Воспоминания и рассказы

– Но я же берусь, – настаивал директор.

– Это Ваше дело, – отвечал я. – А я не буду.

– В таком случае я засчитаю тебе отработку день за день.

– Ну и засчитывайте. Тогда и парты ремонтировать я больше не буду.

Остаток отрабатываемых дней, я, на зло директору, провел вместе со всеми с тяпкой в руках, пропалывая грядки.

После седьмого класса, положенные дни я уже не отрабатывал. Борис Макарович ушел на пенсию как директор, и остался только преподавателем. К нам пришел новый директор, Смаль Петр Иванович. Всем, кто работал летом в колхозах и совхозах, он засчитал эту работу как трудовую отработку. Я тем летом работал в плодосовхозе прицепщиком.

Но Борис Макарович, в принципе, был хорошим директором, он всей душой болел за нашу школу. Много сил он потратил, чтобы открыть в школе музей нашего земляка, погибшего в войну при защите Киева, Героя Советского Союза генерал-полковника Кирпоноса М.П. Ему долго никто не разрешал открывать такой музей, потом согласились на краеведческий музей, в котором будет отдел про Кирпоноса. Под этот музей Борис Макарович даже освободил самую большую из комнат, в занимаемой им при школе квартире. Для этого музея учитель рисования из первой школы, Минько, написал прекрасный портрет Кирпоноса, а скульптор из Ични сделал два бюста Кирпоноса, один из гипса для комнаты в музее, и второй, такой же, но отлил из бронзы. Сейчас в Вертиевке краеведческий музей, основанный Борисом Макаровичем, располагается в специально построенном здании, на входе в него стоит бронзовый бюст Кирпоноса М.П.

Может раньше школьное воспитание было и не совсем правильным, но оно было. Молодежь как-то воспитывали и большинство воспитывалось правильно. Теперь и этого нет. Как-то, на одном из ежегодных телемостов В.В. Путина с народом, его спросили: «Раньше у нас была коммунистическая идеология, а теперь нет никакой. Мы не занимаемся воспитанием молодежи. Может нужно выработать новую государственную идеологию?». Ответ меня поразил: «Какая вам еще нужна идеология. Деньги зарабатывайте, пока есть возможность». А недавно по телевизору услышал, что издан новый указ правительства, в котором на школу, кроме обучения, возлагаются еще и воспитательные функции. Невольно напрашивается вопрос: «А куда же вы все это дели? Ведь все это уже было до вас».

Сверло

Директор школы объявил, что в субботу, в бору возле четвертой школы, состоятся соревнования по лыжам между учениками 8 – 11 классов. То есть, будут участвовать ученики 8 – 11 классов первой школы, и 8-е классы нашей второй школы, и четвертой школы. Третья, начальная школа, в которой были только 1 – 4 классы, в этом мероприятии, естественно, участия не принимала. От нашей школы выставлялась команда ребят из пяти человек, в которую входил и я. Лыжи рекомендовали приносить свои, но свои лыжи были только у Васи Ласого и Толи Зоценка. У меня они тоже были, но только детские, очень короткие. Соревноваться на таких было невозможно. В школе был десяток пар лыж, на которых мы по очереди катались на уроках физкультуры, но у них скользящая поверхность была настолько ободрана об лед, что они практически не скользили.

Я поинтересовался у своего товарища Володи Ювко, с которым когда-то ходил в первый класс, кто в их команде от первой школы самый сильный, и получил ответ, что это ученик их класса Иван, и у него есть свои лыжи с ботинками, и, что он сильный соперник. Меня также интересовало, преподавали ли им технику ходьбы на лыжах, потому, что у нас физкультуру вела женщина лет тридцати Ольга Николаевна, по кличке Морква, из-за своей оранжевой шапочки, похожей на морковку, которая нас ничему не обучала, а только принимала зачеты. Оказалось, что их этому также не учили, но Иван ходит хорошо, и даже лыжи смазывает. Я даже не понял, чем и зачем он смазывает лыжи. Ясно было одно, чтобы не опозориться, к соревнованиям нужно готовиться серьёзно. Поинтересовался еще, какую технику ходьбы лучше применять, чтобы хватило сил пройти 10 километров, на такие расстояния я никогда не ходил. В этом вопросе Володя мне помочь не мог.

Главным вопросом было – где взять нормальные лыжи. Мне подсказали, что в школе есть три пары новых лыж, которые никому не выдают. Одну пару новых лыж я у директора выпросил, но оказалось, что на них еще не установлены крепления. Это меня сильно не смущало, решил, что крепления я и сам установлю, я уже мог работать с деревом, и кое какой инструмент у меня дома был.

Лыжи и крепления к ним мне выдали в пятницу после занятий, времени на их подготовку оставалось в обрез, а еще желательно было проехать на них пару кругов по огородам, чтобы почувствовать их ход. Поэтому, не теряя времени, я помчался домой. Дома оказалось, что крепления предназначены под сапоги, такие обычно используются на солдатских лыжах. Сапоги у меня конечно были, во время распутицы мы все ходили в сапогах, но зимой все ходили в валенках, в сапогах ни один дурак не ходил, в них слишком холодно. Валенки были самые обычные, тканевые на вате, поэтому носить их можно было только с чунями. (Чуни – это изделия из резины, использовавшиеся вместо тяжелых галош, склеивались из старых автомобильных камер). Эти валенки шил отец на ручной машинке «Зингер», которая была у нас дома. Он эти валенки иногда даже продавал в Нежине на базаре, зарабатывая таким образом немного денег на жизнь. У меня были большие сомнения, что чуни будут держаться в этих креплениях.

Но даваться было некуда, нужно было пробовать. Крепления должны были прикручиваться к лыже четырьмя шурупами диаметром 5-6 миллиметров, предварительно засверленных отверстий под шурупы на лыжах не было. Нужно было сверло диаметром 3-4 миллиметра. Таких сверл у меня не было. У меня была своя двухскоростная ручная дрель и два сверла: перо по дереву, диаметром 19 миллиметров, с концевиком квадратной формы для коловорота, которому я на точиле придал круглую форму, чтобы приспособить под дрель, и сверло по металлу, диаметром 10 миллиметров, которое я приобрел, когда делал полукруглые рамы для слуховых окон на крыше дома. Других сверл у меня не было. Стало понятно, что эту работу нужно было делать в школьной мастерской, где могли быть нужные сверла.

Школьная мастерская у нас была неплохой, особенно столярное отделение, правда само здание мастерской, находящейся не на территории школы, а за церковным двором, было очень ветхим, и находилось в плачевном состоянии. Как-то Коля Потапенко строгал рубанком на верстаке доску, а она вылетела у него из крепления и насквозь пробила стену здания. Но сами столярные верстаки были замечательными, с двумя деревянными винтами, позволяющими закрепить обрабатываемые доски в каком угодно положении. Слесарное отделение было поскромнее, но, тем не менее, мы в нем изготавливали и навесы, и молотки, и дверные крючки. Нужные сверла там наверняка должны были быть, но школа уже была закрыта. Начал перебирать в голове возможные варианты.

Миша Костенецкий. Хвастался, что у него есть слесарный инструмент. В прошлом году он вызвался постановить мне кольцо на перочинный нож. У ребят появилась мода носить перочинные ножи на цепочке. Я купил себе перочинный нож и тоже хотел носить его на цепочке, пристегнутой к брюкам. Для этого нужно было просверлить в рукоятке ножа отверстие и вставить в него кольцо. Эту работу и взялся сделать Миша. Оказалось, что слесарный инструмент есть не у него, а у его соседа тракториста. Кроме того, ни дрели, ни сверл у соседа не оказалось, и Миша пробил дырку в рукоятке моего ножа пробойником. Вид ножа после этого стал ужасным, его стыдно было при людях вынимать из кармана. Следовательно, Миша отпадал. Помочь мне он не мог.

У соседей таких сверл отродясь не было. Оставался столяр Миша Рылький, муж моей троюродной сестры. До его дома далековато, но пришлось бежать. Опять неудача, сверл диаметром меньше 10 миллиметров у него не было.

– А чего ты переживаешь? – сказал Миша. – Мы на работе никогда не засверливаем, просто забивает шурупы молотком, как обычные гвозди. И продемонстрировал это, забив длинный шуруп в сосновую доску.

По дороге домой я зашел еще к одному столяру, Алексееву, отцу моей одноклассницы, но и у него нужных сверл не оказалось. Оставалось действительно забивать молотком, но страшно было расколоть лыжи, так как шурупы вкручивались на самом краю лыж. Дома попробовал проковырять отверстия под шурупы шилом. Лыжи оказались из бука, очень твердого дерева, не в пример сосне. Проковырять толком ничего не удалось, а при закручивании шурупов отверткой, на двух шурупах сорвал шлицы. Запасных шурупов у меня не было. Пришлось, по совету Миши, забивать шурупы молотком. Лыжи при этом, естественно, дали трещины, причем на правой лыже трещины от двух шурупов соединились, и образовалась широкая и длинная трещина. Уже совсем стемнело, когда я вышел в огород проверить лыжи на ходу. Как я и предполагал, крепления мои валенки с чунями не держали. Пришлось на крепления дополнительно установить дужки из алюминиевой проволоки, чтобы валенки не выскакивал из крепления. Стало немного лучше, но нога в креплении все равно болталась, и ехать было неудобно.

Утром я с новыми лыжами был на старте. Нам сказали, что лыжня идет вдоль дороги на Барамыки, в конце лыжни стоит контролер, который будет записывать номера участников. Его нужно объехать и вернуться обратно. Если догоняющие будут требовать лыжню, то лыжню нужно уступать, сойдя вправо или влево с трассы. Со старта запускали по одному, с интервалом в одну минуту, засекая время по наручным часам. Я тоже стартовал. Быстро догнал впереди идущих, кричал «лыжню», но дорогу мне никто и не думал уступать. Лыжня в лесу была только одна. Попытался обогнать по снегу, но понял, что это бесполезная затея, я не только не обгонял, но даже отставал, выбиваясь из сил. Пришлось тащиться за ними до дороги на Барамыки, которая начиналась только через два километра. Там я съехал с лыжни на укатанную дорогу и до разворота обогнал трех человек. Надеялся, что время я немного наверстал. Обратно, по дороге, также шел быстро, пока не въехал в лес. Здесь оказалась другая проблема, встречный поток лыжников, лыжня была только одна, а они ведь тоже торопились. Никто никому не хотел уступать дорогу. К этому добавилась еще одна проблема: начало разбалтываться крепление на правой треснувшей лыже. Примерно за полкилометра до финиша оно окончательно отвалилось. Идти на одной лыже по глубокому снегу было очень тяжело, тем более, что идти по лыжне мне не дали, чтобы ногой без лыжи не портил лыжню. Но, чтобы не подвести команду, нужно было с лыжами прийти на финиш, не важно в каком виде. Хотя и совсем обессилевшим, но я пришел на финиш, команда заняла второе место.

А ведь если бы у меня было это несчастное сверло, все бы закончилось совсем по-другому.

Экскурсия в Чернигов

Классный руководитель, учитель русского языка и литературы, Алексей Ефимович Костырко, предложил нам, ученикам восьмого класса, съездить на однодневную экскурсию в Чернигов, где посетить исторический музей и музей писателя Михаила Коцюбинского, написавшего такие знаменитые произведения как «Ведьма», «Тени забытых предков», «Fata Morgana». Мы, естественно, согласились, лучше день походить по музеям в Чернигове, чем сидеть на занятиях в школе.

Наш классный руководитель нам нравился, он сам по себе был интересным человеком. Статный, интеллигентный человек выше среднего роста, в возрасте порядка 45 лет, он не был женат и жил вместе со своей матерью. Щетина на его лице росла очень интенсивно, щеки и подбородок имели синеватый оттенок, и бриться ему приходилось два раза в день. На своих занятиях он нам иногда рассказывал содержание некоторых произведений, в частности «Фаталист» и «Герой нашего времени». С увлечением он нам рассказывал о Печорине, как о настоящем герое, и какое же было наше удивление, когда в конце рассказа он подвел итог, в котором сказал, что это был лишний, не нужный для общества человек, который приносил несчастья везде, где бы ни появлялся. От такого вывода мы просто обалдели. Рассказчик он замечательный, и слушать его всегда очень интересно. Мы надеялись, что в поездке с ним также будет интересно. Кроме того, в селе ходили рукописные сатирические стихи с критикой существующей системы образования, в которых очень ярко высмеивались некоторые факты из жизни школ. Я читал эти стихи, и они мне очень нравились. Авторство этих стихов народная молва приписывала Алексею Ефимовичу. Под впечатлением этих стихов, и я также написал несколько стихотворений и дал ему почитать. Алексей Ефимович прочитал и сказал: «Нет, это не твое. Ты лучше рисуй, рисовать у тебя лучше получается».

С нами на экскурсию, кроме Алексея Ефимовича, поехали еще наша учительница младших классов Наталья Федоровна и пионервожатая Нина Петровна, наверно им тоже на хотелось в школе на уроках сидеть. А вот ученики поехали далеко не все, может у некоторых не было денег на поездку, но почему-то не поехали некоторые и из тех, у которых деньги заведомо были. Экскурсия была очень интересной, особенно в историческом музее. В музее Михаила Коцюбинского было поскучнее, но тоже интересно. Музей располагался в особняке, который Коцюбинский приобрел на свои средства и в котором прожил до самой смерти последние 15 лет своей жизни. В этом музее было всего четыре комнаты: спальня, столовая, гостиная и рабочий кабинет. Комнат, на самом деле, было намного больше, но для посетителей были открыты только четыре. В качестве экспонатов были выставлены рукописи, фото, журналы, семейные реликвии и личные вещи, в общем ничего особенного. Экскурсовод говорила, что, как видно из обстановки, писатель жил бедновато. Я перед этим прочитал одну революционную книжку, в которой описывался быт нашего советского инженера, который был просто счастлив, проживая в коммунальной квартире, и быт квалифицированного рабочего в царской России, который ютился в маленькой пятикомнатной квартире. Мне, почему-то, сразу вспомнилось это место из книги.

Михаил Коцюбинский был самым известным писателем, жившим в Чернигове, но, как мы узнали, некоторое время в Чернигове проживал даже Т.Г. Шевченко, который останавливался в гостинице «Царьград». В этой же гостинице в разное время проживали А. Пушкин, Л. Толстой, Н. Гоголь, М. Горький. А еще в Чернигове длительное время жила украинская писательница Марко Вовчок, пока не развелась со своим мужем и не уехала в Петербург. Но самой настоящей сенсацией для нас стало сообщение экскурсовода, что в Чернигове жил, работал преподавателем, и здесь же похоронен украинский баснописец Леонид Глибов. Это было для нас настоящим открытием. В школе мы изучали его творчество, но учительница украинской мовы и литературы, Нина Федоровна, никогда нам не говорила, что Глибов жил в Чернигове. Не знаю, как других, а меня еще удивило и то обстоятельство, что Глибов, кроме писательских дел, еще и работал. Я думал, что такие великие писатели как Глибов только писали, и гонораров им вполне хватало на жизнь.

После музея посетили знаменитый Черниговский Вал, с расположенными на нем старинными пушками, и еще один музей на Валу. Я, фотоаппаратом «Любитель-2», который выпросил у директора школы во временное пользование еще в седьмом классе, фотографировал на Валу своих одноклассников и учителей, обещая всем сделать фотографии. Спустились в речной порт возле Вала, посмотрели на стоявшие там пароходы. Среди пароходов какой-то пацан ловил уклеек и складывал их в алюминиевый бидончик с водой. У него это получалось очень ловко, поклевки шли через каждые две минуты. Такому клеву можно было позавидовать. У нас в Вертиевке было только два места для рыбалки, болото на Роките, где клевали карасики с ладошку, но не чаще, чем один раз в час, и болото под названием «Куцый плав» на Тванях, где пескари клевали чаще, но были совсем мелкими, не больше пол ладошки. Был еще колхозный пруд на Роките, куда запустили карпа, но ловить там было запрещено, и он охранялся сторожем. Отец строго настрого запретил мне там ловить.

– Не дай бог попадешься, сын бригадира, – говорил он. – Стыда не оберешься.

Домой поехали последним поездом. Нам достался плацкартный вагон с деревянными сидениями. Я сел на боковое сидение за столик возле окна. Неожиданно на сидение напротив, по другую сторону столика, села Соня, наша отличница, самая лучшая ученица в классе. Я тоже был не из последних, лучшим учеником среди мальчишек, но Соня была намного сильнее меня по языкам, я был сильнее ее, пожалуй, только по математике и физике. Несмотря на то, что она нравилась мне еще с начальных классов, отношения у нас как-то не складывались. Да и какие там отношения. В отличие от того, что писали про школьные отношения в книжках, у нас между девочками и мальчиками вообще не было никаких отношений. Дружить с девочкой считалось зазорным.

– Он с девчонкой дружит. И сам как девчонка, – иногда можно было услышать.

Соня, наверно, нравилась всем мальчишкам в классе, но открыто об этом говорил только Коля Грек, не очень симпатичный парень и отпетый двоечник. Коля жил без матери, в неблагополучной семье, тонкие обвисшие уши, большой рот с желтыми от курения зубами, и тонкими, немного отвисающими губами, красоты ему не добавляли. Он собирался жениться на Соне, когда вырастет, но что с него можно было взять, он считался парнем без царя в голове. Первый раз он остался на второй год по неуспеваемости в первом классе, потом в пятом, и теперь учился в седьмом классе. Единственная четверка в табеле была у него по поведению, причем он был единственным учеником в школе с такой оценкой по поведению, у всех остальных, даже у хулиганов, были пятерки. Коля частенько развлекал нас на уроках, как он говорил – чудил, иногда по нашей просьбе. Особенно от него доставалось молоденькой учительнице по пению, которая называла нас скотами, и которую, по нашей просьбе Коля доводил до белого каления. Она пыталась силой вывести Колю из класса, но тот держался руками за парту и не выходил. Тогда она тащила Колю к двери вместе с партой, но вторая половинка двери не открывалась, и парта наружу не пролезала. Учительница бежала в учительскую к директору, но того не оказывалось на месте, и Коля, оставаясь победителем, гордо восседал на парте, стоящей возле двери, и до ушей улыбался, показывая нам свои прокуренные зубы.

Сейчас мы с Соней сидели напротив друг друга и увлеченно беседовали. До этого я пытался за ней ухаживать и несколько раз провожал ее после кино из клуба домой, но я тогда стеснялся и разговор не клеился. Скорее всего, тогда она даже не понимала, что я ее провожаю, просто пошел домой по другому маршруту, проходящему через ее улицу. Мы говорили о прочитанных книгах, о планах на будущее. Сейчас у меня не было никакого стеснения, да и чувствовалось хорошее ко мне отношение Сони. Я был счастлив, Соня, наконец-то, обратила на меня внимание. Раньше я считал, что тоже ей нравлюсь, как и она мне, поскольку на 23 февраля, когда девушки дарили ребятам подарки, она дарила подарок мне, а я, соответственно, на 8-е марта дарил подарок ей. Обычно это были самоделки, изготовленные собственными руками. Так было каждый год, но в седьмом классе мое убеждение пошатнулось, Соня подарила подарок не только мне, но и Васе Ласому, красивому, в отличие от меня, парню, признанному лидеру класса, который играл на баяне и немного пел. Причем, Васе она подарила покупной подарок, а не самодельный, на который нужно было собирать деньги, экономя на завтраках.

Сейчас Вася сидел за два купе от нас и, почему-то, нервничал. Он дважды подсылал к нам своего верного Санчо-Пансо, Мишу Зоц, по кличке «Оверко», послушать, о чем мы разговариваем. Потом сам несколько раз прошелся мимо, стараясь, как бы нечаянно, меня толкнуть, но мы спокойно разговаривали, не обращая на него внимания. Я толком не понимал причины его нервозности. Вася был единственным в классе, который, подражая своему старшему брату, открыто встречался с девушками и рассказывал, что он с ними доже целовался. Он встречался со многими девушками, но отношения сильно не затягивал, наверно, добившись поцелуя, сразу и отчаливал, как победитель. В прошлом году он встречался с Тамарой, комсоргом тогдашнего восьмого класса, которая и меня в прошлом году принимала в комсомол и представляла в Нежинском райкоме комсомола, где принималось окончательное решение о моем приеме, так как я тогда вступал в комсомол только один из своего класса.

Мне хотелось пораньше вступить в комсомол отнюдь не по идейным соображениям, просто я терпеть не мог носить пионерский галстук, и чтобы окончательно от него избавиться, торопился вступить в комсомол. В школу я еще шел в галстуке, но после окончания занятий я сразу его снимал и прятал в карман. Он очень мешал, когда мы заходили на канаву покурить. Если кто-либо из взрослых заставал нас за этим занятием, то сразу кричал: «Курите, заразы. А еще пионеры». Чтобы не ронять честь пионеров, перед курением мы галстуки всегда снимали.

С Тамарой Вася встречался намного дольше, чем с другими, не знаю, то ли поцелуя долго не мог добиться, то ли поцелуи понравились, он об этом не рассказывал. Теперь Тамара училась в первой школе в девятом классе, и я думал, что они по-прежнему встречаются, но, судя по поведению Васи, это уже было не так. Но нам до этого никакого дела не было, мы были увлечены разговором. Этому наверно способствовал и вступившийся в вагон вечерний полумрак. Нам было хорошо вдвоем. У меня даже появилась слабая надежда на дальнейшее развитие наших отношений, но чуда не случилось, после этой поездки Соня опять меня не замечала. В наших отношениях ничего не изменилось, если сказать точнее, никаких отношений по-прежнему не было. Я нравился Лене, девушке из нашего класса, с низким голосом и несколько недоразвитой для ее лет фигурой. Она старалась мне понравиться, даже несколько раз помогала мне мыть полы в классе во время моего дежурства, но мне было стыдно пользоваться ее добротой, она ведь мне не нравилась. Мне по-прежнему нравилась Соня. Вася некоторое время встречался с Соней, а затем переключился на очередную девушку.

Вот такое получалось недоразумение: я нравился Лене, мне нравилась Соня, Соне – Вася, а Васе – много девушек. Получалась цепочка отношений, и никаких тебе треугольников. Хотя это, пожалуй, была даже не цепочка, если эти отношения изобразить на бумаге, то получался цветок. Мы все составляли колена стебелька этого цветка, Вася основу цветка, а его девушки – лепестки.

Балл-маскарад

В школе объявили, что для учеников 8 – 11-х классов через две недели состоится балл-маскарад. Желательно подготовить карнавальные костюмы, в крайнем случае карнавальные маски, без них на вечер пускать не будут.

Для меня это была весьма неожиданная новость. За тот год, который я проучился в новой школе, только один раз, еще в начале учебы в девятом классе, официально проводился вечер танцев. Больше подобных мероприятий не было. На том вечере мне понравилось. Я весь вечер танцевал с Ниной Коновал и Люсей Петровской. К концу вечера уже чувствовалось, что у нас с Люсей появилась взаимная симпатия. Мы непременно начали бы встречаться, если бы вскоре после этого вечера Люся бесследно не исчезла. Сначала я думал, что она заболела, но потом выяснилось, что она с родителями куда-то срочно переехала. Даже ни с кем попрощаться не успела.

Вечеринки мы устраивали почти на каждый праздник, но это – неофициально. Собирались сравнительно небольшой группой, не более двадцати человек из учеников двух десятых классов, у кого ни будь дома. Вечеринки проходили с застольем, с небольшим количеством хорошего вина, и, конечно же, с танцами и песнями. Всегда было очень весело и пьяных никогда не было. Сами пели, и много танцевали под радиолу. Особенно всем нравилось наблюдать как танцуют самый высокий парень, сын директора школы Леня Корж, по кличке «ломик», и самая маленькая, но очень фигуристая девушка Шура Харицкая. Это было очень комично. Мы специально просили их потанцевать вместе, что они с удовольствием и выполняли.

И вдруг такое официальное мероприятие. Я решил подготовиться к нему как следует. После недолгих раздумий решил прийти на вечер в костюме мушкетера. Для этого нужны были шпага, плащ, шляпа и карнавальная маска. С карнавальной маской было проще всего. Я сшил ее за один вечер на маминой швейной машинке «Зингер» из черного материала, который нашел дома. Для меня это никаких проблем не составляло, так как я уже давно освоил эту машинку и ремонт всей своей одежды проводил на ней самостоятельно, в смысле ставил заплаты на дырки, которые периодически образовывались на моей одежде, поскольку носил я ее не очень аккуратно. Проще было самому поставить заплатку, чем получать нагоняй от родителей за порванные брюки или пиджак. Изготовить голубой мушкетерский плащ я конечно тоже мог. Но где взять денег на такой материал? Денег у меня не было. Вполне мог подойти темно-синий матерчатый плащ отца. Если его до конца не застегивать, а так, чтобы снизу выглядывал кончик шпаги, а сверху ее эфес, то должно было получиться весьма эффектно. Шляпа. Отец носил шляпы, но они были светлые и с узкими полями, а мне, под темный плащ, нужна была темная шляпа и обязательно с широкими полями. Где взять такую шляпу я не знал, никто из соседей шляп не носил, да и учителей в шляпах я не видел. Отложил решение этого вопроса до лучших времен. Оставалось самое сложное – шпага. Тут я мог надеяться только на свои руки. Кроме рук нужны были еще материалы и инструмент. Миша Костенецкий подсказал, что в тракторной бригаде стоит моток сравнительно новой проволоки диметром порядка семи миллиметров. Это было то, что нужно. Я съездил туда и напильником отпилил себе прут, длиной порядка метра. Поискал еще какой ни будь кусок нержавейки для эфеса, но ничего не нашел. По крайней мере, основа для изготовления шпаги у меня уже была. Я решил делать шпагу не с настоящим плоским клинком, а с круглым, как у рапиры, его все равно в ножнах не будет видно. Оставался инструмент. Кое какой инструмент дома у меня был, но для такой работы его было явно недостаточно. Решил обратиться за помощью к учителю по труду.

С учителем труда я до этого близко не сталкивался. Уроки труда в выпускных классах были несколько другие. На этих уроках мы изучали устройство тракторов. За неимением трактора в школе, практических занятий не было. Лично я практическую сторону вопроса осваивал посещая в поле двух своих школьных товарищей, ныне трактористов, Мишу Костенецкого и Колю Потапенко. Они с удовольствием разрешали мне поработать на тракторе, так как еще летом, после окончания седьмого класса, я работал в нежинском плодосовхозе прицепщиком, тогда и научился управлять трактором. Тогда мы с трактористом работали на этом тракторе попеременно. Они это знали и никогда в просьбе за них поработать не отказывали. В связи с таким положением, в школьной мастерской я никогда не был.

Нашел учителя труда и попросил его разрешить мне поработать в школьной мастерской, объяснил зачем мне это нужно и попросил никому не раскрывать мой секрет, чтобы никто заранее не узнал, что я готовлю.

– Это будет острый клинок? – поинтересовался учитель.

– Да нет. Круглый тупой клинок по типу рапиры, – успокоил я его.

К тому времени у меня в школе, после двух сезонов работы в сельхозтехнике, уже был определенный авторитет. Все учителя знали, что руки у меня растут оттуда, откуда им и положено расти, и что я ничего не испорчу. Учителя труда долго уговаривать не пришлось, он провел меня в мастерские и показал, что и где включается. Мастерские находились не на территории школы, а возле магазинов, в доме, в котором раньше была квартира зубного врача, дяди моих друзей Пети и Вити Осипенко. Вот это была мастерская! Не в пример той, какая была у нас в восьмилетней школе. Я пожалел, что раньше мне не довелось поработать в этой мастерской. Все тиски и инструмент были новыми, им приятно было работать. Кроме этого в мастерской находились сверлильный, и небольшой токарный станок, электрическое точило с двумя кругами, а к нему еще и шлифовальный войлочный круг. Такого богатства я даже не ожидал увидеть, был просто поражен все этим изобилием. Вдобавок я получил еще и то, чего совсем не ожидал – запасные ключи от этой мастерской. Это действительно был подарок судьбы, я ведь думал, что мне придется уговаривать учителя открывать мастерскую каждый раз, когда мне нужно будет в ней поработать.

И я приступил к работе. Прежде всего, закрепил заготовленный прутик в шпинделе токарного станка и нарезал резьбу на длину предполагаемой ручки. На токарном станке я научился работать в сельхозтехнике. Я там познакомился с одним токарем, который согласился научить меня работать на токарном станке. Он научил меня только самым элементарным вещам: делать проточку под нужный размер, протачивать конус, нарезать внешнюю и внутреннюю резьбу, отрезать резцом деталь. Но мне и этого было достаточно. Теперь все это пригодилось. Я переставил пруток в шпинделе другим концом, и используя для опоры заднюю бабку, с помощью наждачной шкурки очистил пруток от ржавчины и немного свел его на конус, уменьшив таким образом его диаметр на конце клинка, чтобы было больше похоже на рапиру. Деревянную ручку также решил выточить на станке, для чего заранее припас заготовку из бука. Здесь были определенные сомнения, резцов по дереву у меня не было, а в том, что получится проточить заготовку из дерева резцом по металлу, я не был уверен. Но все получилось. Я сначала проточил цилиндр, а затем аккуратно, плавно уменьшил диаметр к краям. Получилась ручка в виде бочонка, толще по середине, и тоньше по края. Дольше всего я провозился с эфесом, хотя сделал его самым простым, в виде облегающей руку дуги, как в обычной сабле. Поскольку нержавейки не было, сделал его из обычного листового железа, отполировал до блеска на шлифовальном круге, и всю шпагу покрыл лаком. Ножны сделал из двух половинок тонкой доски, в которых внутри выбрал паз под клинок шпаги, а потом эти половинки соединил медной проволокой. Ножны также покрыл лаком. За три дня работы получилась замечательная, очень красивая шпага. Я был уверен, что удивлю, если и не всех, то хотя бы Лиду, девушку из нашего класса, с которой я недавно начал встречаться.

Вопрос со шляпой тоже решился, причем неожиданно. Я спросил у Толи Жука, нет ли у его отца такой шляпы, так, на всякий случай, совсем не надеясь на положительный ответ. Но тот ответил, что где-то такая шляпа валялась, и обещал ее поискать, хотя я и не сознался, зачем мне она нужна. Шляпу Толя действительно нашел и принес мне. Я ее отчистил и привел в божеский вид, чтобы не стыдно было одеть на балл.

На балл я явился во всей красе: в хромовых сапогах отца, в плаще и при шляпе, со шпагой на боку. Я действительно многих удивил, но удивить Лиду не получилось, она уехала к родителям и на балу ее не было. Балл проходил в спортивном зале. Все ребята хотели посмотреть мою шпагу и просили вынуть ее из ножен, но я сохранял интригу до первого перерыва в танцах, пока не вышли перекурить на улицу, утверждая, что мушкетеры без надобности шпагу из ножен не вынимают. Во время перекура я ее вынул и позволил всем ее рассмотреть. Шпага произвела впечатление, как я понял, всем понравилась.

На балу присутствовал также Петя из Хомино, выпускник прошлого года. Он был в красивой военной морской форме, на рукаве которой был вышит красный флажок. Учительница химии, Нина Павловна, спросила Петю, что означает этот флажок. Петя ответил, что такой флажок нашивают отличникам. Когда Нина Павловна ушла, я переспросил, Петю, действительно ли он стал отличником, я его немного знал, и мне в это не очень верилось.