Телохранитель

По дороге домой заехали на Хасанскую улицу в «Ленту», купили там продуктов для Максимова. Ховрин и себе взял немного фруктов и бутылку чилийского вина, которое посоветовал Максимов.

Вышли на стоянку. Там закипала драка. Максимов с Ховриным подошли посмотреть. Не понять было кто прав, кто виноват. Наверно кто-то кому-то не уступил. Положили продукты в багажник.

На парковке между тем происходила какая-то серьезная буча, склока. Максимов прямиком направился туда. Он был большим любителем скандалов и сунулся посмотреть и поучаствовать. Две группы молодежи там собирались драться из-за сущей ерунды: кто-то кого-то подрезал. Те, кого, якобы, подрезали, были помоложе и многочисленнее подрезавших: небритые, в вязаных шапках, коротких куртках и грязных джинсах. Надеть на них маски-балаклавы и можно сразу ехать грабить банки. Подержаная приземистая черная «бэха» с тонированными стеклами очень хорошо для этого подходила.

Этим ребятам Максимов почему-то сразу не понравился, но пыл их тотчас несколько угас. Все внимание нападавших внезапно переключилось на Максимова. Самый небритый и с виду самый бывалый подошел поближе, словно принюхался:

– Тебе чего, мужик? Чего ты тут гонишь?

«Рыбак рыбака видит издалека» – подумал Ховрин, слегка напрягшись. И тут увидел, что у Максимова делается терминаторское лицо. Небритый инстинктивно сделал шаг назад и зашарил рукой по бедру, пытаясь залезть в карман. И Максимов это тоже заметил. И мужик увидел, что Максимов человек опытный и готов к нападению.

Дуэль взглядов продолжалась буквально секунды. Наконец «шакалы» сели в свою БВМ и с визгом колес умчались. От них в воздухе остался запах горелой резины, как запах ада. Оставшиеся потрепевшие – с виду обычные студенты – стояли, отдыхиваясь от пережитого напряжения.

Это был один из феноменов Максимова. Ховрин вспомнил слова Данилова: «Идеально выигрывать схватку без боя».

Сели в «теану», за рулем теперь снова был Ховрин, поехали к выезду с парковки. Там образовалася небольшой затор. Из окна машины впереди высунулась волосатая, заросшая шерстью совершенно обезьянья рука, только что с окурком. Стряхнув пепел, она убралась обратно. Интересно было бы посмотреть на самого примата, но машина стремительно унеслась и затерялась где-то впереди в потоке.

Потом уже во сне Ховрин все продолжал рулить и нажимать на педали.

Утром пару раз позвонил Вике, но она не отвечала. Потом все-таки взяла, буркнула: «Я занята», – и отключилась. С ней такое бывало.

У Вики были на будущее какие-то свои грандиозные планы. И Ховрина в этих планах, судя по всему, не было.

– Погуляю еще годика три и выйду замуж за олигарха! – сказала она как-то подруге. Та с удовольствием передала эти слова Ховрину. Тот воспринял это как шутку – слишком фантастично звучало: где ты возьмешь олигарха?

Вика работала в автосалоне красивой девушкой-администратором, которая стоит у дверей и, очаровательно улыбаясь, спрашивает посетителей, куда они идут, и потом вызывает нужного менеджера, приносит клиентам чай-кофе. Там у нее тоже вроде бы был какой-то служебный роман. До Ховрина доходили только отголоски этого романа, хвосты телефонных звонков и обрывки брошенных мимоходом фраз.

Она, возможно, надеялась там подцепить кого-нибудь из богачей, но пока не получалось. Все свободные и симпатичные богачи уже купили свои «Лексусы». Приходили какие-то животные в человечьем обличии, вызывавшие лишь омерзение. Она стала подозревать, что это вряд ли то место, где даже в перспективе можно найти мужа, он же – генеральный спонсор. Имелся в поле зрения один парнишечка, у которого был богатый папаша. Выяснилось, что у того имелся дом в Монако. Поначалу его содержали как дачу и жили там лишь в сезон с апреля по ноябрь, теперь же собирались переезжать туда на постоянку, поскольку младший ребенок должен был идти в школу. Там косяками кишели «феррари» и «ламборгини», всюду слышалась русская речь. Лично для Ховрина этот мир был лишен какой-либо реальности и был чем-то вроде закудыкиных гор и сказочного Синегорья.

Настя, которая приехала в Питер из Рязани и тоже работала там же, в «Лексусе», с Викой не соглашалась:

– И здесь можно хорошо жить! Найти бы только любимого человека…

Романтичная была девушка. Огненно рыжая.

– Рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше. Тогда ты и в Питер не переезжай – сиди в своем Свиножопинске! – отрезала ей Вика. – А мне тут зимой солнца не хватает. Я в Монако хочу! – Она почему-то запала на Монако.

Еще, кажется, в седьмом классе с ней произошла одна очень неприятная история, которая до сих пор продолжала на нее морально давить. Дело было в том, что Вика с раннего детства занималась художественной гимнастикой и имела в этом спорте серьезные перспективы. Ее даже пригласили кандидатом в сборную России. Однако с оговоркой: тренер сказала, что, мол, будете тренироваться за свой счет, все оплачивать. Денег у матери Вики на это дело не было: они и так постоянно все до этого оплачивали и еле-еле справлялись. На этом со спортивной карьерой у Вики было покончено. И они продавали через Интернет ранее с трудом обретенные и теперь ненужные уже костюмы. Вика эту ситуацию пережила очень болезненно. Она вдруг почувствовала себя бедной, входящей в другой – низший слой общества.

И еще одно, как болезнь, давно глодало ее изнутри. Школьная подруга ее, Наташа Исаева, полгода назад уехала работать в Нью-Йорк моделью, где сначала получила контракт на пятьдесят тысяч долларов за два месяца работы, а потом этот контракт ей продлили. И это еще был только гарантированный минимум. Вику это задевало чисто по-женски:

– Я что, хуже ее? – тут же пыталась полураздеться и принять позы, которые она считала модельными, но которые больше подходили уличным проституткам.

И верно: в действительности Наташа Исаева была с виду девочка невзрачная, тонкая, светловолосая, у нее даже были прыщики на подбородке. Однако Ховрин видел рекламу, где она снималась: было в ней что-то необычно притягательное, что и заметили рекламщики. А прыщики легко удалялись фотошопом или маскировались пудрой. Прошлой осенью за три дня съемок в Лос-Анджелесе она заработала целую кучу денег.

– Блин, да это моя зарплата за шесть лет! Что я – хуже ее? Скажи? – не могла успокоиться Вика.

– Не хуже! – совершенно искренне отвечал Ховрин, надеясь, что Вика сегодня даст с ней переспать.

Впрочем, Наташа совершенно не зазнавалась, но уже, как исполнилось восемнадцать лет, ездила на дорогой машине, одевалась только от известных модных домов, и Вику это тоже доставало:

– Представляешь, у нее одна только сумочка стоит две тысячи евро! – кипела она. – Она просто подиумная прошмандовка! Дает кому-то! – психовала Вика, но и сама в это не верила.

Три следующих дня Ховрин Катю Гарцеву не видел: у нее болело горло, и она сидела дома. Ховрин, соответственно, тоже отдыхал. На второй день вдруг почувствовал, что соскучился по Кате. Сосущее ощущение душевного голода не покидало его все это время. Потом, наконец, позвонил Валерий Константинович: «Приходи завтра в обычное время в школу», – началась работа. Увидев Катю, Ховрин вдруг вздрогнул – это было необычное и совсем новое ощущение, которое он попытался сохранить в себе подольше. Поездку в Торжок из-за концерта перенесли на следующие выходные.

В субботу вечером сидели у Вики, пили чай, смотрели телевизор. Шел какой-то концерт. Ховрин пытался переключить на спортивный канал, Вика же ругалась и не давала. В девять часов пришла Грушевская-Груша, вся расфуфыренная, раскрашенная, сверкающая блестками, как елочная игрушка. Она собиралась в клуб, в предвкушении подпевала и подтанцовывала. Решили идти с ней. Долго ждали Вику, которая никак не могла выбрать, что надеть, засела в ванной. Потрепались о том о сем с Грушей. Груша в самое ближайшее время собиралась заняться большим теннисом и ходить на «Губернаторские корты», что на Крестовском острове: их посещало много богатых мужчин, был реальный шанс познакомиться, но и тут ей нужен был спонсор, потому что и тренер, и корты стоили очень дорого, опять же ракетка и кроссовки – куда ж без них. И даже тут нужен был начальный капитал. Привстав на цыпочки, сунула руку на секретер. Там у Вики были спрятаны сигареты – для гостей, кому невмоготу. Сама же Вика не курила, поскольку была убеждена, что курение сильно старит кожу. Это она видела по своей родной тетке. Грушевская же баловалась тонкими ментоловыми сигаретами. Вика обычно морщилась, махала ладонью перед лицом.

С полчаса наверно прошло. Наконец появилась совершенно блистательная Вика.

В клуб добрались только в десять вечера. Там оказалась куча знакомого народа, табачный дым стоял столбом, аж глаза слезились. Потусили очень хорошо. Груша чуть не подралась с какой-то девицей, потом жестко напилась и вцепилась в какого-то парня. С ним куда-то и отвалила на такси, только махнув рукой на прощанье. Это было в ее стиле.

Домой вернулись в полчетвертого утра. До пяти покувыркались еще в постели с Викой. Потом словно разом выключились. В восемь Ховрин с трудом разлепил глаза. Со стола слышалась нудная мелодия телефона и жужжание вибрации. Посмотрел на номер, «абонент неизвестен». Это оказался Максимов:

– Можешь говорить?

– Могу! – прохрипел Ховрин, с трудом приходя в себя.

– Ты дома?

– Не совсем – у подруги! – несколько замялся Ховрин, перейдя на шепот. Вика спала рядом как всегда голой попой кверху, раскинув волосы по подушке и с полуоткрытым ртом.

– Это где? – спросил Максимов.

– На Бутлерова. – Сразу и не смог вспомнить номер дома. Аптека «Зеленый мир» там на первом этаже, а номер из головы выпал.

– Знаю я этот дом, – сказал Максимов после некоторой паузы. – Собирайся. В десять буду ждать тебя напротив аптеки.

Ховрин вышел из дома без десяти. Сверкающий черный «Ниссан теана» остановился рядом с ним ровно в десять. Опустилось стекло. Максимов из салона кивнул на пассажирское место: «Садись». Он был в машине один. Сразу резко тронул с места. Какое-то время ехали молча. Остановились на светофоре, потом Максимов, взглянув на Ховрина, спросил:

– Проснулся?

– Нормально.

– По девчонкам бегаешь? – ухмыльнулся Максимов. – Это хорошо. Так и надо.

Ховрин на это ничего не ответил.

– Сейчас заедем домой к Данилову, там типа будет планерка, потом уже сядешь за руль.

Максимов вел машину спокойно, ровно, без рывков и в то же время стремительно.

– Характер человека можно определить по манере вождения. Например, вон тот фордец рыскает туда-сюда, не включая поворотников, резко набирает скорость и тормозит, встает прямо на пешеходном переходе: водитель – явный психопат. А вот другой, который выкидывает окурки в окно, или, вон тот, который, открыв дверь, харкает на дорогу. Отхаркаться и наплевать на дорогу верный признак глубокого мудака, – прокомментировал Максимов. – Это многое говорит о человеке: поверь, он и в жизни такой. Или вон «зубило» с наклейкой на багажнике «Гера». Сразу понятно, что этот самый Гера – полный мудак…

В этот момент «теану» подрезали, Максимов догнал наглеца, посигналил, замигал фарами. Впереди идущая машина резко отстановилась, оттуда, распахнув и оставив открытой дверь, выскочил довольно высокий и плотный чернявый парень, рванул к «теане», но, увидев Максимова, вдруг побежал совсем в другую в сторону – через сквер в подворотню.

– Почему он свалил? – удивился Ховрин.

– У него уже есть опыт, – ухмыльнулся Максимов, – и он принял единственно правильное решение. – Потом после паузы добавил: – Ты не поверишь: мы уже однажды встречались.