. Я обратился за помощью к начальнику политотдела училища полковнику Васильеву, который недавно принимал меня кандидатом в члены КПСС, рассказал, что женился в день рождения Ленина, а сейчас негде жить, начальник тыла, к которому я обращался, сказал, что свободных комнат нет, а я точно знаю, что по крайней мере одна свободная комната есть. Оказалось, что Васильев помнил меня по предыдущей встрече, и пообещал помочь. Через два дня мне выделили эту комнату, и я приступил к ее ремонту. Потолок и стены, по совету знающих товарищей, побелил разведенной эмульсионной краской, и это невозможно было отличить от обычной побелки. Покрасил пол, а когда он высох, притащил от Винокуровых односпальную тахту, которую они мне подарили, к тому времени они купили себе новую, двуспальную. Вопрос на чем спать был решен, оставалось решить вопрос на чем сидеть. Сходил в ближайший мебельный магазин за стульями. К сожалению, дешевых стульев не было, вообще-то, их была всего два, два добротных дубовых стула, но немного поцарапанных, поэтому их еще и не продали, да и цена кусалась – 14 рублей за стул. Но деваться было некуда, выложив половину своей зарплаты, я купил эти стулья. Минимальные бытовые условия были созданы, можно было переезжать на новую квартиру.

С переездом вообще никаких проблем не возникло, мы с молодой женой и всеми вещами поместились в обычное, даже не грузовое такси, у меня был только чемодан, а у жены и чемодана не было. И стали мы жить поживать и добра наживать. В этой коммунальной квартире на пять семей, на кухне у нас было только место для столика, но столика еще не было, поэтому еду готовили на кухне, а кушали в комнате, где у нас была старенькая тахта и два стула, все наше богатство. Со следующей зарплаты купили стол-тумбу на кухню, и теперь, как все нормальные люди, кушали на кухне, куда на время приема пищи выносили свои стулья из комнаты. Быт потихоньку налаживался, я привез из Шелудьковки старенький обшарпанный ламповый радиоприемник «Днепр-52», который валялся у тестя на чердаке, естественно неисправный, как потом оказалось, со сгоревшим силовым трансформатором, я отремонтировал его, вручную перемотав трансформатор. Теперь по утрам мы слушали радиостанцию «Маяк». Какие у них тогда были замечательные передачи на этой радиостанции. Мы каждое утро их слушали. Жизнь радовала, начали подумывать о замене узкой тахты, на которой переворачиваться ночью с боку на бок можно было только одновременно и только по команде, на что-то более широкое, но денег на это что-то пока не было, да и другая проблема обозначилась, уж больно неудобно мне было заниматься, сидя на тахте и разложив учебники и тетрадки на двух стульях. Со следующей зарплаты купили стол-книжку, на который переставили и радиоприемник с подоконника. Пока радиоприемник стоял за шторой на подоконнике, его обшарпанный вид в глаза не бросался, а на столе на него страшно было смотреть, пришлось приводить его в божеский вид, зачистил наждачной шкуркой корпус до дерева, обработал морилкой и несколько раз покрыл лаком, заменил декоративную ткань на лицевой панели. На столе красовался абсолютно новый радиоприемник, приятно было посмотреть, я был доволен собой, руки у меня, несомненно, росли с нужного места.

Потихоньку откладывали деньги на раскладной диван, но даже самый дешевый из них, стоил очень дорого – 114 рублей, половину этой суммы мы уже скопили, еще месяца три, и мы сможем его купить, закончатся наши мучения с односпальной тахтой. Мучения закончились раньше, тесть согласился оплатить половину стоимости дивана, видно Галя поговорила с ним по этому поводу, мы с Филиппом Ивановичем купили этот диван и на своих руках принесли его домой, благо, что нести было недалеко, каких-то полкилометра. Тахту мы подарили нашему новому соседу, Мишке Лукьянову, который только заселился, и у которого, как раньше и у нас, еще ничего не было. А нам, для полного счастья, пожалуй, больше ничего и не нужно было. Хотя нет, нужен был еще холодильник, и мы взяли его напрокат на двоих с Мишкой. Жизнь была прекрасна, мы с Галей любили друг друга и были счастливы. На выходные ездили в Шелудьковку, к родителям жены, откуда привозили картошку, а иногда и кусок мяса. Да с мясом и в Харькове проблем не было, в магазинах тогда его было достаточно. Продавцы даже спрашивали покупателей: «А Вам на первое, или на второе?». Это уже позже, когда я был лейтенантом, мясо в магазинах стало редкостью, и люди были рады любому куску мяса. Народ шутил, что мы семимильными шагами идем к коммунизму, и скотина за нами не поспевает. А пока что, все было хорошо. Галя готовила в основном второе, так как дома мы практически никогда не обедали, и только иногда первое: суп или борщ. Как-то раз, когда Галя уехала к родителям, и я был дома один, я тоже решил приготовить к ее приезду суп. Сварил, как и положено, на мясном бульоне, но он мне чем-то не понравился, хотя на вкус он и был нормальным. Спрашивал у всех соседей: «Чего в этом супе не хватает?», но все дружно сказали, что с ним все нормально. И только вернувшаяся жена, как только открыла крышку кастрюли, сразу спросила: «А ты в него зажарку бросал?». Конечно же нет. Про нее я как раз и забыл, поэтому суп и был таким бледным.

Как-то, мы привезли от родителей литровую банку варенья, которое хранилось во встроенном шкафу, где оно и забродило. Ну не выбрасывать же добро на помойку? Я перелил его в трех литровую банку, долил водой, и поставил обратно в шкаф. Через месяц, после сдачи очередного экзамена, я о ней и вспомнил, и предложил Мише Лукьянову опробовать полученный напиток. Вино получилось слабеньким по крепости, но очень приятным на вкус, и, сидя на кухне, мы вдвоем уговорили почти всю банку, только немного женам на пробу оставили. А когда встали со стульев, чтобы идти в свои комнаты, то оказалось, что ноги нас не держат, с трудом, держась за стены, добрались домой. Это был первый опыт приготовления домашнего вина.

С соседями жили дружно, никогда не ссорились. Если оказывалось, что на ужин нет хлеба, то можно было взять в столе у соседа, разумеется с отдачей, на это никто не обижался. Особняком держалась только пожилая, с нашей точки зрения, пара, капитан с женой, которые частенько из-за чего-то ссорились. У другой пары, адъюнкта Володи Попенко с женой Оксаной, настоящей украинской красавицы, было двое маленьких детей, младшая из которых Ира терпеть не могла ходить одетой и постоянно бегала по длинному коридору голышом. Не успевала Оксана надеть на нее платье, как она его тут же стаскивала и выбрасывала. Володя пытался подгуливать, и Оксана его частенько на этом ловила, но скандалов не было, она относилась к этому как-то снисходительно. Капитану дали квартиру, а в его комнату заселился еще один молодой парень с женой Ирой, которая была модницей, и сама шила себе прекрасные платья и халаты, что задевало нашу «королеву кухни» Олю, жену прапорщика. Оля пыталась подражать Ире, и тоже сшила себе халатик, но у нее это плохо получилось. Детей у них не было, но был маленький котенок, которого они называли Мики, а все соседи звали Микикеша.

На летние каникулы мы съездили ко мне в Вертиевку, где родители собрали близких родственников и моих друзей, и накрыли в честь нашего приезда праздничный стол. Галя привыкала к местному диалекту. Мама угостила нас своим любимым блюдом – налистниками, но Галя не запомнила их название, потом говорила, что ее угощали то ли карнизами, то ли плинтусами, и наконец вспоминала – наличниками. Как-то отец попросил ее набрать корзину калачиков, как у нас называли початки кукурузы, чтобы сварить молодую кукурузу, Галя решила, что над ней издеваются, как над Золушкой, калачики, с мелкими кругленькими плодами в виде сложенных по кругу круглых плоских семян, в изобилии росли во дворе, но она и за месяц не наберет их целую корзину. Узнала Галя также, что рудка, это большая лужа на дороге, которую нельзя ни обойти, ни объехать, недалеко от нашего дома их было две.

Мы вернулись в Харьков, и счастливая жизнь продолжалась. На удивление, мы никогда не ссорились, то, чего я так боялся, не происходило, и я был рад, Галя изменилась в лучшую сторону. Но однажды, Галя завелась на ровном месте, я ей что-то вяло возражал, под конец ругани она со злостью выпалила мне такое, что в пору было разводиться. Она явно старалась сделать мне больно, и ей это удалось. Я немного растерялся, в голове пронеслось: «Ну и змея. В кого я влюбился? На ком я женился?» Я не смог объяснить себе ее поведение. Насильно к венцу я ее не тащил, сама просила на ней жениться, а теперь, с завидным усердием, пыталась все разрушить. Разводиться мне не хотелось, поэтому придумал для себя оправдание ее поведению, и все спустил на тормозах.

К моему большому удивлению и радости, в течении следующих трех лет мы жили мирно, и как мне казалось, счастливо, у нас родилась дочь Лиля и все было прекрасно. Потом, правда, опять пошли ссоры, видно бабкины гены сказывались, чуть не дошло до развода, но это уже совсем другая история.

Экзамены

Говорят, что экзамены – это лотерея, кому как повезет. Элемент везения здесь действительно есть, но это не значит, что может повезти всем. Везет, почему-то, только некоторым, всем остальным обычно не везет. Помню еще в школе, моя одноклассница Оля выучила всего два билета из тридцати, и свято верила, что один из этих билетов ей и попадется. В такое везение никто кроме нее не верил, но на экзамене она вытащила именно один из этих двух билетов. Мне так никогда не везло, даже наоборот, стоило мне не выучить хотя бы один билет, как именно он мне и доставался, поэтому мне приходилось учит все. А в ВУЗах, уже достать сами билеты было счастьем. В отличие от школы, билеты нам уже никто не выдавал, выдавались только темы, вопросы по которым могут быть в билетах. По ним готовиться сложно. С билетами нас выручал Саша Особливец, который, начиная со второго семестра, всегда доставал билеты на предстоящий экзамен. Так вот, во втором семестре мы сдавали экзамен по аналитической геометрии. Я выучил почти все билеты, хотя для этого пришлось сидеть в ленинской комнате до трех часов ночи. Оставался последний билет, в котором зачем-то собрали в кучу аж шесть, хотя и довольно простых, теорем. Чтобы их прочитать, нужно было посидеть еще часа два, но уже очень хотелось спать, а поскольку подъем был в шесть часов утра, то я бы поспал всего час, а идти на экзамен с чумной головой – тоже не вариант. Я решил, что мне лучше оставшиеся три часа поспать, ну не может же мне попасться этот единственный не выученный билет, когда остальные тридцать пять билетов я выучил. Но, по закону подлости, мне достался именно этот, единственный не выученный билет, и на этом экзамене я получил единственную в своей жизни удовлетворительную оценку. Пару слов следует сказать и системе оценки знаний, существовавшей в то время в училище. В отличие от школы, оценка за ответы на вопросы билета не ставилась, это считалось только допуском к экзамену, оценка ставилась за ответы на дополнительные вопросы. К счастью, на все дополнительные вопросы я тогда ответил, но поскольку не ответил на один из вопросов билета, то выше удовлетворительной, общая оценка быть не могла.

Как-то мне пришла в голову мысль, что неплохо бы эти дополнительные вопросы самому себе готовить. Ведь это мечта любого студента, чтобы ему задавали те вопросы, на которые он знает ответы. Оставалось придумать, как заставить преподавателя задать именно эти вопросы. И я придумал. Все было предельно просто, отвечая на вопрос по билету, нужно преднамеренно умолчать о каком-либо нюансе этого вопроса. Если преподаватель хорошо знает материал, а большинство преподавателей материал знали прекрасно, он этот «промах» обязательно заметит, а чтобы убедиться, знаю я этот упущенный момент или нет, обязательно задаст по нему дополнительный вопрос. Задавать больше трех дополнительных вопросов преподавателям не рекомендовалось. Поэтому, если на три вопроса билета отвечать с умом, то три дополнительных вопроса уже подготовлены. Правда это не всегда срабатывало, некоторые преподаватели не очень хорошо знали материал, и не замечали неточностей в ответе, тогда приходилось отвечать на их дополнительные вопросы. Один раз я попал к такому преподавателю. В тот раз мы сдавали экзамен по элементарным электронным автоматам. Наше, первое учебное отделение имело, специализацию по автоматизированным системам управления, поэтому по этим автоматам нам давали материала в три раза больше, чем остальным трем отделениям. В одном из вопросов билета мне нужно было построить синхронный реверсивный сдвиговый регистр. Для меня это никаких трудностей не составляло, я мог построить десяток вариантов таких регистров, один из них я и нарисовал. А отвечать мне пришлось преподавателю, который проводил занятия в других трех отделениях, слушателям которых давали только азы этой науки. Он мне сразу сказал, что регистр я нарисовал не правильно.

– Почему не правильно? – спросил я.

– В учебнике другой нарисован, – ответил преподаватель.

– Ну и что? – возразил я. – Их можно нарисовать великое множество, и все будут правильными.

Начали разбираться с тем, который построил я. Я подробно рассказывал, что происходит с этим автоматом на каждом такте синхронизации. Уже дошли до пятого такта, преподаватель во всем со мной соглашался, но вдруг сказал: «А вот там, на втором такте, была ошибка». Вернулись к первому такту и стали все разбирать еще раз. Дошли уже до восьмого такта, когда преподаватель опять заявил, что в четвертом такте я допустил ошибку. Вернулись опять в начало. Мне это дело уже начало надоедать, и я предложил преподавателю такую схему ответа: он внимательно все слушает, и если не видит ошибок в ответе по данному такту, то мы цифру с номером этого такта зачеркиваем, и больше к нему не возвращаемся. В очередной раз мы разбирали работу схемы и дошли уже до десятого такта, когда преподаватель сказал, что в пятом такте была ошибка. Я показал ему на зачеркнутую цифру «5», и напомнил про уговор. На этот раз мы все-таки добрались до последнего, двенадцатого такта, схема была рабочей. Я получил заслуженную отличную оценку, но каких нервов мне это стоило.

Моим самым любимым преподавателем в училище был профессор математики Дринфелд Гершон Ихелевич. Преподавателя, лучше его, я в своей жизни не встречал. Старый еврей, ему в то время было больше семидесяти лет, для нас это был глубокий старик, и я боялся, как бы он случайно не умер, не закончив с нами занятия по математике. Это был уникальный человек, он в двадцать восемь лет стал профессором, и только в сорок лет женился. Лекции он читал вообще превосходно, внимательно следил за аудиторией, и как только замечал, что слушатели устали, рассказывал какую-нибудь историю, или анекдот. Этого было достаточно, чтобы усталость ушла, и лекция продолжалась дальше. Он никогда не задерживал нас после звонка об окончании занятия, как обычно делали другие лекторы, которые говорили: «Подождите минутку, я сейчас закончу». Он заканчивал лекцию на середине не дописанной формулы, а следующую лекцию начинал именно с этого места. Как-то раз, слушатель Мусахранов назвал его на русский манер Георгием Ивановичем. Он обиделся.

– Не смейте меня так называть, – сказал Гершон Ихелевич, – да, я еврей, и горжусь этим.

В училище таких преподавателей больше не было, близкими ему по мастерству были только два преподавателя в академии, профессор Ларин, и полковник Мартынов, который читал у нас «эффективность». Как-то Мартынов заболел, и две лекции вместо него читал подполковник Воробьев, из его лекций мы ничего не поняли. А когда Мартынов вернулся, мы пожаловались ему на прочитанные Воробьевым лекции. И вот сейчас о мастерстве этого лектора, Мартынов в течение двадцати минут объяснил нам суть прочитанных без него лекций, и всем все стало понятно, даже удивительно стало, как смог Воробьев такие простые вопросы завернуть в такую неузнаваемую оболочку.

Так вот, я сдавал Гершону Ихелевичу экзамен по математическому анализу. Одним из вопросов билета было доказательство какой-то очень сложной теоремы, сейчас уже не помню, какой именно. Я помнил сам вывод, помнил результат, а вот начальные условия никак вспомнить не мог. Ничего не оставалось, как начать записывать с того, что помнил, то есть с конца. Дойдя таким образом в начало, вспомнил и начальные условия, записал и их. Хотел было переписать все начисто в нужном порядке, но Гершон Ихелевич вызвал меня отвечать, так как предшествующий товарищ попросил дать ему еще десять минут на подготовку. Я ответил на все вопросы, в том числе и на дополнительные.

– Я одного не понял, – сказал Гершон Ихелевич, – почему доказательство снизу-вверх написано. Евреи пишут справа-налево, а Вы еще круче написали, снизу-вверх.

Пришлось сознаться, что не мог вспомнить начальные условия, поэтому пришлось начинать писать с конца. Но отличную оценку я получил.

Интересный случай произошел на экзамене у профессора Виглина, но не со мной, а со слушателем Ячиным. Ему достался вопрос о принципе работы магнетрона. Это такой генератор СВЧ колебаний, который сейчас применяется во всех микроволновках. Он состоит из медной болванки, помещенной в магнитное поле, с просверленным по центру большим отверстием, и более мелкими отверстиями, так называемыми лунками, по периметру. Поток электронов движется по кругу большого отверстия, пролетая мимо каждой из лунок электроны тормозятся, в результате чего часть энергии отдают в эти лунки, вроде бы все просто. Ячин рассказал профессору свой вариант этого процесса.

– Электрон летит, – объяснял Ячин, – долетает до лунки, отдает энергию в лунку, меняет знак на противоположный, и летит в обратную сторону.

– Товарищ Ячин, – сказал профессор, – если бы у меня был пистолет, я бы Вас застрелил.

На пятом курсе у нас было много свадеб. Свадьба Коли Багмета была в воскресенье, а на следующий день мы сдавали экзамен по специальности. Несмотря на то, что экзамен был секретным, Саша Особливец раздобыл билеты, и мы подготовили на этот экзамен так называемые «бомбы», готовые для ответа шпоры, тоже секретные. Заходящий на экзамен громко называл номер билета, а заходящий за ним заносил ему шпору на этот билет. Мне тоже принесли и передали такую шпору. Она была написана идеальным каллиграфическим почерком, что резко контрастировало с моим корявым. В принципе, шпора мне не нужна была, материал я и так знал, и я начал писать ответы на вопросы на чистом секретном листе. Но дописать мне не дали, подполковник Крутаков, принимавший экзамен, вызвал меня к доске, чтобы дальше я готовился возле доски, а затем отвечал на билет. Я спрятал недописанный лист, а со шпорой вышел к доске. На все вопросы я ответил, и получил отличную оценку, которую уже поставили в зачетку. После этого преподаватель почему-то обратил внимание на мой лист.

– Ну ка покажи лист, – попросил он меня.

Я показал.

– Да, – сказал он, – после свадьбы Багмета почерк у тебя неузнаваемо изменился. Ладно, иди.

И хотя я этой шпорой не пользовался, мне стало стыдно перед преподавателем. Всю нашу глубоко скрытую, как нам казалось, систему он понял, но шум поднимать не стал, и все спокойно сдали экзамен по той же системе. Кстати, вспомнил подобный провал, который случился у нас на втором курсе. Мы сдавали экзамен по математике Гершону Ихелевичу, но за неимением свободных аудиторий, сдавали его у нас в казарме, в ленкомнате. Все столы мы накрыли скатертями, в том числе и стол преподавателя, на который поставили минеральную воду и букет цветов. Скатерти нужны были, чтобы скрыть спрятанные в столах конспекты и учебники. Вовочка Иванов сдавал экзамен в первой пятерке, и после его сдачи на свою законную тройку, зашел обратно и спросил Гершона Ихелевича, можно ли ему забрать свой конспект.

– Какой конспект? – ничего не понимая спросил профессор.

– Вот этот, – сказал Вовочка, и вытащил из-под стола, за которым он сидел на экзамене, свой конспект.

Скатерти сняли со всех столов, и везде обнаружились конспекты и учебники. Гершон Ихелевич хотел вообще прекратить прием экзамена, начальнику курса, подполковнику Гетманенко, с большим трудом удалось уговорить его продолжить экзамен. Так из-за одного не очень далекого человека пострадало все отделение, несмотря на свой добрый характер, обиженный профессор принимал экзамен довольно жестко, несколько человек получили неудовлетворительные оценки.

И еще один случай произошел на экзамене по эксплуатации, который принимал добрейший человек, начальник кафедры, полковник Запорожченко. Один из наших товарищей не смог толком ответить ни на один вопрос, ни по билету, ни на наводящие дополнительные вопросы. Полковник с жалостью посмотрел на него и сказал: «Я не знаю, что мне с Вами делать. Вы же абсолютно ничего не знаете. Больше тройки я Вам поставить не могу».

Но не для всех слушателей экзамены заканчивались так безболезненно, некоторые получали двойки, а некоторые умудрялись и две двойки за сессию получить. Эти избранные, вместо поездки на каникулах домой, оставались в казарме готовиться к пересдаче, это был для них так называемый «освенцим». Некоторые, особо выдающиеся, из этого освенцима никогда не вылезали, оставались в нем после каждой сессии. Но, несмотря на все трудности, на нашем курсе по неуспеваемости не был отчислен ни один человек, с экзаменами в конечном счете все справились успешно. На первом курсе мы правда потеряли Юру Фаустова, весельчака и прекрасного исполнителя бардовских песен, но он не был тогда отчислен, за неуспеваемость его оставили на первом курсе на второй год, небывалый случай для училища, отчислили его только через год, когда он во второй раз не сумел перейти на второй курс. Но было бы неправильно считать, что те двоечники, которые не вылезали из освенцима, все были бестолковыми, хотя конечно же среди них были и такие. Одному из наших товарищей, не буду называть его фамилию, наука давалась очень тяжело, из освенцима он никогда не вылезал, но он старался, и несмотря ни на что, пользовался в отделении большим авторитетом, чем некоторые отличники. Из выпускников нашего курса до генеральских званий дослужились только два человека, и один из них – этот наш товарищ.

Вовочка

Его почему-то все называли Вовочкой, несмотря на то, что он был под два метра ростом. Учился он средне, и отъявленным нарушителем воинской дисциплины не был, но, тем не менее, доставлял начальнику курса много хлопот. С виду обычный курсант, но было в нем что-то необычное, из-за чего однокурсники считали его странным парнем, а начальник курса обещал при выпуске из училища написать ему такую характеристику, с которой и в тюрьму не примут. Сам Вовочка же считал, что все дело в его свободолюбивом характере и обостренном чувстве справедливости.

На первом курсе Вовочка ничем не отличался от других курсантов, в меру прилежный, дисциплинированный, все экзамены сдавал без двоек, и с физической подготовкой все было нормально, а кроссы на три километра, вообще лучше всех бегал. А на втором курсе, он вдруг решил стать спортсменом. Казалось бы, такому стремлению курсанта начальник курса должен только радоваться, но только не в этом случае. Вовочка решил играть в регби, но такой спортивной секции в училище не было.

– Послушай, Парфенов, – сказал ему тогда начальник курса, – выбери что ни будь попроще, легкую атлетику, например. Ты ведь хорошо бегаешь. Или гимнастику. Можешь заняться борьбой самбо, майор Погорелов обучит тебя своим самым секретным приемам, и ты будешь непобедимым. Ну, или шахматами займись, тоже ведь спорт. Выбери любую секцию из тех, которые есть в училище, но секции регби в училище нет! Где ты тренироваться будешь?