Кротовая нора. Иронические рассказы

Нюсенька подцепила ложкой большой кусок пирога, широко раскрыла рот, обнажив жемчужные зубки. Правый резец показался ему волчьим клыком.

– Не надо, я вместо шоколада в пирог рыбий ароматизатор добавил.

– Ну и что, рыбы-то не дохнут, – спокойно повторила она его фразу.

Когда долго живешь с человеком, мыслишь и говоришь с ним одинаково.

Эх, жизнь, лишней сотни на натуральный шоколад нет.

Выдохнул, как будто примеривался к спирту, залпом выпил. Прислушался. Напиток, как напиток, ничего подозрительного.

– И как, хорошо? – спросила она. – Ты мне ароматизатор в торт, я в ликерчик – цикуты.

– Чего?

– Цикута, ядовитое растение. Ее еще свиная вошь называют. Род зонтичных. Действует на центральную нервную систему. Умрешь в страшных судорогах.

К лицу прилила кровь. Глаза затянуло слезами. Вот ведь стерва! А я предполагал!

– Как ты могла, я же тебя люблю?!

– И я тебя люблю, но что же делать? От тебя больше никакого проку – ни денег, ни перспективы. Живешь в моей квартире. Да и в постели ты давно не Казанова. Слабый должен уйти. Выпей еще, скорее муки закончатся. Еще ноги не сводит? Сейчас начнет, лисенок.

Он вскочил на еще не скрюченные судорогой ноги, расправил плечи, хотел что-то крикнуть, но так и не придумал что. Опустился за стол, выпил прямо из горла пузатой бутылки. Да, пусть скорее все закончится.

И вдруг она расхохоталась. Открыто, искренне.

– И ты поверил, Лисипп? Недаром твое имя связано с лошадью. Ты что, дурак? Я похожа на убийцу? И как я могу отравить любимого человека? Я же тебя люблю, лисенок, очень люблю.

От лица и горла оттекло, воспрянувшие легкие наполнили грудь свежим воздухом.

– А этот… кто он? Ну, про которого ты постоянно говоришь?

– Не понимаю. А-а. Степан Карлович. Директор мой. Завел себе вторую секретаршу, молоденькую, а меня решил побоку. Но не на ту напал. Я ведь на банные съемки не случайно попала. Его жена Варенька страдает от безделья и скуки, вот и шляется по всяким злачным и экстремальным местам. Увидела я объявление в газете и подбросила ей идею – мол развлечение высший сорт, с голыми мужиками, да еще под объективом. Она и клюнула. Только, говорит, со мной пойдешь. А мне что, я не жена директора. Пообещала ассистенту оператора заработанный гонорар, и он наснимал мне отдельно эту мымру во всей красе, крупными планами, со стариками и грузинами. Потом показа видео и фото ему – если не восстановишь на работе, разбросаю изображения его женушки по всему интернету. Пусть президент делает выводы о моральном облике одного из назначенных им чиновников. Как видишь, сработало.

– Ну, ты даешь, Нюся, – только и выдохнул Берёзкин.

Ночью, он всматривался на ее голую спину в свете оранжевой луны и словно ждал – вырастут у нее плавники или нет. Но плавники не росли, только в животе Нюси что-то квакало и чмокало.

Как у нее все легко. Выгнали с работы, пошла, наснимала голую жену директора и опять вернулась. А откуда она знает про цикуту? В каждой шутке, как известно, попадаются такие шутки, что потом бывает не до шуток.

Э, нет, подруга. Ну тебя к черту, с твоим директором и твоими шоколадными приколами.

Тихо выбрался из постели, собрал немногочисленные вещи, взял паспорт и неслышно прикрыл за собой входную дверь «Слабый должен уйти». Золотые слова. Убегать не стыдно, стыдно быть битым или, того хуже, – мертвым. Так часто говорил папа Цимисхий. Прощай, шоколадная любовь. Найду себе другую, пока совсем не состарился. Еще пара лет в запасе есть, а там и на пенсию…

Золотые руки

Паша Пряткин знал несколько составляющих крепкого здоровья и долголетия. Это, безусловно, спокойные нервы, оливковое масло, черное вино и регулярный секс. И, конечно, творческая загруженность мозга. Биологический компьютер не должен расслабляться, он обязан творить, постоянно находиться в поиске. Мобилизуясь, мозг автоматически налаживает обменные процессы.

И Паша нещадно его эксплуатировал. Он не был писателем или поэтом, он был… ширмачем. Нет, не обычным, а талантливым «подземным» ширмачем. Казалось бы, ну что тут такого – прикрыл руку, скажем, газеткой как ширмой и залез в чужой карман. Паша подходил к этому процессу творчески, каждый раз по-новому, оригинально. Старался не повторяться.

Например, с 6 до 8, одевался пролетарием, коих в метро в эти утренние часы всегда достаточно. Прямо в толпе раскрывал газету «Завтра». Толкал сонного лоха локтем: «Нет, ну вы посмотрите что кремлевские в очередной раз удумали, совсем стыд и страх потеряли!» А когда заинтересовавшаяся жертва бросала взгляд на газету, тут же и лишалась своего движимого имущества. Для профессионала достаточно лишь мгновения. Во второй половине дня иногда выдавал себя за студента, читал уже либеральную «Новую газету». А вечером – там уж в ход шли верноподданнические издания и офисные костюмы. На другой день Паша уже – безутешная вдова под вуалью и с букетом желтых роз. Или будущая мамаша с животом, как Сапун-Гора. Сам себе удивлялся и жалел, что в свое время не поступил в театральный. Но жалел не часто. Его истинным призванием было ширмачество.

Сегодня же Пряткин устроил себе выходной и просто катался на метро, бесцельно и бездумно. Без подземки он уже не мыслил своей жизни.

В начале одиннадцатого утра в вагоне все еще было немало народа. Напротив сидела опрятная бабуля с загорелым, как у многих старух, лицом. Она жевала губами и изредка хлопала пальчиком по носу миленького белого котика с бантом, сидевшего у нее на коленях. Котик дергал ухом, тут же начинал карабкаться, задрав хвост, по ее руке. Иногда, под улыбки окружающих, оказывался на сидевшем рядом с бабушкой пассажире. «Ой! – взмахивала она руками. – Сорванец! Простите! Извините!» Хватала котика, сажала его обратно на свою потертую, в мелкий цветок юбку.

На Тургеневской бабушка села рядом с Пашей, так как дама на которую в очередной раз переполз кот, вроде бы выразила некоторое неудовольствие. Пряткин любил животных, в отличие от людей, те всегда искренни.

Старуха тронула котика за розовый нос и «сорванец» сразу полез вверх.

Но тут Паша отвлёкся. Ему показалось, что заметил в вагоне «коллег» по цеху. Да нет, точно. И даже не двух, сразу трех. Это что еще за флешмоб такой?

Нет, Пряткин, конечно, никогда их раньше не встречал и не знал в лицо. Но опытным взглядом сразу определил кто есть кто.

Тот рыжий, с бородавкой на носу, не иначе «отряхальщик». Кажется, у него мелок в пальцах. Сейчас длинному фраеру в пиджаке спину измажет – «Ой, где же это вас так угораздило!». Поможет отряхнуться, а потом фраер кошелька не доищется. Тощий азиатец наверняка – «верхушечник». Ишь как на карманы с гаджетами зарится, выбирает у кого «игрушка» побогаче. А вот солидный мужчина в дорогом костюме, с копной седых, благородных волос – не шпулька дешевая. Сразу видно серьезного человека, высшую касту, это «резак». Писку-коготок на мизинце с алмазным напылением уже приготовил, вон на зуб пробует. Сейчас таких деятелей редко в метро встретишь, опасно, камеры кругом. И народ нервный пошел, если заметит «вторжение», редко прощает, сразу ментов зовет. Сумочки резаки обрабатывают, в основном, в наземном транспорте, на рынках или похоронах. Там люди обычно при деньгах и погружены в скорбные мысли – бери не хочу. Что ж тебя в подземку-то привело, дядя? Видно, жизнь здорово прижала, невтерпеж. Для полного счастья в вагоне только цыган – «парашютистов» не хватает, что детей на загривках в платках носят и под шумок карманы пассажиров чистят, да «по мутным». Хотя, для последних не время. Обираловка уснувших пьянчуг начинается обычно после полуночи.

Отвлекся от мыслей, когда котенок взобрался ему почти на плечо. Бабушка выдала дежурную фразу, навалилась на Пашу, сняла кота, потолкалась к выходу. После нее остался запах валерьянки и нафталина.

Вместо старухи села смазливая девица. От нее-то отчетливо пахло коньяком, лицо несвежее, измученное явно тяжелой ночью. Вероятно, уже опохмелилась. Из ее пакета торчала бутылка шампанского.

Посмотрел на барышню в упор, откровенно. Она окинула Пряткина мутным, оценивающим взглядом, кажется, осталась довольна. Подмигнула, кивнув на бутылку шипучки.

Ого! Если женщина предлагает выпить, считал Паша, значит за этим обязательно что-то последует. Если не предлагает, нужно самому проявить инициативу. Не согласится, следует плюнуть и не тратить на нее больше времени. Потому что женщины знают – если им что-то предлагают, значит за этим обязательно чего-нибудь последует. А на «нет» и проблем нет.

Вагон метро раскачивался и горлышко бутылки ударялось о его ногу. Мысли с каждым ударом становились все сексуальнее. В Сосновый Бор пригласить? А там на природе… К себе домой Паша дам никогда не приводил, украдут еще чего-нибудь. И вообще считал, что в свой заповедный мир пускать никого нельзя. Или завести недавно купленный фордик и на дачу… Ну «дача» громко сказано, так небольшой фанерный домик в Морозках, доставшийся от почившей тети. Туда можно, там и воровать нечего и территория как бы пока не его, нейтральная. Еще виртуальный круг от нежити не начертил.

Паша тоже подмигнул, наклонился:

– Могу предложить шикарную увеселительную программу. Если день пропадает, так пусть уж со свистом.

Девица рассмеялась, подтолкнула острым локтем. Потом еще раз. А на следующей станции взяла и вышла, оставив Пашу в полной растерянности. Настроение, конечно, испортилось. На ком бы злость сорвать? Где там эти «коллеги»? Вон, все еще трутся у лохов…

Взял и обчистил всех троих. У «отряхальщика» вынул пару сотен из заднего кармана, у «верхушечника» дамский белый смартфон, у «резака» виртуозно снял с руки часы. А затем дунул «серьезному» в ухо, погрозил пальцем: «На кладбище езжай!»

Будут знать, дебилы, как устраивать в его подземке флешмобы.

Вышел в Центре, решил прогуляться по Александровскому саду. Затерялся в толпе приезжих. Все, что взял, скинул в урну – у «своих» воровать нельзя, кодекс чести, это уж так, от расстройства похулиганил.

– Мужчина, – окликнула Пашу крепкая дама в больших стеклянных сережках, как на люстре.

Пряткин поморщился. Он не выносил этого обращения. Удивительно, что богатейший русский язык так и не придумал ничего более подходящего в замену устаревших «сударь» и «товарищ». Господин? Ну какие мы господа, граждане… Да, уж лучше «гражданин».

Пряткин обернулся, попытался изобразить улыбку.

– У вас пиджак с боку разрезан, – сказала женщина.

Паша похолодел, сосуды по всему телу сжались в спазмах. Не может быть! Схватился за пиджак. Он действительно был располосован рядом со швом, подмышкой, вместе с внутренним карманом, в котором лежали ключи от новенького форда. Зачем их, спрашивается, взял? Неужели девица? Ну да, не даром била локтями по его бокам. Профессионал, ничего не скажешь. Это же надо, матерого ширмача провела! Тоже «резаком» оказалась, мать ее… Только что ей толку от ключей, когда не знает где стоит моя машина? Эх, жаль пиджак немецкий, уже незаметно не заштопаешь. Хорошо, что дубликат ключей имеется.