Телохранитель

– Ну, да: клин клином…– покивал Данилов. – Еще как-то раз в Москве – на Юго-Западе – я шел, тоже чуток поддавши. И вдруг сказочно красивая девушка в сквере с таким милым украинским говорком, хыкая, к тому же ослепительно улыбаясь, зовет меня: «Мужчина, можете мне помочь?» Знаешь, до этого ко мне никогда не приставали на улице: значит, точно потерял форму. – Тут он погладил свой выпирающий живот. – Я, как под гипнозом, не думая, иду туда, и вдруг – хвать! – меня берут под ручки два здоровенных бугая, а красавица своими нежными наманикюренными лапками лезет мне за пазуху за моим же бумажником. И лицо этой красивой, вроде бы, поначалу, девахи вдруг реально изменилось: в один миг стало злобным, она оскалилась – ну, истинная ведьма – произошло реальное превращение, и я тут же со страху рефлекторно лбом плющу ей нос, а потом вырубаю этих двух козлов. Получилось тогда, пожалуй, даже слишком жестко, поэтому я быстренько оттуда и свалил, а то, ума ведь хватит: присудят превышение необходимой обороны. Вряд ли они когда-нибудь еще пойдут на грабеж, – ухмыльнулся Данилов. – Уходя, я обернулся: двое лежат, девка стоит на коленях, раскачивается, держится горстью за лицо, а оттуда хлещет кровища – реально, как из крана – аж капает с подбородка. Про козлов-подельников не уверен, а девка-то точно осталась жива, сделает пластическую операцию, все будет у нее хорошо. А мы в тот день похоронили одного нашего товарища, и я как раз шел с поминок. Хороший был мужик, настоящий профессионал, а погиб совершенно по-дурацки: неловкий солдат, который шел рядом с ним, зацепил растяжку. Их всех и посекло. Вспоминаю его – сердце ноет.

Помолчали.

– Да, Москва… Кого там только нет, – покивал Ховрин. Ему в принципе было все равно, просто нужно было что-то сказать. Он и в Москве-то никогда не был.

– А мне она нравится. Москва теперь вообще новый Вавилон. Смешение народов и языков, – сказал Данилов. – Выйдешь в центре и не сразу и поймешь, где находишься – словно в другой стране.

– Ага…

– Хотя нет, новый Вавилон это, скорее, Париж. По Монмартру вечером идешь – жуть! Вокруг одна черная Африка – чистый Занзибар. Даже проститутки и то все черные. Десять лет назад такого еще не было. Но все как-то привыкли и ничего…

Снова помолчали. А тут как раз и приехали еще в одно место.

– Ну, если не здесь, то даже и не знаю, где, – пробормотал Данилов.

В той квартире сидели трое: Галямов, Васильков и еще один рыжий веснушчатый тип по кличке Джексон. Смотрели футбол, выпивали. Шла неторопливая беседа. Васильков рассказал новости.

– Он запал на Шестакову? Наташку? Да что ты говоришь! – оскалился Галямов. – Вот ни хрена себе! Ни фига он не получит. Она – наша! Кто с нами будет грибы кушать, курить дурь? У тебя где та запись, ну, та самая, где «соси, соси до последней капли»? А ты тогда кончил ей прямо в глаз! Помнишь? Ха-ха-ха! Да она вся тогда была залита. Сперма была даже в волосах. У всех троих отсосала. Многостаночница. Бухая в хлам. Глаза у нее были в кучу. Ха-ха-ха!

– Да отпусти ты ее! – махнул рукой пьяненький Васильков. – Девушка хочет замуж, родить ребенка, а ты хочешь ей помешать. Не надо этого делать. Сам тогда на ней женись!

– Я? На ней? – Галямов даже оторопел. Потом какая-то мысль промелькнула: – А может и женюсь. Это идея! Надо подумать.

– А мы будем приходить в гости и просить ее отсосать нам по старой памяти? – гоготнул Джексон. – Саня прав: отпусти ты ее нах! Новых телок найдем. Восемнадцатилетних. Тыща-две в час – их припрется целый табун. Почти целки. Хе-хе…

– А я люблю, чтобы бесплатно! – стукнул по столу кулаком Галямов. – По любви.

– А ты не боишься, что тебя за такие дела Бог накажет? – вдруг промямлил Васильков. – Девчонка-то нормальная – ну попала под твою конскую елду. Не повезло ей. Ты же сам ей тогда какую-то херню в коктейль подлил. Я же помню.

– Могла бы и не пить, – буркнул Галямов. – Не отпущу ни за что – мне она самому нужна. Буду драть, когда захочу. Может, действительно на ней жениться?

Еще выпил.

– Нет, никуда не отпущу – она меня вполне устраивает! – кипятился он. – Я слишком много на нее потратил, чтобы кому-то отдавать. Мы и видео сняли, как она у всех отсасывает, и как я мы ее жарим во всех позах. Милое домашнее порно. Только пусть попробует рыпнуться – пошлю хахалю, выложу в Интернет. Всем, с кем она дружит «В контакте». Хахаля тоже отхуярить можно. Говорят, видели ее как-то с каким-то очкастым. Это жених и есть? Она – моя, пока мне не надоест. Когда надоест – отпущу, сам буду решать! Может даже приданое дам. Поставлю условие: двадцать минетов – и свободна! Согласится?

Ответа он не получил. Галямов задумался, потом сказал:

– А ведь это ты, Джексон, гад, все тогда и задумал и спланировал.

– Я в тот момент был как бес-искуситель, а ты не должен был поддаться! Я как попку ее увидел… Ух!.. А вот теперь раскаиваюсь, поэтому и съемку ту стер.

– Как это стер? – У Галямова даже кусок шашлыка изо рта выпал. Кетчуп запачкал ему губы, подбородок и выглядел как кровь у вампира. – Охуел?

– С телефона перенес на комп, а комп сдох, пришлось менять винчестер. Все пропало!

– Врешь! Ты сам только что сказал, что сам стер!

– Зуб даю! А сейчас думаю, что это и к лучшему. Потому что это Зло! Накачали хорошую девочку дрянью, подлили дури в коктейль, она и поплыла. В нас заложены темные инстинкты, потом она наверно жалела, – предположил Джексон, впрочем, не слишком уверенно. – Если бы с моей девчонкой или дочерью такое сделали, я бы всех убил.

– Только ничего уже не поделаешь! Что сделано, то сделано, – Галямов развел руками. – Знатно тогда выебали ее втроем! Она сама хотела. Ведь никто тогда ничего насильно с ней не делал. Она сама тогда пришла, покурила-выпила для расслабона. Она сама этого хотела. Говорят, многие женщины имеют тайные грезы и фантазии, чтобы их изнасиловали трое мускулистых жопастых молодых красавцев с большими членами. Это вовсе не означает, что они хотели бы этого в реальности, да и не может такого быть. Красавцы вполне могут оказаться педиками, а гигантскочленные насильники – какими-нибудь грязными вонючими ублюдками, зараженные сифилисом…

– Типа нас, – буркнул Васильков. – Так, значит, не боишься наказания? А я вот боюсь. Тот очкастый ее любит, а ты ее не отпускаешь. Ты – злодей! – Васильков потряс вилкой с насаженным на нее куском мяса.

– Это я – злодей? – Галямов задумался, пораженный этой мыслью, потом сказал: – Выходит, что да, злодей. А вот все равно не отпущу! Сам буду трахать! Я решил: двадцать минетов и тогда свободна! Такое мое условие.

Подумал еще, потом сказал:

– Кстати, давненько я ее не видел… Последний раз с месяц назад у меня была, все скулила: «месячные, месячные» – все, значит, врала, сука. Телефон всегда занят. Где, блядь, она прячется?

В этот момент в дверь постучали. Звонок не работал.

– Это судьба стучится к нам в двери, – буркнул Галямов и проорал: – Заходи, открыто!

Вошел человек. Это был Данилов. Ховрин держался на два шага позади него.

Наступила тишина. Стало слышно, как у Василькова заурчало в животе.

Самым сообразительным оказался Джексон:

– Я все стер! – сказал он даже подобострастно. – И никаких копий. Абсолютно. Глупый эпизод. Случайно получилось. Мы очень сожалеем. Не знали. Раскаиваемся. Послали ей съемку по глупости. Есть девушки, которым такое нравится… Извините…– он растерянно заморгал рыжими ресницами.

Данилов смотрел, ничего не говоря. Он мгновенно из троицы вычислил Галямова как лидера и главного затейника. Потом сказал:

– Она тоже раскаивается. Что сделано – то сделано. Назад, к сожалению, не открутишь. Но на этом все. Никаких звонков, грязных предложений. Если я что-то узнаю, последствия для вас, парни, будут самые тяжелые… Для всех троих, даже если один из вас приблизится к ней или просто позвонит.

– Мы все хорошо поняли, – угодливо сказал Джексон. Васильков болванчиком закивал со своего места. Галямов смотрел хмуро прямо в глаза Данилову. В нем вдруг возникло странное чувство, которое он никак не мог понять. И вдруг вспыхнуло: «Я же ее люблю! Как это я ее никогда не увижу? Я же не могу без нее жить! Срочно жениться! Видеть ее, любить каждый день!» Салюты и фейерверки в его душе перемежались с грозами и туманами. Лицо его менялось, как в фильмах ужасов: от явно злодейского до бесконечно доброго.

Данилов теперь ждал реакции именно от него. И все ждали. Наступившая минута стала очень длинной. Галямов откашлялся и сказал то, чего от него никак не ожидали услышать:

– Вы не поверите, но я ее очень люблю. И все это получилось как-то по-дурацки, случайно, выпили, покурили дури. Я ее действительно очень люблю. И не знаю, что теперь делать. Скажите, как мне теперь жить?

– У тебя, парень, был выбор, но ты его просрал, – сказал Данилов. – Ты ей поначалу понравился, она потому и пошла тогда с тобой, а ты устроил групповуху.

– Я тогда еще не понимал. Выпивши были. Джексон, на хера ты принес дурь?

Тот молчал, глядя на Галимова со страхом и недоумением.

– Ты разрушил мою жизнь! – сказал Галямов.

Данилову это поток розовых соплей начал надоедать.

– Так мы договорились? – спросил он.

– Ладно, – выдохнул, опустив голову, Галямов. – Пусть так.

И Данилов с Ховриным ушли. Ховрин был несколько разочарован: по мордасам этим типам вполне можно было бы настучать – для ума. Он готов был помочь – ведь явные сволочи. Сказал об этом Данилову. Тот покачал головой:

– Нет, так лучше. Не останется злобы. Напутают же люди сами себе проблем. Но ей повезло, что не связалась с этим дерьмом. Я про Гулямова. Плохой этот человек. И сам знает, что плохой.