– Он. Бери же, чего смотришь как на прошлогодние яблоки.
Я задохнулся, было, от гнева, но что-то помешало выплеснуть его наружу. В конце концов не каждый день деньги предлагают, а она вытаращила глаза:
– Что, мало? На другом выходе Зинка трудится с дитём, к вечеру тысячи три принесет. Да на Бибирево Наташка с Анькой. Утром остальное отдам.
– Сколько? – спросил я, сопротивляясь своей порядочности. И не предполагал, что вместо честного человека во мне заговорит черт. И не только заговорит, но и запоет серебристым тенором.
– Ну тебе, как сотруднику ФСБ – десятку. Тоже ведь, поди, делишься. Но имей в виду, – постучала она по иконкам, – реквизит надо обновлять, продукты и жилье из-за санкций подорожали, так что со следующей недели минус две. Согласен?
– Из-за санкций, – пробормотал я. – То есть каждый день по восемь тысяч?
– Ну извините, – развела тетка руками, – раньше кто крышевал, тот и социальную сферу обеспечивал, трудовой коллектив подбирал, вы же только брать умеете. Ладно, девять и ни копейки больше. Только, пожалуйста, с Петей разберись, а то прибежит, стращать начнет. У нас работа тяжелая, нервы беречь надо. А вон и он.
Из подземного перехода метро вышел полицейский. Точно, лейтенант Петя. Темную родинку на его лбу в виде шестерки было видно издалека. Отметка дьявола, подумал я. Он крутил головой во все стороны, будто принюхивался.
Попрошайка сунула мне в карман купюры, поспешила к нему. Зашептала что-то на ухо, указала на меня. Я обмер, все конец. Сейчас лейтенант проверит мое удостоверение и увидев, что это фальшивка, арестует. А тут еще деньги этой чертовой попрошайки в кармане и не выбросишь уже.
Петя шел на меня осторожно, как тореадор на быка. Я же стоял ни жив, ни мертв. Из перехода мне помахала ручкой попрошайка, кажется, даже послала воздушный поцелуй. В голове закружилось, как нарочно откуда-то прилетела блатная песня: «Первый срок, нечаянная ходка, пацана ментовка замела…»
– Добрый день, – сказал мент, – что же вы мне вчера голову морочили, сразу не сказали что вас на смену прислали? Странные все же наши шефы, между собой не могут договориться, а потом удивляемся, что в стране бардак.
– Да, – только и удалось мне выдавить из себя. Видимо лицо мое напоминало кислый лимон, потому что Петя, вглядевшись в него, тоже изобразил отвратительную гримасу.
– Ну что ж, со старшим братом не поспоришь, ваша теперь вотчина, значит, ваша. Окучивайте Лиду.
– Спасибо, – сказал я и тяжело сглотнул, будто проглотил деревянную ложку.
Лейтенант Петя развернулся на каблуках и двинулся вальяжной походкой обратно в подземку. По его крепкому бедру пугающе постукивала дубинка, на поясе позвякивали наручники.
Я прислонился затылком к задней двери киоска. Что же это происходит? Меня приняли за крышевателя попрошаек от чекистов! Неужели так все запущено? А я со своей опереточной ксивой пытался навести порядок. Деньги. В кармане же деньги! Выбросить, немедленно выбросить!
Но выкидывать я ничего не стал. Зашел в ближайший продуктовый магазин и пересчитал купюры. Тысяча девятьсот пятьдесят рублей. И себе Лида наверняка что-то оставила. Неплохо зарабатывают плакальщицы. А мне-то чего теперь делать? Завтра обещала девять тысяч принести, в месяц это будет… мать моя родная, работу можно бросать, а через год купить яхту, как у Абрамовича.
Всю ночь, конечно, не спал, ворочался с боку на бок: думал, вот приду в полдень за… мздой, а меня под белы рученьки и в цугундер, лет на 5. Хм, но ведь и сегодня могли задержать, если бы было кому надо. Нет, уголовная статья начинается с 5 тысяч рублей, а я взял только 2, да и то не полные. А вот завтра…
Борьба со вторым я была мучительной, наконец победил тот, кто отстаивал мои материальные интересы. Дьявол. На Мадеру хочешь? А на Канарские острова, куда давно мечтал заглянуть? Тогда молчи, как грусть печальная. Деньги – дрянь, от них одни проблемы, но без них проблем еще больше. Предположим, откажешься и что? Попрошайку все равно уже обложили данью, не ты так лейтенант Петя доить её будет. Или кто другой. С волками, как известно, жить, одной добычей питаться. Или подыхай в глухом лесу, глубоком овраге. Кому ты нужен, кроме себя? Каждый умирает в одиночку даже среди близких и друзей. А когда их нет, тем более.
Словом, в полдень следующего дня я был у метро. Попрошайка Лида стояла у подземного перехода. Взгляд ее на этот раз не был опущен, наоборот глаза бегали по сторонам, словно во время пожара. Как только меня увидела, тут же подбежала, увела за угол газетного киоска. На груди не было икон, в глазах деловитость. Взялась за пуговицу моего пиджака, покрутила.
– Ну? – не выдержал я. – Пуговицы пришивать некому.
– А что «ну»? Разбирайся с ним сам.
– С кем?
– Поглавнее тебя опекун нашелся, полковник ГРУ.
– П-полковник? – чуть не задохнулся я.
– Я одна, а вас чёрте сколько уже набежало. И менты, и фээсфешники, теперь вон и разведчики подтянулись. Куда бедной попрошайке податься! Короче, Боря сказал, что основную часть выручки буду ему отдавать, а тебе с ментом из подземелья и по штуке хватит.
Я стоял и чувствовал, что внутри меня чего-то плавится, будто внутренние органы мои стали восковыми, а рядом включили паяльную лампу. Главное разведывательное управление Генерального штаба! Бежать, непременно бежать и забыть дорогу к этой станции метро, на работу можно и на троллейбусе ездить.
Я хотел было уже сказать: ну раза так, раз уж само Главное разведывательное управление лапу на попрошаек наложило, мне тут делать нечего.
Но Лида схватила меня за пуговицу теперь у самого воротника.
– Чего сбледнул? Ты ведь тоже не с обувной фабрики. Может, еще договоритесь. Боря сказал, если хочешь с ним расклад перетереть, приходи в седьмом часу в итальянский ресторан быстрого питания. Вон за углом вывеска. Второй этаж, столик у окна за декоративным фонарем. Узнаешь его – лысый и в красном галстуке. На актера Сухорукова похож. Думала сначала он и есть. Придешь что ли, чего передать?
Ноги мои приготовились к бегу, а подлый язык произнес:
– Непременно буду. Тоже мне, Штирлицы недорезанные, пусть у себя за бугром попрошаек общипывают. А здесь наша внутренняя, чекистская сфера.
– Правильно, – похвалила меня Лида. – Нечего каждому, кто пальцы загибает, свое место под солнцем отдавать. Вы уж разберитесь меж собою, ребята, только умоляю, без пальбы. А то придется точку менять, жалко, место клёвое. Ну, я на работу побежала, пора. В отличии от вас, я честно деньги зарабатываю.
В назначенное время я вошел в итальянский ресторанчик. За столом у окна лысый мужик в красном галстуке сосредоточенно поедал салат. Напротив него сидел Петя в гражданской одежде и нервно пил минеральную воду. Робости я, как ни странно, не испытывал. Бояться было поздно. Кулисы открылись, спектакль начался и сыграть надо так, чтобы потом не было за себя стыдно. Как порядочный человек, я твердо решил сдать всю эту компанию следственным органам Лубянки. Но потом, сначала нужно втереться к ним в доверие.
Боря оторвался от тарелки, взглянул на меня снизу, ощерился, обнажив редкие зубы. На его носу повисла метелка укропа в майонезе. Указал вилкой на свободный стул. Тут же подбежал официант, протянул меню. Я повертел в руках книгу, не раскрыв, положил на стол. Славная ситуация – слева сотрудник МВД, напротив резидент ГРУ и оба оборотни. Боря наконец снял с лоснящегося носа укропину, откинулся на мягкую спинку дивана.
– Вы уж, братья, извините, что под себя все подмял, обстоятельства. За мной целая гвардия и всем есть охота. Сами посудите – резидентуру везде сокращают, явки с треском проваливаются, агенты разбегаются. Вот я, сидел в Аргентине, занимался табачным бизнесом, жена моя работала в местном Пентагоне, секретарем второго министра. Какие-то полезные сведения по всей Латинской Америке от нее я все же получал, то есть честно выполнял свой профессиональный долг. А потом вдруг бац и кризис, финансовая поддержка из Москвы прекратилась, моя табачная коммерция стала загибаться. Супруга посмотрела на это дело, плюнула и вышла замуж за бананового короля, а я остался с носом. Вернули в Россию, а кому я тут нужен, на что жить? Вот, предложили точку для кормления, чтобы с голоду не сдох. Не папиросами же мне здесь торговать, а больше я ничего не умею.
– Да-а, – протянул мент Петя. – Сегодня всем тяжело.
– Ну, а ты, фээсбешник, за что тебя на это заплеванное место определили, Навального упустил? Ха-ха.
Я высморкался и промычал что-то неопределенное.
– В общем, все мы товарищи по несчастью, – продолжил Боря, – правда ты, мент, по глупости, но сейчас это не важно. Предлагаю заключить тройственный союз. Основная доля от сборов, конечно, пойдет внешней разведке. Нужно нервы восстанавливать после конспиративной работы. То есть 90%, ну, чекистам, думаю, процентов 8 отдать можно, остальное ментам, они и на это не наработали. Ха-ха! Возражения есть?
– Есть, – вдруг сказал я, – и очень существенные.
Щелкнул пальцами. Когда прибежал официант, заказал виски «Белая лошадь». Бутылку. А чего нам? Может, в последний раз. Налил себе сам, пол фужера, выпил без закуски, наполнил до краев Петин стакан, дыхнул ячменным ароматом в лицо Бори:
– Вот что, Абель, пока ты в Аргентине спайсами торговал, я тут добровольцев для Донбасса готовил. Про Дебальцевский котел слышал? Моя работа. Так что делить проценты буду я, а ты лучше на другую ветку метро езжай.
– Так там уже все поделено! – подскочил на диване разведчик Боря.
– И бабло захапанное верни! – вдруг ударил по столу Петя, пропустивший перед этим стакан виски. Его родинка на лбу разгорелась как сверхновая звезда. – Понаехали тут, продыху от вас нет!
Зал затих, обернулся на нас. Администратор закашлялся.
– Тише, товарищи, – засуетился полковник ГРУ, – мы обращаем на себя внимание, а это никуда не годится. Давайте спокойно, мирно, без эксцессов все обсудим, нам только до перестрелки дойти не хватало.
– Я свой «Глок 17» дома забыл, – сказал я и понял что после длительного воздержания от алкоголя, здорово захмелел.
– Слава богу, – налил себе из моей бутылки Боря. -Когда говорят пушки, истина молчит.
– А я молчать не буду, – выкатил страшные глаза лейтенант Петя. После «Белой лошади» он изменился, будто под воздействием самоедского колдуна. -Вы, чекисты и грушники – белая кость, жируете за счет трудового народа и его же обираете, а мы простые менты этот народ защищаем. Куда он бежит, когда ему плохо? Не во внешнюю разведку и не на Лубянку, а в полицию! Если бы не мы и народа бы не осталось, некого бы вам стричь было. Так что заткнитесь и слушайте, условия ставить буду я.