У гопников начали проверять документы, обхлопывать карманы и пояса. Один стал дергаться, ему надели наручники, начали запихивать в патрульную машину. Девушки, тоже нетрезвые, пытались этому помешать, но полицейские их отпихнули.
Смотреть дальше не стали. Пришлось сдавать задом, ехать в объезд.
Далее уже ехали до самого дома без приключений.
– Опоздали, – укорил их Данилов.
– Извините, – буркнул Максимов.
Но на другой день без приключений не обошлось.
Максимов на дух не переносил всяческих блатных и приблатненных типов и типчиков. И еще он люто ненавидел гопников. Он, когда издали видел гопников, как охотничий пес, вставал в стойку: как бы набить им рожу. Пытался специально их задеть, те, конечно, взвивались, и тут же получали по рогам. Положительным моментом таких стычек было то, что гопники никогда не обращаются в полицию и другие официальные учреждения, разве только в травмпункты и в больницы, а там обычно говорят, что сами упали – поэтому с ними можно делать что хочешь, понятно, только не убивать.
Тут они попали на какое-то кишение гопоты. Ховрин так рассказывал: «Примерно такое, как однажды в сарае поднял за ухо дохлую кошку, а там с другой стороны сплошь кишат опарыши. Так и тут. Пиво, что ли, там давали бесплатно?»
– «Ад пуст. Все бесы здесь!» – сглотнув, пробормотал Максимов.
– Че ты там вякаешь? – встрепенулся паренек с мутными глазками.
– Не бери себе в бошку – это Шекспир, – вяло отмахнулся Максимов.
– А? Что? Хули? – вытаращились уже все.
– Как ты меня назвал, сука? – осклабился желтыми зубами самый большой из гопников, скошенным лбом напоминающий неандертальца из учебника истории. Он придвинулся.
Ховрин нанес ему быстрый и страшный удар в голову, на который тот даже не среагировал, а просто улетел в другой конец площадки, там с грохотом упал и больше не двигался. Ховрин не успел испугаться, как вдруг сбоку ему в голову вылетела нога в тяжелом ботинке. Ховрин поймал этот ботинок в блок буквально в сантиметре от своего лица. Он даже ощутил запах обувного крема, грязи, пота и собачьего дерьма, исходящий от этого ботинка. Потом подсек опорную ногу, сунул кулаком в пах, отпихнул обмякшее тело на землю.
Почти бежали с той площадки, провожаемые проклятиями и свистом гопников. Вдогонку прилетела одна пустая пивная бутылка. С хлопком разлетелась, ударившись о дорогу.
Вошли в какую-то боковую дверь, поднялись по пыльной цементной лестнице, которая казалась недостроенной. Тут пахло краской.
– Подожди-ка здесь, – сказал Максимов и куда-то ушел.
Тут было что-то вроде закрытого паркинга. Это было закрытое для обзора место, словно специально выбранное для «стрелок», тайных переговоров и убийств. Никаких камер наблюдения видно не было. Мгновенно оказавшийся возле Ховрина человек попытался ударить его ножом в поясницу и чертыхнулся, поскольку нож проскочил мимо. Реакция у Ховрина и на этт раз сработала. Однако стоять против вооруженного ножом противника было непривычно и жутковато.
И тут возник Максимов. Он без слов сначала одним рубящим ударом выбил у нападавшего нож (Ховрин подумал, что такому надо обязательно научиться), потом коротко ударил его кулаком. Парень оказался на полу.
– Припомню тебе, блядь! Кровью ссать будешь! – прошипел поверженный тип, пытаясь сесть.
Максимов тут же ткнул его ногой в лицо, попал куда-то под глаз. Парень скукожился, сжался, но продолжал шипеть.
Потом все-таки кое-как поднялся.
– Тебе конец, сука! – процедил он сквозь окровавленные зубы, сплевывая красным и отряхиваясь.
– Ты хоть подумал, что сказал? – равнодушно отозвался Максимов и, сделав стремительный выпад вперед, коротко ударил парня кулаком куда-то в бок.
Тот, охнув, осел.
– Ты, паря, не понял – это тебе конец! – проклокотал Максимов.
Еще короткое движение – и парень перекувырнулся через ограждение паркинга и полетел вниз. Ховрин даже зажмурился, ожидая страшного звука. И тот не заставил себя ждать – хрясь! Кто-то внизу закричал.
– Не жалей его – говно-человек! – мотнул головой Максимов.
Он внимательно оглядывал площадку на предмет возможных улик, что-то подобрал и сунул в карман.
Вышли, сели в машину. Долгое время ехали молча. Потом Максимов сказал:
– У него был шанс. Я мог бы его убить сразу с одного удара. Но не стал. Потому что я гуманист.
Остановились на светофоре. В большом черном внедорожнике, стоявшем рядом, восседал мужчина с короткой седой шевелюрой, что-то жевал, на лице его было брюзгливое выражение. С виду это был чистый барин. Взгляд его были рыбий. Так смотрит форель сквозь стекло в аквариуме магазина «Азбука вкуса». Максимов тоже посмотрел на него.
– Это не олигарх, конечно. Олигарх сам рулить не будет, ты его просто не увидишь. Олигарх обычно сидит на заднем сидении справа за пассажирским креслом. Данилов тебе рассказывал про Гарцева? Там у него в «Секвойе», на которой вы поедете, в холодильнике всегда лежало две бутылки белого вина и бокалы. Часто он их обе выпивал за два часа дороги до завода.
Тут у Максимова зажужжал телефон, который был укреплен в штативе на торпеде и в дороге выполнял роль навигатора. Высветилось имя звонившего: «Додик». Максимов, выслушав, сказал: «Еду!» и только потом, отключив телефон, выругался: «Вот мудила! Вечно во что-то влипает». Это был девятнадцатилетний сын одних состоятельных клиентов Максимова, который имел непреодолимую тягу к приключениям и скандалам. Так и сейчас: он влез в драку на Сенной площади. Местоположение высветилось на смартфоне, местка быстро смещалась к Фонтанке, похоже, Додик бежал изо всех сил.
Понеслись туда спасать этого дурацкого Додика. Ехать было пять минут. Еле-еле успели. Там царил гвалт. Додик бился где-то в середине целой толпы, как птица в силках.
– Держи мне спину, – прошептал слегка запыхавшийся Максимов, влезая в эту хрипящую кучу-малу. Ховрин двинулся за ним, внимательно следя за руками окружающих. И не зря – блеснуло лезвие, и тут же Ховрин ребром ладони рубанул угрожающую руку чуть выше локтя, и сразу двинул нападавшего в челюсть. Нож блямкнул на асфальт, потом туда же с глухим стуком завалился и его владелец. Максимов, покосившись, только моргнул благодарно и уже тащил за шкирку очумевшего от полученных ударов Додика. По ходу еще ударил кого-то свободной рукой в подбородок – и сразу наповал – как это у него получалось? Один удар – один человек. Профессионал, как и Данилов. Ховрина слегка потряхивало скорее от нервного напряжения. Максимов был деловито спокоен, будто и не было никакой схватки. Додика запихнули на заднее сиденье, сунули в руку зажимать разбитый нос то ли не вполне свежее полотенце, то ли просто протирочную автомобильную тряпку. Отвезли его домой.
Максимов позже сказал:
– Опасаюсь ножа в спину! У меня одному знакомому так однажды в кабаке всадили кавказцы – точнехонько в селезенку. Они на это большие мастера. Пришлось ее удалять. Живет теперь без селезенки. Вот так.
– Это вредно? – спросил Ховрин.
– Наверно. Говорят, страдает общий иммунитет. А иммунитет очень важен. Когда я служил в Афгане, у нас куча народу болела гепатитом и тифом. Местные не болели, а наши – сплошь. Еще там была малярия. А я так ни разу там не болел. Даже ни разу не продристался. Рядом со мной жил парень – тот заболел гепатитом, другой через несколько дней тоже, а я – ничего. Данилов, кстати, обещал кевларовый жилет. Удобный, типа безрукавки. Легкий, но ножом не пробить… Надо будет напомнить ему.
Еще случился по дороге один эпизод, пока ехали с хлюпающим на заднем сиденьи Додиком. Возникло непониманием в преимущественном проезде. Снова разборка, причем из машины возникло сразу три человка.
– Биться? Это неправильный подход. Вот покажу как надо. Высший класс, – сказал Максимов.
Он вышел из машины. Остановился перед капотом. Мужчины, шедшие к нему, вдруг встали, словно наткнувшись на невидимое стекло, потом развернулись, полубегом вернулись в свой автомобиль, хлопнули дверями и уехали, оставив в воздухе запах горелой резины. И это притом, что Максимов не произнес ни слова и не произвел никакого действия.
– Как вы это сделали? – поразился Ховрин.
– Я тебе говорю: это высший класс боя. Они еще не дошли, а уже проиграли, и сами это поняли.
Ховрин остался в недоумении и восхищении. Весь вечер он чувствовал внутреннюю дрожь. Смерть проскочила мимо. Катя даже спросила:
– У тебя все нормально?
– Да, – с некоторой задержкой ответил Ховрин.
Проводив Катю, собрался было домой, но тут запиликал телефон. Это был Юрик.
– Давай, двигай ко мне! – категорично потребовал он.