– Что вы, как можно, я только осмелился предложить вам самое безобидное, – перешел Бабочкин на литературный стиль позапрошлого века. Видимо, из головы не выходил драматург Островский с его прохиндеем Чебаковым.
– Чего осмелились? – почесала девушка крашенными в розовый цвет ногтями пробор на голове, разделяющий на две сталкивающиеся волны, плотные пепельно-серые волосы. Феликсу захотелось припасть к ним, втянуть в себя их аромат. Это наверняка – смесь альпийских трав, лаванды, индийского рангпура. Ну, может, еще зеленого яблока. Он даже зажмурился от предвкушения. Принюхался. Вообще-то, от нее пахло недешевыми духами «Фрагонар из Грасса». Феликс был неплохим знатоком парфюмерии. Шикарно для девочки.
– Эй, – дернула его за рукав девушка. – Не спите. Безобидное – это что? «Осмелился предложить…» И ничего не предложили.
Бабочкин высморкался – из носа от напряжения потёк ручей. Затем кивнул в сторону «Макдоналдса» на противоположной стороне шоссе:
– Быстрое питание не диетично, но практично. Я хочу вас… Хочу накормить вас до отвала. Всю жизнь будете помнить нынешнее 8-ое марта.
И с какой стати она должна будет помнить всю жизнь какие-то недопеченные булки с кусками прессованного фарша и прошлогодним майонезом? Несешь какую-то чушь, – одернул себя Феликс. Но красавицу не покоробили его слова.
– Да? Минуточку. Сейчас только SMS поздравительную подруге отправлю, – весело сказала она и, кажется, подмигнула.
«Хризантема» отвернулась. Запищали клавиши на её смартфоне.
– Так. Ладно, ведите меня! Только после никаких дурацких предложений. А то купят бутерброд и считают, что девушка теперь должна быть на все готова. Ну вы понимаете.
– Помилуйте, как вы могли подумать! – развел руками и похоже даже сам поверил в свое искреннее возмущение, Феликс. – Я же порядочный человек.
– Я вам верю. Вы на дипломата похожи. Люблю дипломатов, они все такие… А цветы?
– Что цветы?
– Куда их девать?
– Ах, да, цветы. Ну, извольте.
Феликс достал из кармана несколько купюр, отсчитал триста рублей, протянул «хризантеме».
Та схватила их обеими руками, чуть не выронив букета, протянула его Бабочкину. Он взял цветы, но сразу же понял абсурдность ситуации.
– Нет уж, несите сами. То есть, я вам их обратно дарю, сегодня ведь Международный женский день.
Девушка задумалась, потом заразительно рассмеялась, взяла букет в охапку:
– Идемте, Прометей.
Заулыбавшись, как кот в предвкушении сметаны, при этом уверяя себя в чисто человеческой миссии – помощи ближнему, Бабочкин жестом пригласил девушку пройти к подземному переходу.
– Почему же Прометей? – спросил, спускаясь по ступенькам, Феликс.
– Он был защитником людей от произвола богов. А мы, нуждающиеся, разве не страдаем именно от произвола наших богов-властителей? Все беды от них. Засели на Олимпе, ноги на нас свесили и не хотят слезать. С этим надо что-то срочно делать.
Феликс даже остановился в темном переходе. Ничего себе заявочки от девочки – хризантемочки! Это к чему она клонит?
Но уточнять «к чему» не стал, только сглотнул сухой ком в горле. Пошел дальше, ощущая рядом магнитизм головокружительного, полного весенних гормонов, юного тела. «Только покормлю».
– Прометей был благородный, его печалила судьба людей, – продолжала увлеченного говорить «хризантема», – он дал им огонь, лекарства, пищу. Вот и вы решили меня, жалкую, слабую и беззащитную, вернуть к жизни. Нам о древнегреческих титанах в медучилище рассказывали.
– Рассказывали, значит.
– Ага. Кстати, раз уж у нас нарисовался такой древнегреческий миф, не спрашивайте, как меня зовут, ладно? Вы Прометей, я буду вашей Гесионой. Согласны?
Гесионой? – прикинул Феликс. – Кажется, это супруга Прометея. Забавный «древнегреческий миф», интересно чем он закончится.
Журналистское чутье что-то ему уже подсказывало, но что именно, было пока непонятно.
В «Макдоналдсе» она потребовала чуть ли не всё меню. Ела жадно, сосредоточенно. Феликс глядел на Гесиону и радовался – приятно было смотреть, как её молодой организм удовлетворяет свои потребности. В этом было нечто сексуальное. Бывшая жена ему тоже говорила, что она любит смотреть как он ест, но Феликс не предполагал, что будет получать удовольствие от вида поедающей американские булки девушки.
Лучше было бы отвести её в ресторан «Абхазия», – опять проснулся чертик, – там шашлык, чебуреки, вино – «Лыхны», «Эшера», «Чегем».
Бабочкин даже облизнулся. Себе он для приличия взял пакетик картошки-фри, чтоб не сидеть истуканом рядом с оголодавшей Гесионой. И теперь давился этой холодной, онкологической гадостью.
Вдруг закашлялся. Журналистское чутье наконец оформило свое опасение и пронзило его как шилом от пяток до макушки. Кажется, сам себя подставил.
Еще раз внимательно вгляделся в лицо девушки, на котором мигал мертвенно-бледный свет неисправной лампы заокеанской забегаловки.
– А вам сколько лет? – тихо спросил он.
Как ему раньше, прежде чем куда-то вести «хризантему», не пришло в голову спросить о возрасте. Обвинят в связях с несовершеннолетней, доказывай потом, что хотел лишь накормить. Говорит, цветы в училище подарили. ПТУ по- старому. В них раньше после восьмого класса всех неуспевающих сплавляли, то есть в шестнадцать лет. Как и предполагал.
Девушка ухмыльнулась:
– О, как заволновались. Да не переживайте, Прометей. Я уже старая, полгода назад стукнуло девятнадцать. Просто хорошо сохранилась, ха-ха. Никто вас за доброе дело к скале не прикует и не станет выклевывать вашу печень.
– Девятнадцать?! Не может быть.
– Паспорт что ль показать?
– Да! – твердо, на весь зал сказал Бабочкин.
– Ну пожалуйста, – девушка стала шарить по карманам розовой куртки. – Хм. Дома забыла. Но, если вы из-за какой-то бумажки готовы бросить на произвол судьбы голодного человека… – На её глаза навернулись слезы. – Пойду опять букет продавать. Не с голоду же помирать.
– Нет, что вы! – остановил девушку Бабочкин. – Кушайте на здоровье, я же привел вас сюда только накормить, ничего более.
– Вот именно.
Она подмигнула. Ему?
К столику подошел высокий, веснушчатый и рыжий как Антошка из мультфильма, парень. И такой же нечесаный. Он снял со стула букет хризантем, положил его на соседний стол, уселся напротив Феликса. Девушка, казалось, не обратила на него никакого внимания. Продолжала сосредоточенно жевать, словно ее не кормили с рождения.
Парень положил на стол паспорт.
– Кажется, вы хотели видеть её документ.
Феликс прикусил губу, начал быстро, но довольно спокойно соображать. Журналистское чутье не подвело. Он уже приблизительно предполагал в какую сторону будут развиваться события.
Взял паспорт, открыл. С первых страниц на него глядела совсем юная Гесиона, вернее Носкова Мария Павловна, как значилось в документе. 20…года рождения. Так, – прикинул Бабочкин, – теперь какой год? Ах, да… значит гражданке Носковой сейчас шестнадцать с половиной. Обманула, а я как всегда прав.