Телохранитель

На обратной дороге на КАДе Ховрин стал клевать носом. Снова поменялись, и Максимов, тоже позевывая, довез Ховрина до самого дома. Но тут случилось неожиданное.

Там, где дом заканчивался, был проезд во двор. Оттуда торчало хищное рыло БВМ. Ховрин остановил машину, не доезжая метров пятидесяти.

– Эти что ль? – указал Максимов подбородком в их сторону.

Ховрин до этого рассказал ему, что какие-то типы приезжали на БМВ и стояли там уже несколько дней.

– Фиг знает, – заколебался Ховрин, – номера не вижу. Так-то вроде похоже… Такая же бэха… Точно не помню.

Подъехали поближе, присмотрелись.

– Странно. Там вроде только один. Сейчас его и возьмем, – сказал Максимов.

– Жаловаться не будет?

– Кому? Это преступники, обращаться в полицию для них западло.

– А что ему надо?

– А вот мы и спросим его.

– А если не скажет?

Максимов ухмыльнулся:

– Скажет как миленький. Никто не выдержит настоящего допроса. Таких людей не существует в природе в принципе. Еще не видел человека, который бы не рассказал на допросе все, что знал. Только нам нужно не признание, а истина.

Дверь в машине была не заблокирована. Максимов в один миг вытащил парня из машины, заломил ему руки, связал, замотал рот и глаза строительным скотчем, засунул в багажник «теаны». Все заняло разве что полминуты, а то и меньше.

Приехали в какой-то гараж. Парня вывалили на бетонный пол. Максимов пнул его ногой.

– Ну, и на кого ты работаешь?

– Ты просто не знаешь, кто я! Тебе конец, ты уже труп! – вопил тот, дергаясь и пытаясь вывернуться из веревок.

– Кина насмотрелся? – удивился Максимов даже с некоторым уважением. – Еще и угрожает! Обалдеть!

Он положил на лицо связанного вонючую половую тряпку, которую нашел в ведре под раковиной, и начал лить на нее из садовой лейки воду. Тот начал кашлять, хрипеть.

– Ну, и кто ты такой и кто твой хозяин?

– Да пошел ты! – прохрипел неизвестный человек.

– Ладно, – не удивился Максимов, – тогда продолжим!

Примерно после четвертого раза парень все-таки кое-что рассказал. Максимов был доволен:

– Будешь вести себя тихо, никому ничего не скажу. А если что выкинешь, сообщу твоему хозяину, что ты-то его и сдал, и он тебя просто так уж точно не отпустит. Я слышал, он любит топить людей в дерьме, а трупы вывозит на полигон в Красный Бор и бросает в химию для полного растворения. Во время Страшного Суда даже молекул твоих будет не собрать, а, впрочем, может, это и хорошо, а то все равно гореть тебе в аду за твои подлые делишки.

Парень зыркнул исподлобья, но ничего не сказал, слюни и сопли, перемешанные с кровью, текли ему на губы и подбородок. Он постоянно шмыгал носом.

Максимов взлянул на Ховрина:

– Подожди здесь.

Потом рывком закинул тело в багажник и куда-то уехал примерно на полчаса. Ховрин немного нервничал. Наконец появилась «теана».

– Поехали! – зевнул Максимов из приоткрытого окна.

Куда Максимов девал тело, Ховрин даже не поинтересовался. И вообще старался об этом не думать. Было ощущение, что он все глубже и глубже увязает в трясине ранее незнакомой ему страшной жизни.

Какое-то время ехали молча, потом Максимов сказал:

– В старые времена основным наказанием за более или менее серьезные преступления была смерть. Сейчас же преступникам строят комфортные тюрьмы, налогоплательщики оплачивают там пребывание маньяков и убийц. Боятся возможной судебной ошибки? Или в этом есть какая-то высшая идея? Странно это как-то. Раньше народу было мало, но никто никого не жалел. Сейчас людей – тьма-тмущая – один исчезнет и никто и не заметит. И миллиона, думаю, никто не заметит. И все неймется: уже начинают оживлять зародышей… Старый больной человек уже умер, отдыхает, встречается с ангелами, а его реанимируют. Странно это…

Ховрин ничего на это сказать не смог, только неопределенно хмыкнул.

Приехали на улицу Оптиков, запарковали машину и прошли через дворы. Само здание, указанное боевиком, судя по навигатору, находилось в одном из дворов. Там оказался какой-то офис – с виду необитаемый.

И тут появились двое мужчин. Оба были в кожаных куртках, плотные, обоим было уже лет, наверно, по тридцати или даже чуть больше – солидные люди, внушающие уважение, а в определенных ситуациях, даже и страх. Чисто выбритые, в вычищенных ботинках, – в коридоре за ними тянулся шлейф дорогого парфюма. Фамилия одного из них, блондина, была Коноплев. Кликуха его тянулась из первой ходки – Конопель. Было ему тогда восемнадцать лет. Сидел он за драку, точнее за жестокое избиение. Впрочем, всего-то одна эта ходка у него и была. Потом он кучу народу избил и ничего ему за это не было. Другого парня звали просто Саха. Выглядел он впечатляюще. Это было что-то вроде местной полиции в этом микрогосударстве.

– Чистые бандосы! – прошептал Ховрин, буквально притоптывая на месте, как лошадь перед забегом. Если бы не Максимов, он уже мчался бы прочь во весь опор – хрен догонишь!

– Поглядим, – процедил Максимов, внимательно глядя на подходивших страшил. Вид у него был как у мясника, поудобнее взявшего секач и прицеливающегося, как бы половчее разрубить очередную свиную тушу. Он даже чуть голову набок наклонил.

– Какого хера вам тут надо? – строго спросил блондин. – Кто вы, блять, такие? Хули тут делаете?

Строгость эта, впрочем, не произвела на Максимова никакого эффекта.

– Спокуха, братаны! Не кипешитесь, – сказал он развязным тоном, который Коноплев определил как сигнал «свой». – Малеха заплутали. Поворот не туда.

Пришлось возвращаться.

– Конечно, наказание должно быть соразмерным совершенному проступку, – между тем продолжил Максимов. – Меня батя в детстве ремнем лупил за двойки и всякие проделки, и это считалось нормальным, а сейчас ребенка вообще бить нельзя. Говорят, так правильно, но я в этом сомневаюсь: дети и животные при послаблении тут же садятся на шею. У меня приятель тренер по футболу в детской спортивной школе говорит, что он работает со «зверями». Я как-то был у него на тренировке – действительно, настоящий зверюшник! Есть вообще дети-психопаты. Потом они подрастают. Гормоны бьют им в голову, они безбашенные, им нравятся, что все их боятся и сторонятся. Это даже уже не волчата, а молодые волки, которым нравится вкус крови. Среди них нередко бывают спортсмены–недоучки. Они могут быть очень опасны, заводятся с полуоборота… Ага, вот и они. Ладно, гляди, только сам пока не лезь!

Максимов, слегка заплетаясь ногами, немного шаткой походкой, какая бывает у пьяных, подошел к группе подростков, которые болтались неподалеку, курили и поплевывали на дорогу. Завязался короткий диалог, потом Максимов, сказав им, видимо, что-то обидное, повернулся и пошел прочь. Подростки рванули за ним. Один сходу в прыжке попытался ударить Максимов кулаком по затылку, но, понятное дело, не попал. Завязалась схватка, в которой Максимов напоминал медведя, на которого напала свора собак. Собаки, впрочем, отлетали, падали и поначалу сразу поднимались, но потом вдруг вставать перестали. Это Максимов, видимо, посчитал, что представление несколько затянулось. Тут же какой-то женский голосок провизжал: «Полиция! Детей бьют!» Тетка со свекольным лицом рыночной торговки проскрипела прокуренным голосом без особых эмоций: «Так им, сволочам, и надо! Молодец, мужик!»

Еще через минуту они снова степенно шли и разговаривали. Потом сели в машину. Теперь за рулем был Ховрин.

Остановились на светофоре. В машине, стоявшей впереди, открылась дверь, водитель высунул голову и отхаркался на дорогу.

– Точно можно сказать: это полный мудак! – заключил Максимов. – Дверью по башке ему бы вьебашить! Правда и тогда не поймет.

«Он и по жизни такой», мысленно продолжил Ховрин.

В пятницу уже после девяти вечера позвонил сам Данилов.

– Витя? Ты мне нужен. Встречаемся через полчаса. Поедешь со мной. Мне нужно прикрытие со спины. – Ховрин, похоже, уже стал признанным специалистом по прикрытию тыла.