Телохранитель

А Галямов тут же и набрал номер Наташи. Сам еще не знал, что будет говорить. Однако номер не отвечал. Потом набрал с телефона Джексона, подумав, что, может быть, она внесла его самого в «черный список». Результат бы тот же. И тут снова раздался стук в дверь.

– Вот нам и пиздец! – торжественно и почти радостно объявил Джексон. – На хера ты звонил?

Васильков, понурясь, пошел открывать, готовый, по его словам, получать «офигенных пиздюлей». Однако, как оказалось, это привезли пиццу.

– Какая сволочь заказывала? – спросил Васильков чуть не со слезами. – Я чуть не обосрался.

– Я. И забыл, – промямлил Джексон. – Сам чуть не обделался. Ведь специально дверь открытую оставил.

Галямов же мучительно думал: он уже никогда ее не увидит, не разденет, не будет целовать ее тело, соски, мять груди, входить в нее, вдыхать запах ее волос, кожи, просыпаться с ней рядом… Никогда. Его вдруг объял ужас. Он не знал, что делать. Подкараулить ее и сразу сделать предложение? Она должна согласиться! А если откажет? Тогда избить ее в кровь, распороть лицо! Чтобы никому! Нет, уже никогда. Никогда.

– Водка у тебя есть? – хрипло спросил он Джексона. Это была то ли квартира самого Джексона, то ли каких-то его родственников, то ли он ее снимал.

– Должна быть! – угодливо на полусогнутых помчался на кухню Джексон.

В это время Данилов с Ховриным уже ехали домой.

Это было в понедельник. А во вторник утром Ховрин отправился в военкомат. Еще в пятницу ему позвонили, чтобы непременно был.

Там его посадили за стол в кабинете, где со скучающим видом сидел один майор.

– На-ка, пока заполни!

Майор положил перед Ховриным два листа анкеты. Ховрин грыз ручку, думал, что написать. Майор заглянул ему через плечо.

– Пишешь?

– Уг-м!

– Пиши-пиши. И будь осторожен: каждый год в мире погибает сто человек, подавившись шариковыми ручками!..

– Чего сегодня делал? – спросила вечером Катя.

– Был в военкомате.

– И что там?

– Анкету заполнял. Мутят что-то, толком ничего не говорят…

Эта неделя проскочила невероятно быстро. Внезапно наступила пятница. Впереди были выходные. Ховрин уже собирался звонить кому-нибудь из девчонок, чтобы куда-нибудь вместе сходить.

Часа в два позвонила сама Даша Петрова, спросила как дела, договорились в выходные встретиться. Шебутная была девчонка эта Даша Петрова. Она приклеивала себе очень длинные ресницы. Ховрин как-то просмотрел фотографии на ее страничке в «ВКонтакте». На снимках гоповидные парни таращились в объектив, топырили пальцы, высунув языки. Лица почти у всех девушек были глумливые, как у порноактрис. Вид у них был самый блядовитый. Все целовались друг с другом, щупались, пили пиво прямо из горлышка или банки. Кто-то лежал в блевотине. У него на лбу помадой было написано “Fuck”. Такая же пьяная девчонка тут же валялась с заголившимся животом. От фоток осталось ощущение легкой тошноты, хотелось вымыть руки. С другой стороны на таких тусовках было довольно весело. На одной такой и познакомились. На новогодние каникулы у одного из знакомых парней «родаки» уехали за границу, кажется, во Вьетнам. Тут же началась гульба, почти ежедневные вечеринки. Прокурили всю квартиру, перебили часть посуды, заблевали ковер, заспермили диваны и кровати. Там на утро и проснулся Ховрин рядом с полуголой Дашей, а потом и познакомились. Еще пару раз там же тусили, а потом соседи вызвали полицию из-за драки на лестнице: двое парней не поделили девчонку. Где-нибудь в деревне зашли бы за дрова и там наскоро перемахнулись, потом и разошлись без обид, прижимая багровеющий комок снега к разбитому носу, а тут – скандал, наряд. Пришлось платить штраф наличкой. И теперь наверняка намечалось нечто подобное. У Ховрина от мысли об этом сладко заныло в паху.

Однако вечером, около восьми, ему позвонил Данилов:

– Надо будет скататься на поезде в Москву. Туда и обратно. Сегодня в двадцать три-пятьдесят пять на «Красной стреле» и назад завтра на дневном «Сапсане». Возьми с собой паспорт. Все оплачено.

– Что надо делать?

– Встретишь на Московском вокзале человека с сумкой, дотащишь эту сумку, куда он скажет. Он сам не может. У него рука болит. Тебе хорошо заплатят. Не бойся: не оружие и не наркотики. Только бумаги.

Человека с больной рукой звали Семен Яковлевич. Это был полный, лысоватый, толстогубый человечек очень печального вида. В темных глазах его была ирония по отношению к жизни вообще. В целом же он вызывал симпатию. Даже у проводницы. Она мигом принесла два стакана чая, причем сама была этим явно довольна. Проводница еще принесла пакеты с едой. Семен Яковлевич к ним не притронулся, а достал из пакета, который он нес уже сам, курицу. Курица была хорошо прожарена. Были в пакете и салфетки, чтобы протирать жирные руки.

Захлопнули дверь купе, закрыли на замок.

– Что там? – кивнул на сумку Ховрин. – Больно уж тяжелая.

– Деньги,– прокаркал Семен Яковлевич, доставая еще и вареные яйца и хлеб – как это и полагается в поездке.

– Шутите? – не поверил Ховрин.

– Посмотри.

Ховрин пододвинул сумку к себе. Вживкнув молнией, открыл. Сумка была битком набита банковскими упаковками.

– И сколько тут?

– Миллион, – важно кивнул Семен Яковлевич.

– Долларов?

– Даже чуть больше, только в рублях.

– Обалдеть! Целое богатство! А на вид вроде как разрисованная бумага.

– И меня это всегда удивляет, – покивал Семен Яковлевич. – Кто-то работает, тратит свое время, здоровье, свою единственную неповторимую жизнь. А оценивается это вот в эти самые цветные бумажки. Считается самое великое изобретение человечества!

– А на фига вам столько? – полюбопытствовал Ховрин.

– Домик хочу прикупить под Москвой. В Барвихе. Или в Жуковке. Есть два варианта. Буду выбирать.

– Под Москвой? В Барвихе? Думаете, хватит? – засомневался Ховрин.

– Меня домишко, предлагаемый за эту цену, вполне устраивает, – сказал Семен Яковлевич.

Он поднял, взвесил на руке один денежный кирпич и положил его обратно в сумку. Вжикнув, закрыл молнию.

– Конечно, в Лос-Анджелесе можно купить домик и получше и подешевле, и даже на побережье океана. Да только Лос-Анджелес-то, родимый, далеко – на выходные ведь туда не выедешь и постоянно жить там тоже не будешь. А я хочу жить за городом круглый год – свежий воздух, природа. И от города близко, если захотелось куда-нибудь типа в театр, – проклокотал Семен Яковлевич. В его голосе было что-то нечеловеческое.

– А чего вы не поехали на «Сапсане» – ведь гораздо быстрее и удобнее?

– Там, как и на самолете, досматривают багаж, – ответил Семен Яковлевич. – Могут возникнуть лишние вопросы. – С хлюпаньем он втянул в себя чай, причмокнул. – Хорощ. Люблю поезда, хотя и редко езжу – все летаю. Быстрее, бизнес-класс, кормят хорошо, а все равно самолеты не люблю.

Захрустел печеньем. Прихлебнул еще чая.

– Спасибо, что согласился. Не хотелось ехать одному. Сам понимаешь. Надеюсь, ты не храпишь?

– Вроде нет.